Америка — как есть - Владимир Романовский

Не оставил. Начались нефтяные дела, сталелитейные дела, железнодорожные дела. В пятьдесят два года Карнеги женился на Луизе Уитфилд, богатой наследнице. Через десять лет у них родилась дочь Маргарет.

«Оставить» получилось лишь к шестидесяти пяти. Тем не менее, «лишние» деньги у Карнеги не залеживались. И во время занятий бизнесом, и по уходе в отставку, Карнеги развлекался филантропией так, как ею, возможно, не развлекался ни один человек в истории. Вот, например:

На свои деньги построил и оснастил три тысячи библиотек (из них тысячу шестьсот в Америке, остальные — в Англии, Шотландии, Ирландии, Австралии, Новой Зеландии, Вест-Индиях и на Фиджи). Строил всегда с условием, что ему бесплатно предоставят землю для строительства, затем он на ней, на этой земле, построит здание и оснастит его книгами и меблировкой, а дальнейшую заботу о библиотеке возьмет на себя правление местности.

Финансировал бесчисленное количество университетов по всему миру. Также, бесчисленное количество больниц.

Основал фонды для пенсий учителям.

Заплатил за постройку семи тысяч церковных органов (сказалась, помимо всего прочего, слабость к музыке).

Основал в Алабаме университет для негров.

Основал два Фонда Героев — один в Америке и один в Англии. Награды за героизм — не обязательно военный.

На углу Седьмой Авеню, в двух кварталах от Центрального Парка, красуется сооружение функционального толка, но не двадцатого века, а конца девятнадцатого. Называется — Карнеги Холл. Построен в стиле псевдо-ренессанса по проекту Уильяма Бернета Татхилла. Колонны и арки украшают лишь вход и часть фасада. Вестибюль без претензий на роскошь, хоть и мраморный. Сам зал (основной, есть еще два малых зала) в акустическом отношении решен интересно и безупречно — в высоту он больше, чем в длину и в ширину, и известен «теплотой» звука. Знал Карнеги, кого пригласить дирижировать концертом в первый вечер новой этой филармонии. Верди ничего интересного давно не писал, Вагнер умер, Пуччини не успел еще стать мастером. Поэтому на открытие прибыл лучший в тот момент из живущих и действующих композиторов цивилизации — Петр Чайковский.

С Карнеги Холлом связано несколько забавных инцидентов. Так, к примеру, во время исполнения концерта Сергея Рахманинова для двух роялей, Рахманинов и его партнер играли себе, играли (с роялями, поставленными крест-накрест), и вдруг партнер потерял линию и, не зная, что делать, остановился. И смотрит на Рахманинова. Рахманинов тоже остановился. Не забудем очень хорошую, «теплую» акустику.

— Где мы, а? — спросил партнер.

На что Рахманинов невозмутимо и четко ответил:

— В Карнеги Холле.

В 1901-м году, полностью продав все свои предприятия, Карнеги стал самым богатым человеком в мире. Когда в 1919-м году он умер, по его завещанию розданы были (на филантропические цели) последние деньги, остававшиеся на его счету — тридцать тысяч долларов.

Его некогда партнер Хенри Фрик отписал американскому народу свой особняк, содержащий коллекцию живописи, которой позавидовал бы иной столичный музей. Будете в Нью-Йорке — зайдите в Коллекцию Фрика.

Интересные были тогда предприниматели, не так ли. И не только в Америке. Некто Третьяков, к примеру, купеческого сословия, тоже ведь подарил свою коллекцию народу.

Единственный соблазн, с которым Карнеги не мог бороться был — ставить свое имя на всех своих благотворительных начинаниях.

Ну и, конечно же, поговаривали (и сегодня поговаривают) что филантропией своей Карнеги компенсировал свою обычную безжалостность по отношению к людям, на него работавшим. То бишь, обирал рабочих. Возможно, было такое. Но обирали рабочих многие. И очень немногие из тех, кто обирал, строили на свои средства библиотеки публичного пользования.

В восьмидесятых еще годах был построен, а в Бель-Эпокь достроен и надстроен, Метрополитан-Музей в Нью-Йорке. Прелестное это здание в стиле, предшествующем так называемому «академическому классицизму» было первым в мире, построенным собственно для развешивания картинок. Все остальные были до этого — дворцы да особняки, пусть и бывшие. Фасад здания отличается величественной простотой и так же узнаваем, как фасад Лувра.

Американской богеме в то время жилось, как всегда, не сладко. Но выбившимся — особенно писателям — платили солидные, лучшие в мире, гонорары. Более того. В то время, как русская литература взяла тайм- аут, решив погрязнуть в алгебраическом «модернизме» (а русская поэзия жеманилась напропалую, все глубже утопая в неимоверной пошлости), в то время, как литературная Франция была на исходе, Германия писала неубедительно, Англия могла похвастать только Уэллсом и Шоу и ревниво делила Киплинга с Новым Светом и Индией, в Америке начался неожиданный подъем — именно литературы. Помимо Джека Лондона, по-своему эпохального, проявился вдруг будущий король сентименталистов О. Генри. Был ли он великим? Кто знает. Работал он в очень легкомысленном жанре. Но попробуйте мысленно убрать из истории литературы — ну, скажем, Золя. Ощутимая потеря. А теперь попробуйте убрать О. Генри. Катастрофа!

И, надо сказать, что американская литература, основателем которой считается Вашингтон Ирвинг, литература, дававшая о себе знать редкими вспышками весь девятнадцатый век, в двадцатом превратилась в течение, и течение это стало единственным за весь век литературным течением. Остальной мир перешел на отдельные редкие вспышки.

Современник Джека Лондона, Франк Бом, выходец из зажиточной немецкого происхождения семьи, занимался предпренимательством, адвокатской деятельностью, и еще многим разным, и весьма успешно. Его тяготила беззаветная любовь к театру. Время от времени он ставил на свои деньги спектакли и участвовал в них сам. Спектакли проваливались (в основном, кроме одного, который принес кратковременный денежный успех театральным начинаниям Бома). Будучи уже женатым, вступившим в средний возраст, после очередной неудачи и потери всех средств, Бом решил написать романной длины сказку для детей. По мысли Бома, время поучительных сказок с моралью прошло, и теперь (в Бель Эпокь) следовало писать сказки исключительно приключенческо-волшебные. (С легкой руки Вагнера все творческие люди увлекались теориями о том, как надо и как не надо). И Бом написал такую сказку. Успех «Волшебника из страны Оз» получился беспрецедентный — о штате Канзас, девочке Дороти и дороге из желтого кирпича заговорил весь мир. Время от времени Бом пытался писать другие вещи — и серьезные, и волшебные — вопреки просьбам издателя. Но он не мог и не умел отказывать детям, а они заваливали его письмами с просьбами о продолжении. И время от времени Бом возвращался к стране Оз, и написал в общей сложности четырнадцать романов на эту тему.

Появились Дос Пассос и Фитцджеральд, модные, слегка манерные, но тут же возник Деймон Раньон, и сразу вслед за ним Генри Каттнер, основатель литературной фантастики (Уэллсу до него узаконить жанр не удалось). И если учесть, что все это привело к появлению Уильяма Фолкнера — игра стоила свеч.

Но Теодор Рузвельт, въехавший на правах хозяина в Белый Дом после убийства МакКинли, а затем переизбранный на второй срок, ничего об этом не знал. Возможно, ему забыли доложить.

Во время его правления Соединенные Штаты вели войну на Филиппинах. Не совсем это была война, а больше — отстрел партизан.

История Филиппин забавна и трагична одновременно.

Климат этого архипелага — типично тихоокеанско-островной, уютный. То есть, приятный и удобный для безбедного существования.

Возможно изначально на архипелаге жили обыкновенные маори — самая безобидная раса из всех, хотя и они при определенных обстоятельствах склонны повоевать. Но затем архипелагом заинтересовались азиаты, благо от Азии там рукой подать. Возможно, на первых стадиях имело место смешение рас. А может азиаты сразу вырезали все местное население. Так или иначе, сегодня филиппинец — монголоид, но с темной кожей.

Первый белый человек, ступивший на землю архипелага, был португалец по имени Фердинанд Магеллан. За Магелланом прибыли испанцы, посланники того самого отца Дона Карлоса, блондинистого Филиппа Второго. Они назвали архипелаг в его честь, водрузили на пригорке испанский стяг, и приступили к постройке церквей в мавританско-испанском стиле и к разборкам с населением. За три века католичество укрепилось на архипелаге прочно.

Архипелаг то и дело атаковали пираты, в основном китайские, и с ними велась борьба, в основном испанцами, и при этом не только островные гарнизоны, но и славная Армада приходила на помощь колонии. Возможно, китайцы и раньше досаждали архипелагу, и возможно именно поэтому население долгое время охотно мирилось с испанским присутствием, взявшим его, население, под защиту.