Достоевский о Европе и славянстве - Иустин (Попович)

Ошеломленный этим ужасным открытием, он решительно отбросил человекобога и всеусердно кинулся в объятия Богочеловека, Который во всем и по всему абсолютно противоположен человекобогу. Богочеловек — это значит: Бог — всегда на первом месте, а человек всегда на втором; Бог есть Творец, а человек — Его творение; Бог пронизывает человека и остается Богом, человек созидает себя по подобию Божьему и остается человеком. Человекобог — это значит: человек есть творец и бог — его творение; человек есть все и вся, а бог — продолжение человека.

Для Достоевского Христос — единственный, нерушимый фундамент, на котором стоит человек и человечество. Будут созидать на Нем, значит, будут созидать на вечном фундаменте, и никакой ураган искушений и зла не сможет его поколебать. В этом мире бедному человечеству вне Христа нет спасения от ужасов смерти и греха, ибо во всей вселенной нет имени, кроме Его, которым человечество могло бы быть спасено [278].

Любовь Достоевского ко Христу исключительна и единственна в своем роде; он всегда и во всем за Христа, и даже если вся логика человечества была бы против Христа. Если существует что-либо Христово, то оно, уже в силу того, должно быть совершенно и идеально. Иная мысль Христа может показаться человеческому уму нереальной и бессмысленной. Но что такое ум человеческий по сравнению с пресветлым Ликом Христовым? Но что такое мелкое, как атом, человеческое божество по сравнению с чудесным Богочеловеком? Может ли это самозванное несчастное божество заменить Господа Христа? Может ли мизерная тварь вместить Невместимого, понять Беспредельного, измерить Неизмеримого?

"Не может", — отвечает Достоевский всем своим существом. И опираясь на опыт самых лучших, самых праведных, самых святых, а также на свой собственный Опыт, он отказывает в праве быть верховным судьей Христовых идей человеческому разуму. Он говорит: "Все Христовы идеи испорчены человеческим умом и кажутся невозможными к исполнению. Подставить ланиту [279], возлюбить более себя, не потому что полезно, а потому что нравится до жгучего чувства, до страсти.

Христос ошибался — доказано! [280] Это жгучее чувство говорит: лучше я останусь с ошибкой, со Христом, чем с вами" [281].

Идеи в сильных личностях, подобных апостолу Павлу, некоей неодолимой силой претворяются в страсть. Это случилось и с Достоевским. Его чувства ко Христу и его размышления о Христе сливаются в единую и всепобеждающую страсть, которая владеет и управляет его существом. Это наполняет его исполинской силой, которая с легкостью отбрасывает все иллюзорные, чисто рационалистические и человекобожеские идеи, ценности и мерила, и воспринимает чарующую Христову Личность как воплощение всех вечных и непреходящих ценностей.

В нашем земном мире человек разрываем относительными ценностями: относительной добротой, относительной красотой, относительной истиной, относительной правдой. Но если человек хотя бы немного пробужден духовно, то он не удовлетворяется этими относительными ценностями, но ищет абсолютные: абсолютную доброту, абсолютную красоту, абсолютную истину, абсолютную правду, и не может их найти нигде, кроме как в Богочеловеке Христе. Ибо человек только в Христовой Личности приходит к абсолютному: доброте и красоте, истине и правде. "Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. Но на свете есть одно только положительно прекрасное лицо — Христос, так что явление безмерно, бесконечно прекрасного лица уже, конечно, есть бесконечное чудо. Все Евангелие от св. Иоанна исполнено этой мысли: Иоанн видит чудо воплощения, видимый образ Прекрасного" [282]. "В Себе Господь показал каждому из нас именно его самого, в его нетленной первообразной красоте; как в чистом зеркале Он дал увидеть каждому святость его собственного непоруганного образа Божия. В "Человеке" или "Сыне Человеческом" явлена каждому вся полнота его собственной личности… У нас, в эмпирической человеческой данности, нет ничего безусловного, даже — совести. Самому надо проверять и исправлять по безусловному образцу. Но подчинение ее формуле, хотя бы и свыше данной, было бы уничтожением единственности и незаменимости личности, ее безусловной ценности; святыня личности — именно в живой свободе ее, в пребывании выше всякой схемы. Личность может и должна исправлять себя, но не по внешней для нее, хотя бы и наисовершеннейшей норме, а только по самой себе, но в своем идеальном виде. Примером для личности может быть она сама, потому что иначе давалась бы возможность механически, из чужого и чуждого личности заключать к жизни ее и давать ей нормы. Единственность каждой личности, ее абсолютная незаменимость ничем другим — она требует, чтобы сама личность была примером для себя; но чтобы быть примером, надо уже достигнуть идеального состояния… Это возможно во Христе, во плоти Своей называющем каждому Божию идею о нем; т. е. это возможно лишь чрез опыт, чрез отыскивание в Сыне Человеческом подлинного себя, подлинной своей человечности. Только Господь Иисус Христос есть идеал каждого человека, т. е. не отвлеченное понятие, не пустая норма человечности вообще, не схема всякой личности, а образ, идея каждой личности со всем ее живым содержанием" [283].

"Проклятые проблемы" человеческой личности обретают свое полное и конечное решение в Личности Богочеловека Христа. В Ней по-земному реально и по-человечески во плоти присутствуют и Бог, и бессмертие; в Ней более, нежели в ком другом, самым совершенным образом явлены и доказаны и Бог, и бессмертие, а тем самым и вечный смысл, и Божественная цель для всякой человеческой личности вообще. Идеальное совершенство и абсолютную полноту личности человек достигает тогда, когда полностью соединяется с чудесной Личностью Богочеловека Христа. Поэтому Достоевский так пламенно любит Господа Христа и так страстно Его проповедует. Огненным мечом веры он ревностно охраняет свой рай — пресветлый Лик Богочеловека Христа. Вне этого Лика нет исхода, нет утешения, нет спасения. Где Он — там радость, там благовещение, там блаженство.

Но где этот Лик сохраняется? В Православии, единственно в Православии, — решительно отвечает Достоевский. "Католичество римское даже хуже самого атеизма, ибо оно искаженного Христа проповедует, а протестанство — его законное дитя" [284]. "Вникните в Православие: это вовсе не одна только церковность и обрядность, это живое существо… В нем одно человеколюбие, один Христов образ"[285].

Чтобы познать Православие, человек должен сначала стать православным; надо всем своим существом, всей душой, всем сердцем погрузиться в Православие. А это значит: ощущать православно, жить православно и мыслить православно. Личный православный опыт — единственный путь, ведущий к пресветлому Лику Христову. Только благодаря личному опыту Достоевский, как всякий человек, сможет понять, что"…образ Христов сохранился во всем свете чистоты своей в Православии" [286].

Там, где образ Христов, там и все вечные ценности, все непреходящие добродетели, которые человеческое сердце только может пожелать. Напрасно люди и боги мучительно стараются осмыслить и оправдать себя и мир вокруг себя без Лика Христова. Только в Личности Богочеловека в полноте оправдан и Бог перед человеком, и человек перед Богом. Поэтому Богочеловек есть и вовек останется единственной истинной теодицеей. В этом может увериться каждый, кто искренно мучается проблемой человека и мира. Но при этом он должен исполнить одно условие: на личном опыте освоить богочеловеческий православный образ жизни и мышления. Достоевский сделал это со всеусердием, и его мучительный подвиг был вознагражден решением вековечных, "проклятых" вопросов. Благодаря личному подвижничеству он познал абсолютную истину, и она спасла его. А что есть истина? Богочеловек Христос, Его чудесный и животворный Лик. Он дал Достоевскому все блага, которые никто не смог ему дать ни из богов, ни из людей. Поэтому он по-апостольски ревностно, с горячей любовью сохранял и проповедовал Богочеловека Христа, заявляя всем и каждому: только в Нем — спасение, смысл и цель человека и мира. А в этом есть и оправдание Бога перед человеком и человека перед Богом. Именно поэтому все сочинения Достоевского могли бы называться: "Защита православного Лика Христова" или "Православная теодицея".

Свою бескрайнюю любовь ко Христу Достоевский воплотил в своих положительных героях: в Алеше и Зосиме, в Макаре и князе Мышкине. Лик Христов — главная творческая сила в их душах. Он светится из них, из их лиц, мыслей, чувств, слов, дел. Все в них, по сути, христолико. Вся неодолимая привлекательность этих личностей в их христоликости. Это новый тип человека, настоящего человека, человека, созидающего себя по образу Богочеловека. Если мы захотим охарактеризовать их жизнь и деятельность, то мы можем назвать ее богочеловеческой. В своих христоликих душах они всеусердно и свято сохраняют чарующий Лик Христов, живут Им, мыслят Им, чувствуют Им, созидают Им, и таким образом создают православную теодицею.