Тайна голубиного пирога - Джулия Стюарт

– Не знаю, сэр. Это было тридцать лет назад.

– Вы полагаете, генерал участвовал в этой бойне? Возможно, он давал команду привязывать осужденных мятежников к жерлу пушки, и, когда она выстреливала, их разрывало на мелкие кусочки. А может быть, просто вешал.

Служанка покачала головой:

– Я ничего об этом не знаю, сэр.

– Неужели? Есть ли мышьяк в доме?

– Нет, инспектор, – вмешалась Минк. – Если не считать мышьякового средства доктора Маккензи для ухода за кожей лица. Оно рекламируется повсюду.

Гаппи внимательно посмотрел на нее:

– Я знаю. Моя жена им пользуется. Полагаю, вы не будете возражать, если мы с констеблем обыщем дом?

– Приступайте, инспектор, – сказала Минк. – Дайте мне знать, если обнаружите сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Книга словно сквозь землю провалилась. А я так и не дочитала историю, где полицейский никак не может найти разгадку.

Инспектор пошел за своим констеблем, громко хлопнув дверью. Минк и Пуки наконец остались одни. Они повернулись друг к другу, их глаза встретились.

Доктор Хендерсон схватил шляпу и, засунув в карман пальто короткий деревянный стетоскоп, выскочил за дверь, заверив свою экономку, что скоро вернется.

– Не вздумайте кормить моих пациентов, миссис Неттлшип, – предупредил он ее, уже натянув пальто и закрывая дверь.

Вслед за ним семенила краснолицая служанка. Она недавно прибежала из дворца, чтобы сообщить о болезни своей хозяйки, вдовствующей герцогини, которую доктор никогда раньше не лечил. Не зная толком, что его ожидает (уж слишком бессвязно говорила служанка), Хендерсон захватил с собой саквояж, содержавший термометр, женский катетер, маленький пинцет, шприц для подкожных впрыскиваний, депрессор языка, ляпис, зонд и коробку с иглами. В карман пальто он положил на всякий случай бутылочку стрихнина, чтобы поддержать работу сердца аристократки. Из опасения опоздать к пациентке он побежал по аллее Барж. Двое бездельников, гуляющих по берегу Темзы, обернулись и посмотрели им вслед.

Доктор и служанка вскоре оказались у выходящих на реку дверей Банкетного дома, построенного в дворцовых садах Вильгельмом III для послеобеденного уединения. Этот дом теперь тоже был превращен в жилье, даруемое милостью королевы. Обливающийся потом слуга провел доктора Хендерсона в гостиную, где тот сел перевести дыхание и принялся разглядывать шелковые гобелены на стенах по обе стороны камина. Они, по замыслу хозяйки дома, были призваны скрыть голых женщин на фресках работы Веррио.

Служанка вскоре вернулась и провела доктора в хозяйскую спальню, где шторы были опущены, закрывая вид на реку. Когда его глаза привыкли к темноте, он смог различить сидящую на кровати пациентку в белом ночном чепце и нетронутую тарелку с жидкой овсяной кашей на полу рядом с ней. В углу лежал спаниель, положив голову на лапы. Не успел доктор потребовать, чтобы животное удалили из комнаты больной, как вдовствующая герцогиня принялась монотонным голосом перечислять симптомы своей болезни, словно читала список покупок у торговца рыбой. Когда она закончила, Хендерсон, соблюдая пять главных врачебных заповедей, пощупал пульс, осмотрел язык, спросил ее об аппетите, сне и работе кишечника, но не обнаружил ни причины симптомов болезни, ни даже какого-либо их следа. Женщина между тем продолжала распространяться о своих недомоганиях до тех пор, пока он не прибег к депрессору языка, чтобы иметь возможность хоть немного подумать. Хендерсон ходил по комнате, стараясь избежать малейшего скрипа и разглядывая пол в надежде, что ответ придет сам собой. И тогда он заметил кость, отвергнутую собакой, ее водянистые глаза, вспученный живот и хвост, которым она даже была не в силах вилять.

Мгновенно поняв истинную причину своего вызова, он в раздражении схватил пальто и стал его надевать. Аристократка наблюдала за ним, открыв рот от удивления. Повернувшись к ней, он сказал:

– Ваша светлость, вы совершенно здоровы. А вот собака страдает от глистов. Надеюсь, в будущем вы станете обращаться к ветеринару, хотя он берет за визит больше денег, чем я, и живет дальше. Должен поставить вас в известность, что я беру за четвероногих пациентов вдвое больше, чем за двуногих, и требую деньги немедленно. Я подожду в гостиной.

Хендерсон шел назад по аллее Барж, воодушевленный победой и словно согретый ее теплом. Причиной тому были не только деньги за визит, аккуратно уложенные во внутренний карман жилета. Пока он ждал оплаты, ему удалось оттянуть один из гобеленов и полюбоваться дамой с обнаженной грудью. Чувство собственного достоинства теперь восстановлено, но что-то было не в порядке с его шляпой. Он снял ее, посмотрел на бирку, убедился, что взял чужой головной убор, и вернул шляпу на прежнее место. Сомнений не оставалось: она была не его размера. Доктор пытался припомнить все свои многочисленные визиты, когда оставлял цилиндр рядом с другими в прихожей. Хендерсон терялся в догадках, кто мог взять его шляпу по ошибке или специально положить вместо нее свою, более потрепанную. Проходя через Трофейные ворота, доктор увидел Пайка и Гиббса, которые при виде его ухмыльнулись и ткнули друг друга локтем под ребра. Тогда он подумал обо всех других людях, которых встретил в тот день, и со стыдом понял, что утром слишком поспешно пробежал мимо принцессы.

Придя домой, доктор не смог сразу пройти в свой кабинет: ему помешала миссис Неттлшип, расплывшаяся в широкой улыбке, которая обнажила ряд ужасающих желтых зубов. Женщина, чей мозг был размягчен неумеренным потреблением романтических историй, была твердо убеждена, что доктор влюблен в графиню и его привязанность вознаграждена. Она сделала это прискорбно ошибочное заключение в утро, когда Элис Кокл явилась возвратить носовой платок доктора с монограммой. Не зная, что Хендерсон дал его на время служанке, экономка решила, что он вручил его в знак любви хозяйке Элис. Здравый смысл окончательно изменил миссис Неттлшип, когда она поднесла платок к носу и почувствовала запах духов.

– Доктор, – сказала забывшая стереть муку с носа экономка, преградив ему дорогу, – я полагаю, у вас для меня хорошие новости.

– Так и есть, миссис Неттлшип. Вдовствующая герцогиня оплатила мой визит.

– Я не о том. Служанка леди Бессингтон вернула ваш носовой платок!

Экономка ждала его реакции с такой радостной улыбкой на лице, что доктор на мгновение усомнился в ее душевном здоровье.

– Хорошо, миссис Неттлшип, – сказал он, заметив больных в приемной. – А теперь пригласите первого пациента. Как их много сегодня!

Но экономка застыла на месте.

– От платка пахнет духами, – сказала она, подняв брови.

– От чего пахнет?

– От платка!

– Так и должно быть, миссис Неттлшип. На то и существуют прачечные.

– От него пахнет цветочной пыльцой. Я в этом уверена.

– Цветочной пыльцой? – нахмурился доктор. – Что пахнет?

– Носовой платок!

Он посмотрел на ожидавших его людей:

– Ну что ж, все это замечательно. А сейчас, если не возражаете, мне надо пройти в свой кабинет.

Но экономка упорно не пропускала его:

– Я вас порадую: пыльца на языке цветов означает взаимность в любви. Специально проверяла.

Доктор взглянул на экономку, размышляя, не сошла ли она с ума.

– Благодарю вас за эти интересные сведения, миссис Неттлшип, – сказал он спокойно. – Я вполне одобряю ваше пристрастие к цветам. Нам всем нужно чем-нибудь занять свой ум, кроме работы. Он быстро утомляется без приятных развлечений и перестает служить нам в должной мере. А теперь уж извините: мне нужно принимать пациентов.

Брови миссис Неттлшип взлетели вверх.

– Можно многое сказать в пользу женитьбы на зрелой вдове, доктор, – заявила она, подавшись к нему всем телом. – Они способны подарить столько любви!

Терапевт изумленно глядел на нее с открытым ртом. Он все-таки понял смысл ее странных речей: миссис Неттлшип влюбилась в него и хочет стать его женой!

– Еще раз прошу вас дать мне дорогу! – вскричал Хендерсон.

Экономка смилостивилась наконец, отправившись на кухню и что-то напевая себе под нос. Доктор поспешно укрылся в кабинете, захлопнув за собой дверь. Он пребывал в состоянии шока: что может быть опаснее влюбленной экономки?

Внезапный стук в дверь вывел его из прострации. Вошел мужчина, представившийся Томасом Траутом, хранителем Большой виноградной лозы. Его бородка была ухожена с той тщательностью, с которой подстригают живую изгородь. Доктор вспомнил: этот человек сидел на дознании рядом с Уильямом Шипшенксом.

– Чем могу быть полезен? – спросил терапевт, рассматривая примулу на лацкане его костюма из грубой ткани.

Пациент молча снял шапку и поднял глаза на доктора. Хендерсон проследил за его взглядом, отметив, что голова у посетителя гладкая, как колено. Рассматривая эту розовую поверхность, он вспомнил статью, которую недавно читал. В ней говорилось, что бывший ученик Пастера приписывает облысение действию заостренного с двух концов микроба. Есть лишь один способ остановить его распространение, утверждает ученый, – создать прогалину вокруг зараженного участка, подобно тому как сносят дом, чтобы остановить огонь. Единственная надежда, что микроб не перескочит через это пространство. Но доктор Хендерсон ясно видел, что в случае Томаса Траута, если воспользоваться этой аналогией, отсутствует даже нужник во дворе, который можно было бы разрушить.