Золото мертвых - Александр Прозоров

— Ты слыхал, Андрей?! — взмахнула сжатым кулачком Полина. — Не слушаются меня смерды безродные, отказываются огонь разжигать!

— Да погубит же все, пр… княгиня… Ну, нельзя глиняную печь сразу палить, просохнуть ей надобно! Растрескается, княже!

Оказалось, под крытым дранкой навесом строительные работы подошли к концу. Стоявшей там печке из вмазанных в глину камней размерами было далеко до деревенской, но и она внушала уважение Топку выложили понизу небольшими выпуклыми булыжниками, более крупные камни составляли основание, а мелкие сходились в овальный свод толщиной в две ладони. Лежать сверху нельзя, но тепло держать будет. Труба, тоже глиняная, из камушков среднего размера, поднималась чуть выше вытянутой руки.

— Красиво получилось, — признал Зверев.

— А топить смерды не хотят! Кнута давно не пробовали.

— Звияга? — покосился на холопа Андрей.

— Так не высохла глина! Растрескается! Нужно одождать хотя бы седмицу. А лучше — все три.

— А нам все это время соленой кумжей давиться?

— Да зачем же, матушка княгиня?! Деревня рядом, семь печей в ней стоит. Завсегда снедь приготовить можно. Опосля либо сюда принесть, либо на дворе у старосты вам стол честь-честью накроем.

— Полюшка, милая, — кашлянул Андрей. — Слышал я краем уха, что кувшины, крынки, кружки и прочую глиняную утварь после лепки и впрямь подсушивают около недели, а уж потом обжигают. Здесь у вас глины слой толстый, сохнуть ей намного дольше придется. Как горячего ни хочется, а с месяц обождать нужно. Не из кирпича ведь — это там швы тоненькие выходят, воду быстро отдают. Мы уж долго терпели, так давай еще немного обождем, хорошо?

— До осени?

— Зато служить будет долго-долго. Всегда здесь, и хоть сразу после причаливания зажигай.

Княгиня обреченно махнула рукой:

— Да делайте что хотите.

— Андрей Васильевич, — обрадованный успехом, подступил к князю Звияга. — Дозволь в деревне нынче заночевать? Поутру заодно и пригляжу, чтобы завтрак для вас состряпали.

— Андрюшенька, ты и не ведаешь, что тут без тебя творилось! — всплеснула руками княгиня. — Что ни минута, то одна, то другая баба на причал тянется, с холопами разговоры заводят, знакомятся. Глаза у всех блудливые, что у кошки весной. И дитям малым груди показывали, старого Лучемира — и то завлечь пытались. Не пускай его никуда, бес похоти его растревожил, блудом заниматься станет, похабщину всякую творить.

«Еще бы, — мысленно пожалел здешних баб Зверев. — Небось, один мужик на пятерых в деревне обитает, и новым взяться неоткуда».

— Напраслина это, Андрей Васильевич, — замотал головой холоп. — Никакого блуда у меня и в мыслях нет. Поболтать со знакомыми новыми хочется, молочка парного попить. Всего часочек малый перед сном. На сеновале покемарю, а утром присмотрю, чтобы горячего вам сготовили. Слышал я, окуней ввечеру коптить хозяйка сбиралась. А они, горячие, страсть как вкусны. Передам повеление, чтобы наутро часть оставили да на рассвете закоптили. Али кашу с салом можно сварить, щуку запарить…

— Хватит, не старайся, — презрительно фыркнул Зверев. — Не отпущу. Без блуда ты и здесь покемарить можешь.

Звияга с минуту переваривал услышанное, потом осторожно переспросил:

— Ты, Андрей Васильевич, не обмолвился?

— Нет, конечно, — пожал плечами Зверев. — Ведомо мне, что после разврата и прелюбодеяния частого через девять месяцев младенцы обычно рождаются. Сиречь, работники новые, как подрастут, смерды, хозяйки подворий и матери будущие. А у меня в княжестве в людях нехватка острая. Посему блуд я простить могу. Но просто спать… Спать ты и на ушкуе спокойно можешь.

— Дык, Андрей Васильевич, — облизнул губы холоп. — Коли нужда такая… То я, того… Ко греху склонить постараюсь. Вот крест святой, совращу. Как есть, совращу.

— Ну, коли совратишь, — почесал в затылке Зверев. — Коли так, то иди. И чтобы развратничал за троих!

— Сделаю, Андрей Васильевич, — весело поклонился Звияга. — Дык, окуньков копченых горяченьких к ужину не желаете? За час с небольшим обернусь. Велю готовить, да обожду, пока запекутся.

— Беги. Он тебе сейчас не нужен, Полинушка?

Княжна медленно покачала головой. Видимо, она никак не могла привыкнуть к мысли, что холопий грех, похоть и разврат могут оказаться весьма полезными для ее, княжеского, хозяйства. Мораль вступила в решительную битву с практицизмом — и победы пока не одержала.

— А мне в деревне переночевать дозволишь, княже? — спросил с палубы Левший. — Мне тоже, того… Молока парного обещали.

— Без ужина останешься.

— Не останусь, — довольно осклабился холоп.

— Я тоже еще на что-нибудь сгожусь, Юрий Семенович, — вдруг подал голос седовласый кормчий. — Отпустишь верного старика? На месте буду, без меня отчаливать не придется.

— Ступай, — махнул рукой Андрей; — Отдохни. Авось, до нового похода сил наберешься. Будешь нужен — староста найдет.

— А я, княже? — неуверенно поинтересовался Тришка.

— Тебя, олуха, награждать не за что, — заметил князь. — Разве из жалости к бабе, что на тебя польстилась… Но смотри: хоть каплю хмельного выпьешь — шкуру с живого спущу.

— Вот те крест, Андрей Васильевич, — судорожно замахал сжатыми перстами холоп. — Ни капли! Ни в жизнь!

Наступила тишина. Зверев огляделся, позвал:

— Пахом, ты где?

— За навесом я, княже. Дранку для крыши лущу. Велишь на глаза выйти?

— А ты чего не отпрашиваешься, дядька?

— Я свое дело и здесь, за кустами, сделаю, княже. А ночевать у бабы оставаться — напрасную надежду в ней зарождать. Нехорошо это. Стыдно.

— А коли не напрасную? — возмутился Левший.

— Так я своей мысли не навязываю, — ответил Пахом. — Коли совесть дозволяет, ночуй.

— Небось, одного меня просто боишься оставить? — усмехнулся Андрей. — Так я уже не маленький, дядька.

— Большой, маленький — а как свенов с три десятка навалится, ничто не спасет.

— Откуда здесь, Пахом?

— А ворог завсегда, когда не ждут, появляется.

— Поэтому ждать нужно всегда, — повторил в очередной раз дядькино наставление Зверев. — Ты, кстати, с мальчишками бы по утрам позанимался. Хоть с Риусом. А то, случись что, они и сабли поднять не смогут.

— Займусь, княже. До сего все недосуг было. Дорога, постоялый двор, опять дорога. Печь, навес строили. Но с завтрего займусь.

— Хорошо… Знаешь, ты вот что, Пахом. Брось-ка ты дранку, выбери корыто поболее, да пойдем со мной. Полина, я у ручья буду. Коли понадоблюсь, пусть там кличут, отзовусь. Пахом, как выберешь, ступай по тропе. Я догоню. Извини, Полина. Мы быстро обернемся, не грусти.