Рождение легиона - Gedzerath

Ночь прошла не очень бурно, но довольно приятно, учитывая все нюансы как моего положения, так и довольно-таки скромный опыт моей подруги. Как выяснилось, она «делала это всего-то разочек», но как и с кем – рассказать отказалась, что еще более укрепило меня в мысли о том, что эта «кто-то» была одной из пяти наших общих подруг. Мы долго смущались и хихикали, чмокая друг друга в носик, пока, наконец, мне не удалось завести ее настолько, что немного раскрепостившаяся подруга начала, наконец, отвечать на мои заигрывания. Увы, проведя всего три месяца с Графитом, я уже не смогла получить от этих «шаловливых» ласк то же удовольствие, что и раньше, но по крайней мере, я чувствовала себя удовлетворенной уже оттого, что заставила неплохо попыхтеть и похныкать фиолетового книжного червя, в возбужденном состоянии, оказавшейся любительницей довольно-таки жестких ласк. Получив свою дозу удовольствия, подружка быстро вымоталась и уснула, заставив меня фыркать, вспоминая ее фразу про жеребца, и лежа в ночи, я еще долго слушала шум моря и мерное дыхание единорожки, пока не заснула и сама.

– «Доброе утро, Скраппи» – прожевав клочок источающего кисловатый запах вареного сена, поприветствовала меня Твайлайт, так же неспособная похвастаться бодрым и оптимистичным настроем. Интересно, это я на нее так влияю, или единороги и в самом деле настолько сосредоточенны на магии, что даже простые шалости в постели становятся для них суровым испытанием духа и тела – «Как… эммм… Как спалось?».

– «Утро добрым не бывает» – в тон единорожке откликнулась я, мрачно разглядывая клочья распухшего сена, напоминающего недосоленную лапшу – «Отлично спалось. Просто замечательно. Я собираюсь найти тут древнее ружье и поубивать нахрен всю ту летающую жрачку, что с самого утра летает и орет именно под моим окном».

– «Это же просто чайки!».

– «Именно под моим окном, Твай!» – упрямо заявила я, косясь на Ред Ноуза, вбежавшего на кухню, и теперь крадущегося к моей фигурке, клевавшей носом у стола. Обойдя меня по широкой дуге, профессор посмотрел на меня с одного боку, затем – с другого. Блестя стеклами своих мегадиоптрий[165], он молча осматривал меня со всех сторон, словно один из экспонатов своей коллекции, и признаюсь, меня это здорово взбесило, поэтому стоило лишь голове бежевого единорога вновь появиться над моим плечом, как вилка, до того спокойно лежавшая на столе, мгновенно обрела способность летать и с крайне неприятным звуком просвистела мимо виска отпрянувшего жеребца, с грохотом сбив какую-то кастрюлю с дальнего стола. Отскочив, Ноуз громко икнул и с каким-то полусумасшедшим уханьем пустился прочь, вскидывая задние ноги словно жеребенок.

– «Да он и вправду больной!» – сердито прорычала я. Раздражение, копившееся во мне все утро, искало свой выход, и не сдержавшись, я вскочила на ноги, злобно запуская в стену разлетевшуюся на сотни осколков тарелку с остатками показавшегося мне в тот момент просто мерзким завтрака. Поднявшаяся единорожка открыла было рот, но подавилась словами, когда я злобно посмотрела на нее, резко крутанувшись возле распахнутой двери – «З-заткнись, Твай! Не сейчас, хорошо?!».

Выскочив за дверь, я долго старалась успокоиться, сердито пиная разбросанные по лестнице обломки досок, какие-то железяки и большой моток проволоки, как нельзя кстати подходящий для вымещения своего настроения. Широкие ступени, кое-где прикрытые грязной, истоптанной бумагой, сами просились под копыта, и с глубоким вздохом, я двинулась вниз, осторожно спускаясь по широкой винтовой лестнице, проходившей от основания до вершины некогда высокой и грозной башни. Наверное, некогда тут стояла бдительная стража и сновали вышколенные слуги, но время быстро взяло свое, и ненужные более окна-бойницы были закрыты деревянными щитами, намертво приколоченными к камню разбухшими от времени и влаги, крошащимися деревянными гвоздями[166].

– «Эээээ… Кхе… Здравствуйте, миссис Раг».

– «Аааа, Маккриди!» – остановившись у входа в уже знакомый мне зал, я с неприязнью поглядела на синего земнопони, неуверенно переминавшегося в дверном проеме – «И тебе злобного утра, негритосина! Посмел, значит, показать свою морду?».

– «Я предупреждал вас, Раг, о том, что вы выражаетесь недопустимо в адрес…».

– «Я выражаюсь? Ниииик, дружище, сделай морду попроще, ладно? Я вообще тут местная дурочка!» – издевательски протянула я, ощущая, как при виде худощавого, невысокого пони у меня начинает дергаться глаз – «Меня можно схватить, меня можно куда-то уволочь, где ослепить и приготовить к линчеванию – это нормально. Это правильно и хорошо. А вот назвать подлого, неблагодарного негра, замаравшего себя киднепингом, сектантством, да еще так и не набравшегося смелости или банальной совести для того, чтобы извиниться перед своей жертвой, когда-то спасшей его жизнь, негром – даааа, это достойно порицания! Понимаю вас, бывший коп. Приношу свои извинения!».

– «Я хотел сделать это. Правда» – ковырнул копытом пол стоявший передо мной знакомый, которого в тот момент у меня язык не поворачивался назвать другом – «Просто так и не решился. Да и ты постоянно где-то летаешь, на этих своих крыльях».

– «Ага. Особенно во время ареста. Сколько я просидела в Понивилле? Две недели? Три? И за все это время ты не то, что просто не подошел – ты скрывался от меня, трус, ведь твою знакомую-ветеринара я постоянно видела то на рынке, то на вокзале, поэтому не выноси мне мозги!».

– «Вообще-то, она теперь моя жена» – неловко повел плечами жеребец, осторожно приближаясь к моей насупившейся тушке и проводя копытом по моему плечу – «Хотя она и отказалась брать мою фамилию, сказав, что мне нужно прекратить тянуть за собой свое прошлое. Так что я теперь Ник Маккриди-Гудолл, Скраппи. И прекрати называть меня черным – у меня что, шкура поменяла свой цвет?».

– «Нет, но твое поведение достойно выходца из гарлема, Ник!» – успокаиваясь, проворчала я, дергая боком, на которое переместилось копыто удивленно хмурившегося жеребца – «Слушай, я слышала, что у вас было принято уважать чужое «личное пространство»! Ты что, решил, раз тут жеребцы в почете, то можешь лапать кого угодно, морда?».

– «Да нет, я просто… Скраппи, ты что – потолстела?».

– «Ах ты…» – от злости, я едва не поперхнулась, наступая на попятившегося от меня жеребца, сообразившего, что этого ляпать явно не стоило – «…нигер!».

– «Толстая!».

– «Нигер!».

– «Толстуха! Сухопутный кит!».

– «А ты – нигер, нигер, НИГЕР!» – разозлившись, проорала я на весь зал – «Гадкий, трусливый, черножопый нигер! Вот!».