Америка — как есть - Владимир Романовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме МакКинли. Бывший вояка сопротивлялся и уверял всех подряд, что все это ерунда, что незачем начинать войну по таким пустякам, как пропажа инвестиций каких-то авантюристов. И войны бы не было никакой, если бы не случай.
Глупость человеческая не знает пределов. Посол Испании в Вашингтоне переписывался с кем-то из своих, наследники Пинкертона за перепиской в связи с кубинскими конфликтами следили, и некоторые письма вскрывали. И одно из писем показали МакКинли.
Сперва он отказывался читать, поскольку чужие письма читать неприлично. Но ему объяснили, что это вовсе не частное письмо, а политическое. Он прочел. Письмо как письмо, вполне враждебное, но мало ли какие у кого враги бывают. И опять никакой войны не было бы, если бы не один аспект, а именно — в письме этом испанский посол имел глупость презрительно отозваться об американском президенте. Мол, что он понимает, этот МакКинли, деревенщина, чего с ним считаться, что ему скажут, то он и сделает, поскольку туп и малокультурен.
МакКинли помрачнел, поразмышлял, и принял решение. Испании была объявлена война.
Война эта длилась с перерывами, но общее количество действий и их продолжительность были смехотворны. Было несколько сражений — за Кубу, за Филиппины, за Гоам. Грозная Армада оказалась ни на что не способна — старая и дряхлая, она была разгромлена, потоплена, окружена, взята в плен, взорвана — все это одновременно. Затем по старой американской традиции в Париже был подписан мирный договор и испанцы удалились с Кубы, из Венесуэлы, и еще откуда-то. Испанская Империя перестала существовать. Все это произошло в 1898-м году, на заре Бель Эпокь.
Раз уж к слову пришлось:
Бель Эпокь, также известная как Париж-1900, была действительно блистательной эпохой. Слава французских импрессионистов еще не потускнела. Веристы в лице Джакомо Пуччини написали «Тоску» и были на пике популярности. Вскоре последовало второе рождение венской оперетты. Английский театр переживал очередной ренессанс.
Весь этот блеск свободно умещался в нескольких центральных кварталах Парижа. Кварталы эти тонули в океане повальной, частично спровоцированной Индустрией, нищеты. Нищета начиналась в километре от Лувра и распространялась дальше сферически. Тут и там светили оазисы блистательности, парижские отголоски — тоже по нескольку кварталов — в Берлине, в Лондоне, в Санкт-Петербурге, в Нью-Йорке, в Сан-Франциско. Очаги респектабельности в кучах индустриального мусора, в столпотворении трущоб, в упадке морали. Мусор давал о себе знать — беспорядками, огнестрелом, бомбами, демонстрациями.
Леон Чолгош, двадцати семи лет от роду, сын русско-польских иммигрантов, недоучился — как и президент МакКинли — работал на заводе, заводил долги, и так далее, и почитывал соответствующую литературу. Более всего его интересовала концепция анархии. Особенно большое впечатление произвела на него лекция некой Эммы Голдман, одной из главных феминистических анархисток эпохи. Он встретился с нею лично один раз и она его окончательно убедила.
На фоне индустриальной нищеты в городе Баффало, у самой Ниагары, решено было провести Всеамериканскую Экспозицию — нечто вроде выставки достижений. В частности, на этой выставке демонстрировался первый в мире рентгеновский аппарат. Президент МакКинли прибыл на выставку, надев красивый костюм. Чолгош приблизился к президенту, прикрывая револьвер носовым платком, и выстрелил два раза.
МакКинли стал первым американским президентом, прокатившимся на авто — мотор скорой помощи. Пули искали хирурги, одну просмотрели почему-то, рентгеновский аппарат стоял невостребованный. Вскоре начался сепсис, после чего наступил паралич и президент умер.
На суде Чолгош выразил, что, мол, ни о чем не жалеет, и сделал бы все тоже самое еще раз. Его казнили, посадив на электрический стул и три раза подав напряжение в 1700 вольт.
Несколько лет спустя английский драматург Джордж Бернард Шоу в предисловии к одной из своих пьес описал эти события таким образом:
«Леон Чолгош сделал Президента МакКинли героем и мучеником, убив его. Соединенные Штаты сделали Чолгоша героем и мучеником. Тем же способом».
ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОЗОЛОЧЕННЫЙ ВЕК
Еще в бурные семидесятые Марк Твен (по традиции в России из возможных вариантов произношения этого псевдонима выбрали галлицизированный) написал, в соавторстве с Чарльзом Дадли Уорнером, сатирическую повесть «Позолоченный Век». В повести этой рассказывается о городе, который с большого расстояния выглядит так, будто сделан из золота. А на самом деле он просто покрашен дешевой краской, имитирующей золотой цвет. Сатира в представлении современников Марка Твена изображала Вашингтон и его политику, но, как водится, суть ее была гораздо шире и относилась к эпохе вообще.
Двойственность творчества Марка Твена из сегодняшнего далека представляется неизбежной. Южанин Самьюэл Клеменз не мог не симпатизировать разгромленной Конфедерации. Журналиста-странника Клеменза не могла не раздражать повсеместность отголосков недавнего конфликта Севера и Юга. Писатель Марк Твен не мог не тяготеть к Северу, где ему предоставлялись любые возможности, и не презирать Юг, где не было ни издателей, ни типографий, способных создать кому бы то ни было мировую известность.
Поэтому главный герой романа «Янки при дворе Короля Артура» конечно же северянин. Из Коннектикута. Точнее, из Хартфорда, штат Коннектикут.
Янки этот, идеальный Янки, собирательный образ, символ американской предприимчивости и энергии тех лет, в реальной жизни, конечно же, совершенно невозможен. Напомню, что согласно сюжету, прибывает он в раннее средневековье, в Англию, которую не посетили еще не только викинги, но даже саксы — валяется себе неприкаянный обломок Римской Империи, населенный неизвестно кем. В этой артуровой Англии у Марка Твена уже наличествуют железные доспехи, закрывающие целиком тело воина и его лошадь (очевидно, писать о совершенных дикарях, какими и были воины Артура и окрестное население, Марку Твену было скучно, и он перенес Камелот в более позднюю эпоху). В короткий срок (несколько лет) энергичный и предприимчивый Янки создает в средневековой Англии индустриальный мир конца девятнадцатого века, включающий в себя заводы, электростанции, разветвленную сеть железных дорог, биржу, телефон, и прочая и прочая — все это без справочников, без достойных коллег, без заготовок, в одиночку, обучая по ходу дела самых молодых и горячих премудростям индустриального общества. Подразумевается, что он достаточно знает для всего этого физику, химию, геологию, кузнечное дело, строительное дело, агрикультуру, архитектуру, машиностроение, текстиль, и так далее. Подразумевается также, что все это он может создать собственными руками. И также подразумевается, и даже говориться открытым текстом, что он не особенный, но рядовой, Янки.
Одновременно с Позолоченным Веком и индустриальной нищетой, в мире, и в Америке, родилась легенда об этом типе американца — предприимчивого, сметливого, практичного, прагматично гуманного, веселого, полного энергии. Марк Твен всего лишь эту легенду зафиксировал в литературе. Легенда имела основания, конечно. Америка — очень большая страна, а во время бума Индустрии возможности для белых людей типа перекати-поле действительно были в Америке неограниченные.
Есть и еще одна особенность у этого образа Янки. Сегодня она выглядит не очень понятно, либо ее предпочитают не замечать. Дело в том, что (приглядитесь) этот самый Янки — более или менее бескорыстен. Деньги как таковые его не интересуют, жажда наживы его не обуревает. Деньги ему нужны как одно из подручных средств.
Образ понравился всему миру. Для этого в образе было достаточно правдоподобия. Именно янки ассоциировались в цивилизованном мире с таким образом. Невозможно представить себе в этой роли немца, француза, русского, англичанина или испанца.
Но предприимчивые рубахи-парни — одно дело, а были дела и покруче.
Андрю Карнеги объявился в Америке в возрасте тринадцати лет. Бедная шотландская семья. Хорошие лидерские качества. Работал на хлопковой фабрике (за доллар двадцать в неделю), затем телеграфистом на железной дороге. Замечен как способный работник одним из владельцев Пеннсильванской Линии Томасом А. Скоттом и назначен на место интенданта. В Гражданскую Войну Скотт сделался помощником военного министра северян, и Карнеги отправился с ним на фронт. В конце войны познакомился с изобретателем спального вагона Джорджем Пульманом и вошел с ним в долю. Быстро разбогател. Уже в тридцать три года проявил оригинальность, написав самому себе письмо, в котором обещал, что через два года оставит предпринимательство ради денег и посвятит себя учению и познанию мира.
Не оставил. Начались нефтяные дела, сталелитейные дела, железнодорожные дела. В пятьдесят два года Карнеги женился на Луизе Уитфилд, богатой наследнице. Через десять лет у них родилась дочь Маргарет.