Пятая жизнь - Сергей Дубянский

— Откуда ты столько знаешь? Ты историк? — удивился Борис.

— Нет, — девушка засмеялась, — вообще-то, я — экономист, но бабушка родилась здесь и потом прожила всю жизнь. Она столько всего знала! Если б я за ней хоть половину записывала, ты б мог книжку написать про историю Воронежа. Но молодая была — глупая, а сейчас бабушки уже лет десять, как нету…

Лестница закончилась, и они вышли на широкую улицу, сразу вернувшись в современность. Объезжая рытвины, по ней медленно двигались автомобили; на углу стояли вонючие контейнеры с отходами, а чуть дальше начинались глухие кирпичные заборы, за которыми виднелись особняки с пластиковыми окнами и спутниковыми антеннами на крышах.

— Лучше, вон, посмотри, — Аня протянула руку в противоположную сторону, — это Алексеевский Акатов монастырь; действующий, между прочим.

Борис остановился, разглядывая купола с крестами, венчавшие буйную зелень деревьев. Величественный симбиоз оставлял какое-то двоякое впечатление, но Аня не дала Борису разобраться в своих ощущениях — перейдя неуютную «транспортную артерию», они свернули направо, вновь окунувшись в патриархальную тишину, нарушаемую лишь умиротворенным шелестом листьев. Лежавшая впереди не асфальтированная улочка больше напоминала ложбину, пробитую потоком воды; домики, чудом прилепившиеся на крутых «берегах», выглядели декорацией, и только номера на калитках указывали, что в них кто-то живет.

— Почему ты молчишь? — Аня попыталась заглянуть Борису в глаза, — я думала, тебе понравится. Писатели ж любят старину.

— Мне очень нравится.

— Я тоже люблю этот район, — вздохнув, Аня пошла дальше, — после «толпы», где все вечно орут, бегут куда-то, здесь так классно!.. С удобствами, правда, плоховато — воду в ведре грею, готовлю на баллонах, но ведь это же не главное, правда?

— Там ты показалась мне другой….

— Так там и жизнь другая. Там я, знаешь, какая хамка? А иначе нельзя — сожрут. Вот и моя халупа, — поднявшись по каменным ступенькам, она открыла калитку.

Двухэтажный деревянный дом, выкрашенный зеленой краской (подстать листве), имел на каждом этаже аж по шесть окон, а двор, огороженный ветхим забором, был маленьким и располагался на склоне — наверное, поэтому там никто ничего не сажал; лишь пара старых яблонь вела совершенно бессмысленную битву с всепобеждающими полчищами бурьяна.

— На первом этаже дед с бабкой живут, — пояснила Аня, — а второй, весь мой.

Они вошли в незапертую дверь и поднялись по скрипучей лестнице. Необъяснимый запах старых домов вползал в легкие, превращая воспоминание о такой близкой цивилизации в легенду о будущей жизни.

— Борь, — Аня остановилась перед дверью, держа в руке ключ, — если не хочешь, можешь вернуться в гостиницу — я не обижусь. А то получается, вроде, насильно тебя затащила…

— Что ты?.. — поставив сумку, Борис осторожно сжал Анины плечи, — я в полном восторге, честно… даже не думал, что где-то сохранились такие уголки, а молчу… я просто думаю.

— Я рада, если это правда, — Аня склонила голову ему на грудь, но вдруг встрепенулась, — дай, хоть дверь открою.

Они вошли в темный коридор. Щелкнул выключатель. Борис увидел громоздившиеся вдоль стены тюки с товаром, старенькую этажерку со старыми книгами и детский велосипед, подвешенный под самым потолком. Четыре одинаково белые двери напоминали, скорее, общежитие, нежели квартиру.

— Так я и живу, — Аня направилась вглубь коридора, — здесь у нас туалет и ванная, — она поочередно открывала двери, — это Машкина комната, это — моя, это — типа, гостиная, тут кухня.

Снаружи дом показался Борису гораздо меньше, и теперь он удивленно следовал за хозяйкой, заглядывая в каждое помещение. Чувствовалось, что она пыталась поддерживать уют, однако ни чистенькие занавески, ни паласы на полу, ни букет ромашек в керамической вазе, купленной, похоже, у соседки по «толпе», не могли скрасить удручающего впечатления от глубоких трещин в стенах и потолке (на кухне, в углу даже отвалился кусок штукатурки, обнажив дранку).

— Ты ожидал другого? — Ане невесело усмехнулась, — были б деньги, я б все здесь переделала…

— Ну, что ты?.. — Борис ласково погладил хозяйку по голове, — я ж все понимаю; у меня такая же берлога, даже хуже.

— Правда?

— Правда, — он подошел к окну, за которым не было ничего, кроме трепещущих листьев; от этого казалось, что находишься на затонувшем корабле, среди густых ярко зеленых водорослей, а остальная жизнь происходит высоко над тобой и совершенно не важно, какой там сейчас век…

— Пойду, ужин сделаю, — Аня улыбнулась, решив, что писатель определенно врет, стараясь не обидеть ее, — можешь пока посмотреть телевизор. Правда, у меня всего две программы.

— Я не люблю телевизор. Давай лучше помогу тебе.

— Даже так? — Анины глаза удивленно расширились, — ну, давай. Будешь тогда картошку чистить.

Приветствуя их приход, старенький холодильник включился с таким треском, что Борис вздрогнул.

— Не пугайся, — Аня засмеялась, — я-то к этому «трактору» давно привыкла. Тоже пора менять… но кругом деньги! Так что, пока работает, и ладно.

Она усадила Бориса рядом с пакетом картошки и дала нож, а сама принялась доставать покупки.

— И все-таки, о чем ты пишешь? — спросила она, не оборачиваясь, — мне ж интересно.

— О чем пишу?.. — Борис хотел сформулировать идею будущей книги, возникшую несколько часов назад, но теперь она почему-то показалась ужасно глупой, и он ответил так, как отвечал всегда — просто и в то же время загадочно, — о жизни, о мире… Знаешь, давай я тебе лучше расскажу одну историю.

— Давай, — согласилась Аня, — собственно, можешь говорить все, что угодно — я ж о тебе вообще ничего не знаю.

Борис начал рассказывать о «мертвом городе», потому что в данный момент это больше всего занимало его воображение. Аня слушала, кроха при этом салат, раскладывая полупрозрачные магазинные нарезки, и только когда он закончил, спросила:

— Так это был сон или что?

— Сам не пойму, — Борис пожал плечами.

— Знаешь… только не смейся, ладно? — Аня достала из пакета бутылку вина, а из шкафчика — две рюмки, — одно время увлеклась я сонниками; покупала даже, какие подешевле — они и сейчас где-то валяются… ну, а что? Сидишь тут одна — со скуки чего не сделаешь?..

— Я в этом не силен…

— Я тоже не особо, ведь в каждой книжке все по-разному написано, — достав сигарету, она присела к столу, — но я что хочу сказать — сны потому и нуждаются в толковании, что они абстракты, так? Там можно летать; можно встречать существа, которых нет в природе, и все такое, а у тебя получается складная история, да еще с конкретными деталями. Я, например, не удивлюсь, если в Германии есть реальный город Мидгейм… мне это кажется больше похоже на воспоминание, что ли, чем на сон.

— Серьезно? — Борис поднял голову от недоочищенной картофелины, — мне тоже кажется, что это воспоминание. Например, о прошлой жизни. Я только не могу понять, кем я был и почему мне это вдруг привиделось. Ведь так не должно быть!

— А кто знает, как должно быть?..

Поскольку этого не знал никто, возникла пауза. Аня поставила на огонь сковородку и забрав у Бориса картошку, принялась крошить ее тонкой соломкой.

— Значит, ты веришь, что мы проживаем несколько жизней? — сказала она наконец, — вообще, ты не такой, как другие.

— А какой? — Борис улыбнулся, возвращаясь из средневековья в реальную жизнь.

— Светлый, и этим мне нравишься, — она неожиданно обернулась, — только не подумай, что я строю насчет тебя планы — просто тоскливо одной. Нет, есть, конечно, Машка, но она ж ребенок, а хочется… ну, сам понимаешь.

— Понимаю. Слушай, а где Машин отец?

— Абсолютно банальная ситуация, — Аня ссыпала в сковороду картошку, и кухня тут же наполнилась паром и шипением, — ушел к другой. Лично я об этом не жалею, но, вот, Машка… хоть бы в день рождения позвонил, сволочь. Она ведь его помнит, и ревнует меня к каждому мужику; говорит, новый папа мне не нужен. Так что пока не подрастет и не поймет, что маме тоже хочется еще пожить, похоже, ничего мне не светит.

Своих детей у Бориса не было, и хотя в душе он считал, что ребенок должен слушаться родителей, а не ставить им условия, но решил промолчать, ведь советовать всегда легко; только это никому не нужно.

— Так что, — Аня вздохнула, — пока у нее каникулы, я тут занимаюсь развратом… шучу, а то правда подумаешь…

Борису стало понятно внезапное приглашение в гости, но сделанное открытие не вызвало протеста, обычно возникавшего при виде «плечевых», стоящих вдоль трассы. Вообще, в его глазах Аня выглядела даже привлекательно, и чуть нависавшие над короткой юбкой «бочки́» совершенно не портили ее; а какие сильные загорелые ноги!.. Но его не покидала другая мысль — имеет ли она отношение к «мертвому городу» или это просто приключение, способное лишь развеять однообразие бесконечной гонки? Очень хотелось, чтоб все наконец-то увязалось воедино (тогда и с вредной Машкой он наверняка найдет общий язык), но, вот, роль Ане как-то не находилось, ни в мрачной обстановке пыточного подвала, ни в толпе зевак, восторженно оравших на площади…