Брать живьем! 1919-й (СИ) - Юров Сергей

В кабинете мы потребовали у бандитов показать документы. Брыкин ухмыльнулся и вынул из кармана свой паспорт, Пугач – свой. С первым все было ясно, но вот со вторым вышла закавыка. По паспорту и наклеенному фото он был Петром Анфиногеновичем Смирновым, а не Казьмой Ивановым. На лице Светловского промелькнула тень сомнения.

– Ты знаешь его? – обратился он к Брыкину, показав пальцем на другого задержанного.

– Впервые вижу!

– Врешь!

– Век воли не видать!

– Это ж Пугач! Раскрой зенки!

– Гы-гы-гы… Он такой же Пугач, как я пономарь Покровской церкви! Пугача так просто не возьмешь. У него та еще чуйка. Заподозрил, видать, засаду, и стороной обошел закусочную… А этот на него похож, что правда, то правда.

Светловский посмотрел на Щербинина.

– Антон, приведи сюда Куликова. Посмотрим, что скажет он.

Куликов вошел в кабинет в наручниках и, увидев своего товарища, виновато пожал плечами.

– Мразь ты последняя, Боря! – прошипел Брыкин и отвернулся.

Светловский заставил Куликова посмотреть на Смирнова.

– Узнаешь?

Бандит встал подальше от Брыкина и отрицательно мотнул головой.

– Знать не знаю!

Светловский зашагал туда-сюда по комнате. Потом встал перед Смирновым, сидевшим на табуретке.

– Где работаешь? Кем?

– На курорте, – прозвучал обиженный голос, – оператором в ванном заведении.

– Позвоню-ка я в Финотдел. Они там, как пчелки, допоздна трудятся.

Начальник вышел из кабинета и вернулся минут через пять в достаточно сильном смущении.

– Вы извините нас, Петр Анфиногенович, – сказал он, пожимая оператору руку. – Издержки нашей работы. Бандита, думали, поймали, ан, нет, сплоховали. Извините еще раз.

Cмирнов встал и одернул одежду.

– Первый раз в жизни попал в такую переделку, – сказал он, покачивая головой. – Это, признаться, настоящее испытание… Ну, а извинения я, конечно же, принимаю. В вашей сложной работе всякое бывает, тут и спорить не стоит.

Пожав всем сотрудникам Угро руки, Смирнов вышел из кабинета. После того как Щербинин отвел Брыкина в камеру и вернулся назад, Светловский дал Куликову папиросу и сказал:

– Борис, коль ты решил сотрудничать со следствием, то, может быть, вспомнишь какую-нибудь подробность насчет Пугача. Самую незначительную. Подумай.

Куликов затянулся, выпустил облачко дыма и с прищуром посмотрел в окно.

– Да не знаю даже, что и сказать… Что про него можно вспомнить?.. Хотя, погодите, дня два назад я встретился с ним с утра на Садовой. На сапогах у него виднелась засохшая рыбья чешуя.

– Так, так, это уже кое-что…

– Постойте, Григорий Иваныч! – воскликнул Щербинин. – Битый час голову ломаю, где видел похожего на Смирнова человека. Теперь вспомнил: на реке! Он как раз, два-три дня назад, ловил рыбу неподалеку от меня с каким-то приятелем. Так вот приятель этот, когда попадалась рыбешка, приговаривал: «К чекистам рыба на голый крючок идет!»

В кабинете повисла тишина.

– Этот упырь – чекист?! – округлил глаза Светловский. – Быть не может! Я всех сотрудников ЧК знаю в лицо.

– Он мог устроиться туда недавно, – заметил Рундук.

– Какие у него глаза, Антон? Не заметил?

– Они у него какие-то рыбьи, холодные, что ли.

Я кое-что вспомнил и тронул Светловского за локоть.

– Григорий Иваныч, можно прямо сейчас узнать, причастен ли рыбак к убийствам в доме Раковых.

– Как?

– На берегу реки по следам. Если на левом сапоге рыбака подковка с пятью резьбовыми отверстиями, а на правом – с тремя, это и есть наш упырь… Чует сердце, так и будет.

Светловский погладил подбородок и сделал знак Щербинину.

– Поехали, Антон, покажешь то место, где он рыбачил… Все-таки к чекистам будем обращаться. У нас должны быть веские основания.

За время их отсутствия мы со Скворцовым потолковали с Куликовым.

– Куда ж ты, мать твою, влез, Бориска? – толкнул его в плечо матрос. – Ведь вижу, мог бы жить нормально, по-людски. А теперь у тебя руки по локоть в крови! Раз за разом ты шел на дело, чтобы убивать. И ладно бы мужчин или баб, так ты поднимал топор на детишек малых. Не жалко было несмышленышей?

– Не убивал детей, греха такого на мне нет.

– Хочется верить, что это так.

– Слабак я, – вздохнул бандит, повесив голову. – Сначала Брыкин мной командовал, потом пошел на поводу у Пугача. Надо было идти к вам, в уголовку, уже после того, как мы вырезали семью Савельева.

– И почему ж не пошел? – спросил я. – Столько бы людей спас от жестокой гибели.

– Думал, думал, да так и не решился. Помню, вышел из дома и уж к Коммунальной площади путь наладил, а тут Брыкин навстречу. Ты, мол, куда это намылился, не в гости ли к Светловскому. Ну, я и остыл. Безвозвратно ушло то желание, не вернулось. И поплыл Борька Куликов по течению, словно щепка… Эх, голова моя садовая! Пропал я, совсем пропал. Какой суд сделает мне снисхождение? Не заслуживаю я его. Меня признают виновным, даже если я буду ползать на коленях и молить о пощаде!..

В момент горького раскаяния Куликова вернулись Светловский и Щербинин. Вид у них был весьма довольный.

– Все как ты сказал, Данила, – проговорил начальник Угро, едва появившись в кабинете. – Следы от сапог те же самые!.. Сейчас же позвоню Яркину и изложу ему все до мельчайших подробностей.

Поздним вечером, не дождавшись Алекса в столовой, я с удовольствием погулял с Лидией по Невскому проспекту, залитому светом от фонарей. Все треволнения, вся нервотрепка трудного дня при общении с ней ушли, растаяли без следа.

Глава 15

Наутро весь состав Угро, как обычно, был в кабинете. Светловский первым делом довел до нас, что головорез Пугач, готовившийся бежать из города, был взят ночью на своей квартире силами оперативной группы чекистов, которую возглавлял сам Яркин. Бандюга, ранивший при захвате двух человек, сознался во всех своих злодеяниях. Яркин от лица коллектива ЧК выразил «уголовке» огромную признательность за изобличение кровавого преступника, ярого врага советской власти. Затем начальник озвучил свежие утренние сводки, в числе коих была и информация об убийстве.

– Я уж стал подумывать, что «пустырник» больше не напомнит о себе. Нет, он снова в деле, товарищи. На пустыре в районе Тюремной площади ранним утром был обнаружен труп. Картина та же: край заброшенного пустыря, большой холщовый мешок, в нем мертвое тело мужчины… Скворцов, Нечаев, отправляйтесь туда вместе с доктором Журкиным. Он сейчас подойдет. Займитесь этим делом, выведите, наконец, убийцу на чистую воду… Санитаров я пришлю.

Мы дождались судебного медика, который немного задержался, и пошли к пустырю на своих двоих. По пути Скворцов, одетый в свою моряцкую форму, недовольно буркнул.

– Пошел на третье убийство, гад, не вытерпел!

– Что любопытно, первые две жертвы были, по всей видимости, дворянами, – заметил Журкин, поправляя пенсне. – Видно, и этот будет из благородных.

– И что, следствие зашло в тупик? – спросил я. – Так ничего и не вызнали? Хоть что-нибудь должно было всплыть!

Скворцов взглянул на меня и хмуро махнул рукой.

– Ни Гудилин, ни я не обнаружили серьезных зацепок. «Пустырник» где-то убивал несчастных, запихивал их в мешки и ночью отвозил к пустырю на подводе. Скорее всего, на своей подводе. На обочине полно следов от колес, но все они так похожи, что не разберешь. По ним преступника не отыскать… Как и по следам от его сапог. Обычные они, без каких-либо особенностей… Да, веревки на мешках были завязаны морским узлом. Но что это нам дает? Что преступник – матрос?.. Не факт. Так что, подвисло дело. И вот опять сюрприз, едрена каракатица!

Заросший сорняками пустырь был завален строительным мусором, пожелтевшими обрывками газет, ржавым металлоломом. Серый холщовый мешок с мертвым телом лежал под кустом жимолости. Его сторожил дед лет семидесяти пяти в линялом картузе и стареньком сюртучишке. Увидев нас, он всплеснул руками и покачал седой головой.