Арминэ - Виктория Вартан

— Мец-майрик, мы хотели сделать из бычьих хвостов помазок, — ответил я бабушке, употребив слово «помазок» по-русски.

— Вай, люди, они опозорили быков, чтобы сделать помазок-мамазок! — снова завопил Тигран Второй. — Как я теперь на них буду ездить, на опозоренных быках! Господи, да это все равно что мужчине сбрить усы! — Он, вздрогнув, с испугом провел рукой по своим усам, как бы желая убедиться, что они на месте.

— А что такое помазок? — спросила Мец-майрик, смешно коверкая незнакомое слово.

— Да это такая волосяная кисточка для бритья, ею разводят мыльную пену, — ответил я.

— Зачем тебе кисточка для бритья? — удивилась бабушка. — Для баловства, что ли? Думаешь, если животные бессловесны, над ними, как хочешь, можно измываться, да? Бедные быки, на кого они теперь похожи с такими куцыми хвостами?

Крики Тиграна Второго привлекли внимание колхозников, проходивших мимо. Они остановились.

— Вай, вы слышали, люди добрые? — с новой энергией взорвался рыжеусый Тигран. — Эти два негодника хотят из хвостов несчастных быков сделать кисточки для бритья! Верно, хотят обрить свои глупые головы! Да разве такое когда-нибудь пришло бы в голову здешним ребятам? Это все городские! От них все что угодно можно ожидать.

Подошедшие колхозники с любопытством уставились на неподвижно стоявших в упряжке быков. Я тоже посмотрел на них. Вы не поверите! Печально понурив головы и стыдливо опустив глаза, они стояли теперь, точно выставленные на всеобщее осмеяние. Честное слово, глядя на них, мне как-то стало не по себе, я на какую-то долю секунды пожалел о содеянном.

— Для чего вам все-таки понадобились помазки? — спросила строгим голосом Мец-майрик.

— Мы… хотели подарить их старшине, — робко проговорил Грантик.

— Ах, это для Ванеса? Для того самого русского солдата, что приходил тогда сюда?

— Ага, для того самого, — торопясь и сбиваясь на каждом слове, начал я объяснять. — Тот помазок, что он сделал на фронте из конского волоса, уже прохудился. Ему теперь нечем мазать пену по лицу. Вот мы с Грантиком и хотели сделать ему два помазка: одним он будет разводить мыло сейчас, а второй у него будет про запас. Ну, Мец-майрик, скажи: для чего быкам хвосты? Висят себе без пользы и все. — Я говорил очень торопливо, потому что боялся, что Тигран Второй опять начнет браниться.

Ну я как в воду смотрел! Не успел я замолчать, как он снова завопил:

— Вы слышали, люди добрые! Для чего быкам хвосты! А мужское достоинство! Да сбрейте мне усы — не дай господь! — ведь мне будет потом стыдно с голым лицом показаться на люди, лучше мне тогда провалиться сквозь землю! — И он гневно уставился на то место у быков, где висели куцые хвосты.

— Та-ак, — задумчиво протянула Мец-майрик, — стало быть, вы хотели сделать из бычьих хвостов помазки?

— Ага, — ответили мы.

— Стало быть, для Ванеса?

— Ага, для Ванеса.

— Для того русского солдата, который воевал на фронте, был ранен и лежал в госпитале?

— Да, Мец-майрик, да, — энергично закивали мы, — для него.

— И который, может, еще снова вернется на фронт? Стало быть, для него вы старались?

— Да.

— Стыдно, Тигран, стыдно, — укоризненно сказала вдруг Мец-майрик, повернувшись к все еще кипевшему гневом Тиграну Второму.

— Эт-то мне… мне стыдно?! — заикаясь от изумления, переспросил ее рыжеусый Тигран, стукнув кулаком себя в тощую грудь.

— Да, тебе.

— Отчего же мне должно быть стыдно? Я, что ли, отрезал быкам хвосты? Я? Я посягнул на их бычью честь?

— А оттого тебе должно быть стыдно, Тигран, что не хочешь пожертвовать двумя пустячными бычьими хвостами, чтобы солдат мог бриться, — спокойно сказала Мец-майрик. — И потом, хоть ты и мужчина, но память у тебя короткая.

— При чем тут память? — озадаченно спросил Тигран.

— Э-э, Тигран-джан, все дело в памяти. Все неприятности от плохой памяти. Видать, забыл, что и твои сыновья солдаты… Всякий раз, когда к нам заглядывает Ванес, мне сейчас же приходит на память мой сын, который где-то далеко воюет, а потом я вспоминаю, что где-то далеко ждет своего сына в России и мать Ванеса… Жалко мне тебя, жалко, Тигран-джан… Видать, забыл, что и твои сыновья солдаты…

— Правду говорит Мец-майрик, — поддержал бабушку один из колхозников.

— И потом, дети есть дети, — сказал другой.

Тигран быстро-быстро заморгал глазами, потом повернулся (по правде говоря, сейчас он не очень-то напоминал своего древнего грозного тезку) и печально, со вздохом посмотрел на быков. Потом все так же молча и стараясь не глядеть на укороченные бычьи хвосты, взобрался на козлы, тронул арбу.

На следующий день рыжеусый Тигран снова привез продукты для кухни, но на других быках. Видно, никакая сила на свете не смогла заставить его ездить на опозоренных быках.

Помазки же из бычьих волос получились отменные. Мы с братом их подарили старшине противотанковой батареи Ивану Парамонову, а если просто, по-нашему, — дяде Ванесу.

Ты мне больше не брат!

— Геворг, Грантик, поднимайтесь-ка и сегодня в горы за чабрецом, — сказала Мец-майрик. — А то июль почти на исходе, и чабрец скоро отцветет. Нужно побольше засушить на зиму.

Она уверяла нас, что чабрец самое замечательное горное растение и заваривала его как чай, приправляла им кушанья, закладывала в мотал с сыром (мешок из козьей шкуры), ну и всякое такое.

Мец-майрик ушла по своим делам, а мы с моим младшим братом уже приготовили все: плоский хлебец, ломоть овечьего сыра, глиняную бутыль с водой, — чтобы подняться на западные склоны Дзорагетских гор, где по утрам в тени так приятно обдувает лицо и руки едва ощутимый шелковистый ветерок, а в воздухе разлит аромат цветущего чабреца и откуда можно любоваться зеленью хлопковых плантаций, уходящих далеко-далеко на запад.

— Ну что ты так долго возишься? — торопил меня Грантик. — Пошли скорей, а то солнце скоро начнет припекать.

— Постой, а во что мы будем собирать чабрец? — И я пошел в кладовую за мешочками.

Когда я вышел из кладовки, увидел Гаянэ. С книжкой в руках. Гаянэ двенадцать лет, она старше меня на год и каждое лето приезжает на летние каникулы к своей тетке в Дзорагет. Грантик ее почему-то терпеть не мог, злился, когда она заглядывала к нам во двор.

«Ну что ты с ней водишься? — проворчал он однажды. — Девчонка, она и есть девчонка. Только и знает, что играть в дочки-матери да книжки читать. Ну скажи, что в ней хорошего?» — «Что хорошего?» Я растерянно умолк. «У нее красивые волосы», — вдруг сказал я. Однажды я видел, как Гаянэ, расчесывая свои длинные волосы, сушила их на солнце. Они сверкали и переливались в солнечных лучах, точно шелковые нити, мне даже захотелось их потрогать.

«Волосы?! — Грантик обалдело уставился на меня. — А при чем тут волосы? Они есть у всех». — «Да? А глаза? Они у нее зеленые-зеленые. Таких нет ни у кого». — «Как у кошки», — фыркнул брат зло. «И потом, — не сдавался я, — она знает уйму всяких интересных историй и ей не жалко рассказывать их другим». — «Подумаешь! Из книжек вычитывает. Ничего особенного в этом!» — «Да? Что ж ты сам тогда не вычитываешь из книжек интересные истории?» — «Не хочу». — «В том-то и дело, что не все это хотят и делают. Так что нечего трепать языком напрасно», — отрезал я.

Гаянэ, увидев приготовленную сумку с продуктами и мешки у меня в руках, нерешительно остановилась. Волосы у нее были заплетены в две косички и заброшены за спину.

— Вы куда-то уходите?

— А тебе-то что? — отрезал Грантик грубо.

Она, как всегда, растерялась от его грубого тона.

— А что это у тебя за книжка? — спросил я.

— «Гулливер в Лилипутии», — оживилась она. — Мама прислала. Такая интересная. Хочешь посмотреть? Тут есть красивые картинки.

— Некогда нам смотреть твои книжки, — буркнул Грантик. — Мы уходим в горы за чабрецом.

Гаянэ, густо покраснев, растерянно умолкла, потом посмотрела на меня.

— Это тебе некогда, а мне есть когда, — сказал я. Я всегда поступаю наоборот, когда меня разозлят. — Давай сюда книжку, Гаянэ, посмотрим картинки.

И сел под тутовым деревом на лавку.

— Садись сюда. — Я указал на место рядом с собой.

Гаянэ нерешительно взглянула на Грантика, потом все-таки уселась на лавку, откинув за плечи длинные косы, чтобы не мешали, а то вечно они свешивались вперед.

— Ну, Геворг, пошли, — заканючил Грантик. — Потом будет жарко собирать чабрец.

— Успеется. Утро еще только началось.

— Грантик, а ты садись с этой стороны, — приветливо улыбаясь, сказала Гаянэ. — Я буду рассказывать про каждую картинку.

— Плевать мне на твои картинки! — зло сказал Грантик. — Не хочу!

Улыбку как ветром сдуло с лица Гаянэ, и она вновь растерянно посмотрела на меня.