Призрак - Келли Армстронг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, он был никому не нужен, – прошептала я.
– Ему позволили остаться здесь, с матерью, – кивнул Трсайель.
– Почему он до сих пор здесь? Разве не стоило бы…
– Вытащить его отсюда? Мы пытались, но он все время возвращался сюда, как голубь в родную голубятню.
– Потому что ничего другого он не знает. А здесь ему хорошо. – Я припомнила, как мальчик изображал, будто открывает двери. – Он не понимает, что умер.
– И ты думаешь, что ему надо открыть глаза? Я медленно покачала головой.
– Пожалуй, нет.
– Все это, – Трсайель обвел вокруг рукой, – не простоит вечно. Когда тюрьму снесут или забросят, мы заберем ребенка и, вероятно, позволим ему переродиться. В таких обстоятельствах это лучшее, что можно сделать.
– А тем временем гуманнее всего оставить его здесь. – Я выбросила из головы мысли о ребенке и повернулась к Аманде Салливан. – Это кандидат номер один.
Трсайель посмотрел на нее, и глаза у него вспыхнули. Он сжал правую руку, будто нащупывал что-то… например, рукоять меча.
– Прекрасный выбор.
– Ты уже все увидел?
– Да, достаточно для того, чтобы понять, что выбор правильный. Для большего надо сосредоточиться. – Он бросил на меня взгляд. – Давай, я сам посмотрю.
– Нет, это моя работа. Приступим.
Замелькали смутные образы, да так быстро, что я видела только размытые цветные пятна. Потом беспорядочное мельтешение сменилось… тьмой. Я ждала, нетерпеливо, как зритель в театре ждет, когда же поднимут занавес.
– Я хочу, чтобы он из-за меня мучился, – раздался голос, – точно так же, как я из-за него.
Эту фразу можно сказать по-разному, эмоции способны придать словам любой оттенок – ярость, бешеную страсть, о которой потом сожалеешь, холодную ненависть. Здесь же слышалось нытье избалованного ребенка, выросшего в избалованного взрослого, так и не понявшего, что никто не обещал ему легкой жизни.
Ответил другой голос, шепот, делавшийся то тише, то громче, убаюкивающий, как лодка на волнах.
– И что ты для этого сделаешь?
– Я… я не знаю, – недовольным тоном требовательного дитяти, – подскажи мне.
– Нет… это ты скажи.
– Я хочу причинить ему боль. Пусть расплатится. – Пауза. – Он меня разлюбил. Он сам так сказал.
– И что тут можно поделать?
– Отобрать у него тех, кого он любит. – В голосе прозвучало самодовольство. Похоже, Аманда обрадовалась собственной сообразительности.
– Кого же?
– Детей.
– Так чего ты ждешь?
Я замерла в ожидании ответа, простого, очевидного. Замерла в напряжении, смешанном с ужасом – как такая мысль вообще могла возникнуть.
– Я боюсь.
– Чего боишься?
– Что меня поймают.
Я зарычала и забилась в путах охватившей меня темноты.
Голоса исчезли, и я оказалась в маленькой комнате. Я напевала, потирая руки. Взглянув на них, я увидела в одной мыло, в другой – мочалку. Раздался плеск и восторженный визг. Я подняла голову, все еще напевая, и увидела трех маленьких детей в ванной.
Я попыталась вырваться из сознания Салливан, отбиваясь и рыча. К счастью, все вокруг потемнело.
Меня окатила волна ненависти. Не моей ненависти к детоубийце, а ее к другому. Я вернулась в разум Аманды Салливан, в другое темное место. Темное и пустое. Никса исчезла.
Сбежала! Сволочь! Она бросила меня, оставила одну. Она обещала, что меня не поймают. Обещала, обещала, обещала!
Мир вокруг меня посветлел, будто туман рассеялся. Бесконечное нытье, ненависть, обвинение всех и вся, жалость к себе продолжали отдаваться в сознании. Передо мной сидел приятный молодой человек в костюме.
– Вы упомянули голос, – проговорил он ровным баритоном. – Расскажите о нем.
– Она мне приказала. Заставила.
Мужчина проницательно посмотрел на Салливан, явно не веря ни одному слову из ее бреда.
– Вы уверены?
– Разумеется. Она мне приказала.
– Но когда вы говорили с полицией, то убеждали всех, что она подстрекала вас. Это не то же самое, что прямой приказ.
– Мои дети мертвы. Мертвы! И я неправильно выразилась, так что можешь засудить меня, сукин сын. Я была не в себе. – Заученный всхлип. – Мой мир… рухнул.
– Вы сами его разрушили.
– Нет! Это она. Она… овладела моей волей. Это была ее идея…
– Вы говорили, что идея принадлежала вам. Вы думали об этом…
– Нет! – Салливан вскочила на ноги, брызжа слюной. – Не думала! Не думала! Это была ее идея! Ее! Только ее!
И снова все вокруг потемнело. Передо мной промелькнуло еще несколько сцен… Предъявление обвинения, слушание дела, где ей отказали в освобождении под залог, неудачная попытка быть признанной невменяемой, два покушения соседок по камере, которые, как и я, мечтали удавить эту тварь. Потом все закончилось.
Трсайель выпустил мою руку.
– Все, – сказал он.
– Никса вернулась обратно.
– Что?
– Вернулась в призрачный мир, скорее всего сразу после совершения преступления. Пока она там, связь между ней и ее напарницей разорвана. Пока она не вернется в это измерение.
– А если мы убьем ее?
Пришел черед Трсайеля спросить: «Чего?» Впрочем, он обошелся без слов, недоуменной гримасой.
– Если мы убьем Салливан, – продолжила я, – она попадет в призрачный мир и свяжется там с никсой.
Ангел сдвинул брови.
– А что? Думаешь, не сработает?
– Нет, во-первых, я не уверен, что сработает, а во-вторых, первая часть решения проблемы меня не устраивает.
– Тебя не устраивает убийство? Ну вот, начинается. Только не пори всякую чушь насчет человеческого правосудия, которое должно идти своим чередом. Плевала я на это. Она убила своих детей. Она заслужила смерть. Зачем тебе здоровенный меч? Для того чтобы справедливость восстанавливать, так? Вот и восстановим.
– Да, в целом, но…
– Ты не хочешь брать это на себя? Тогда дай я все сделаю. И с удовольствием.
Некоторое время ангел молча смотрел на меня. Потом покачал головой.
– Так нельзя. Даже если она умрет, я не уверен, что смогу связаться с никсой через нее.
– И что? Можем, по крайней мере, попытаться. В худшем случае она умрет, отправится в ад и… «Ой, у нас не сработало. Какая жалость».
– Нет, Ева. Так нельзя.
Я подошла к решетке, с ненавистью уставилась на Салливан, и с яростью обернулась к Трсайелю.
– Значит, ее жизнь дороже жизней следующих жертв никсы? Ах, Боже, нет, мы не можем прикончить эту сволочную убийцу, потому что это нехорошо. Да пошел ты!.. Знаешь что? Ты ведь меня предупредил, так? Ты свое дело сделал. Возвращайся на свое седьмое небо или где вы там обитаете, и оставь меня в покое. А я свое дело сделаю.
– У тебя не получится.
– Не получится проникнуть в ее сознание? Знаю. И в призрачный мир я не смогу за ней последовать. Это твоя работа. Мое дело – доставка.