У обелиска (сборник) - Наталья Болдырева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даша со смесью восторга и ужаса разглядывала капитана из Абвера. Спортивное, атлетическое тело, куда запрятали пару бочек энергии пятилетнего ребенка, – фриц не мог спокойно стоять на месте, покачивался с мыска на пятку и, казалось, только и ждал возможности сорваться с места. Темные, бездонные глаза старика, в которых плещется не только мудрость и понимание, но и знания, накопленные столетиями. А исходящий от него магический фон просто пугал. Пионерка привыкла считать отца самым сильным магом, но немец, кажется, был сильнее…
Перевела взгляд на форму. Раньше она такую видела лишь на картинках да в кино. Фуражка с гербом и орлом, такой же орел на груди, справа, широкий ремень, за который Зелигер заложил большие пальцы, повязка члена НСДАП и нашивка в виде дракона, сжимающего в когтях свастику. Метка мага? В СССР все маги обязаны были состоять в партии, но в качестве символа своей принадлежности носили значок с изображением Ленина. Непосвященные считали его просто знаком отличия за заслуги, но Даша знала. Знала она и то, что это не просто символ, а настоящий артефакт, вот только в подробности отец ее не посвящал. Заключена ли магическая сила в нашивке Абвера? Проверять не хотелось.
– Вопросов нет? – спросил Евтухович, директор с лицом уголовника. Если к страху перед Зелигером примешивалось восхищение его умом и магическими способностями, то Юрия Николаевича дети просто боялись до икоты, и Даша не была исключением. Но сегодня что-то произошло, и вот уже во второй раз она пошла наперекор:
– Есть. А что, если я не хочу учиться в вашей школе?
Воцарилось молчание. Даже белобрысый открыл рот от неожиданности и забыл о своих обязанностях. Серые, как шерсть волка, глаза Евтуховича метали молнии. Но немецкий капитан лишь чуть улыбнулся, услышав сбивчивый перевод.
– Я просто напомню, что все, находящиеся по другую сторону фронта, объявлены советским правительством врагами народа. Вас всех ждет наказание, и единственный путь возвращения на родину – вооруженная борьба против Красной Армии, – ответил он.
– Еще вопросы?
Вопросов больше никто не задал, и детей строем повели переодеваться. Их осталось пятнадцать, разных возрастов, от десяти до шестнадцати. Даша держалась рядом с Зоей. Хотя та была на год ее младше, они за неделю успели сдружиться. Худенькая и стеснительная белоруска убила троих фашистов, ворвавшихся в дом в селе Аладинка, прежде чем ее скрутили и отправили в Дрезден. Если бы не строжайший приказ брать детей-магов живыми, Зоя уже давно бы лежала в земле, вместе со своими родителями и братьями-партизанами.
Раздеваться заставили прямо в общем зале. Девочки постарше шипели: «Сволочи! Мрази!» – и жались к стенкам. Младшие просто присели на корточки, обхватив себя за голые тощие плечи. Парни прикрылись ладонями и уставились на собственные коленки. Наконец, вошли два солдата со стопками одежды, свалили их на пол и вышли, заперев засов.
Кто-то из ребят крикнул:
– Сначала девочки! Мальчикам отвернуться!
Даша вместе со всеми полезла рыться в куче и, вытянув серую куртку подходящего размера, обомлела.
– Это же фашистская форма!
На левом рукаве красовался красно-белый ромб со свастикой. На блузе на груди была вышита еще одна эмблема – дракон, сжимающий в когтях свастику.
– Я это не надену, – отшвырнула от себя вещи Даша.
– Я тоже!
– И я! – послышалось со всех сторон.
Одна Зоя молча оделась. Светленькую, в этой униформе ее нельзя было отличить от местных из «Союза немецких девушек».
– Что? – хмуро посмотрела она на окружающих. – Думаете, нам фрицы принесут какую-то другую одежку? Или будем голышом ходить?
Девочки потянулись за юбками и гольфами.
– Хочу сказать, что вам оказана большая честь, – продолжил немецкий капитан, когда ученики вернулись на плац и встали по стойке «смирно». Глядя на шеренгу парней и девчат в форме, никому бы и в голову не пришло, что это советские школьники. Лишь при виде черных, как сажа, волос Марата да узких глаз Егордана можно было заподозрить что-то.
– В этой форме ходят парни и девушки из Гитлер-югенда. Не так легко заслужить ее, если вы не немцы. Но мы не просто ставим вас вровень с родными детьми. Вы, наверное, удивились, увидев на рубашке дракона. Мало кто знает, что означает эта эмблема, а те, кто знает, не болтают на каждом углу. Это символ второго управления Абвера-М. М – значит «Магический». Каждый из вас теперь находится под защитой и покровительством магов Абвера. Это высочайшая честь, и, надеюсь, вы все ее оправдаете.
– Зиг! – вскинул руку в приветственном жесте Евтухович.
– Хайль… – вяло и нестройно ответили ученики, с неохотой поднимая руки. Все знали: не ответишь на приветствие – останешься без еды. Даша, как обычно, решила, что ужин ей не нужен.
Зелигер склонил голову к уху Юрия Николаевича и что-то сказал, явно указывая на нахальную девчонку. Директор кивнул, приказал солдатам отвести учеников в барак, а сам пошел провожать капитана до подъехавшего черного «Мерседеса».
– На, вот, поешь. – Зоя протянула спрятанный в карман во время ужина кусок хлеба. – Вадик, ты принес?
– Я не удержался и съел, – виновато шмыгнул он носом.
– Он маленький, ему надо есть, – заступилась Даша.
Некоторое время в тишине слышалось лишь жевание да стрекотание кузнечиков. Ученики почтили погибших товарищей, еще не успевших стать друзьями или врагами, порадовались, что остались живы сами, по несколько раз рассказали, как справились с волком, и, уставшие, уснули. Лишь к троице сон никак не шел.
– Не понимаю, чего ты хочешь добиться? Чтобы тебя убили? – прошептал, свесившись с верхней кровати, Вадик.
– Чтобы от меня отстали! Пусть посадят в карцер или куда хотят, только не заставляют убивать своих. – Даша уже полчаса ковыряла нашивку на блузке, пытаясь оторвать, но ничего острого не нашлось, а обломанные ногти для этого не годились.
– Не посадят они тебя в карцер. Им нужны либо маги, которые сражаются за них, либо мертвые маги.
Даша фыркнула:
– Для своих одиннадцати лет ты слишком много умничаешь!
– Вадик прав, – вступилась Зоя. – Ты ведешь себя просто глупо. Не хочешь воевать на стороне фрицев – делай вид, будто за них, и сбеги при удобном случае. Как я собираюсь поступить.
– Противно! Противно орать «Хайль Гитлер», противно носить эту мерзкую свастику – все противно!
– А мне противно было жрать лебеду и смотреть, как насилуют мою мать, – прошипела Зоя.
– Но ты ведь убила этих гадов!
– Да. И где я из-за этого? Лучше бы не убивала…
– Не смей так говорить! – вспыхнула Даша. – Если мы не будем бороться, то можно просто пойти и застрелиться.
– Ты революционерка, как Клара Цеткин. Я не такая.
Они замолчали, задумавшись каждый о своем.
– А помните, как нас водили в ресторан в Дрездене? Сразу после зоопарка? – мечтательно протянул Вадик. – Там даже пиво разрешили пить! Хотя оно, если честно, мне не понравилось. А вот еда понравилась. Особенно тот здоровенный кусок мяса…
– Вадик, ты за еду родину продашь, – шикнула на него Даша.
– Да ну тебя! – обиделся паренек и отвернулся.
Москвичка, наконец, бросила ковырять нашивку и легла, натянув тонкое одеяло до носа. Невольно начала вспоминать Дрезден и как там оказалась.
Пятый класс она закончила на одни пятерки и в августе должна была поехать в Артек. Ух, как ей завидовали одноклассники! Особо противные мальчишки распустили слух, что в Артек ее на самом деле взяли благодаря отцу, и слышать такое было ужасно обидно. Ни один учитель с нее не спрашивал строже, чем отец, и если бы он сомневался в успехах дочери – не видать ей Черного моря, будь у нее хоть две путевки. Но до августа еще надо было дожить, и в конце мая Дашу отправили на два месяца в деревню к тетке в Полтавскую область.
Ей там нравилось: река, корова Зорька, лохматый и смешной пес Цыган, котята, которые уже подросли, но, как успокоила тетя Света, все равно играют с бумажкой на веревочке… А еще можно было валяться в траве сколько вздумается, играть с мальчишками в «Казаки-разбойники» и даже вырезать лук и стрелы! Дядя Коля впервые обещал взять ее на рыбалку, и Даше не терпелось поскорей по-настоящему забросить удочку.
По иронии судьбы война началась именно тогда, когда они выбрались на реку. Даша хорошо помнила белое, будто обсыпанное мукой, лицо тети по возвращении. Сердце екнуло: неужели что-то с родителями? Вся радость от пойманных карасей мгновенно испарилась. Когда узнала про нападение немецко-фашистских войск, даже почувствовала облегчение. В одиннадцать лет сложно представить, что такое война, и казалось, это где-то там, далеко, в Испании, но не в ее дворе.
Страшно стало, когда убили Зорьку. Пугающая отрывистая речь, лай Цыгана, переходящий в предсмертный хрип, громкие раскатистые выстрелы и вопль отчаяния тети Светы: «Как же мы без кормилицы?!»