Забирая жизни. Трилогия (СИ) - Бец Вячеслав

– Давай чуть иначе, – быстро выпалила она и, не дожидаясь ответа, решительно повернулась и нагнулась вперёд, поставив ладони на прикроватную тумбу.

Несмотря на послабления, которые он для неё сделал, Третьяков не ослаблял бдительности ни на секунду. Как только она начала менять позу – он напрягся и крепко ухватил её одной рукой за тонкую талию, прижавшись низом живота к её ягодицам, а второй потянулся к лицу, видимо, намереваясь снова зажать рот. Но увидев, что она не собирается никуда вырываться и вообще как‑то с ним бороться, он снова ослабил хватку и позволил Ане занять удобную для неё позу. Он добился почти всего, что хотел, осталось ещё одно движение и всё будет совсем прекрасно. Зачем портить мадмуазель такой момент?

– Ладно, но погодь, раз ты ставишь условие – я тоже хочу одно, – сообщил он, подумав секунду‑другую, и потянул Аню к себе.

В мгновение ока, прежде, чем она смогла сообразить, что происходит, её рот оказался заткнут кляпом, сделанным из большого куска простыни. Ублюдок подготовился ко всему.

– И не вздумай упираться, – угрожающе прошептал он.

К кляпу прибавилась повязка из какой‑то ткани, похоже, тоже простыни, которая туго затянула её раскрытый рот, затолкав кляп чуть глубже, от чего у неё выступили новые слезы. Будь кляп больше – она могла бы и задохнуться в процессе будущей «игры». Закончив с кляпом, Третьяков с силой толкнул её вперед, и девушка снова уперлась в тумбу руками, издав глухой стон, а руки Влада опять, словно тиски, сомкнулись на её талии.

Аня посмотрела на тумбу, с которой она связывала такие большие надежды, и вдруг её мозг пронзила ужасающая мысль, которая чуть было снова не парализовала её: что, если этот ублюдок обшарил комнату и нашёл оружие? Она чуть не задохнулась от немого крика, который вырвался из её горла. Третьяков решил, что это всё из‑за его действий и кляпа.

– Да‑да, не надо так просить, сейчас всё будет. Имей терпение, малышка, – вожделённо комментировал он.

И снова правая рука Влада исчезла с талии, а время для Ани потекло вдруг невероятно медленно. Она чувствовала каждый удар своего сердца, каждый его испуганный, наполненный страхом, громкий стук. Была не была – она должна сделать всё, что в её силах. Аня уже давно выбрала момент, когда сделает то, что собиралась, и теперь, отбросив сомнения, когда до момента оставались считанные мгновения, ей казалось, что эти мгновения растянулись чуть ли не на минуты. Справится ли она? Позволит ли он ей, до этого момента контролирующий её почти полностью, использовать тот призрачный, слабый шанс на спасение? Есть ли там вообще этот чёртов пистолет?

Она ощутила, как по её клитору скользнула твердая, упругая плоть. Это было последним сигналом, воем сирены, при котором она обязана была преодолеть страх, отбросить любые сомнения и начать действовать. Аня, вложив все силы, оттолкнулась руками от тумбы и подалась назад, толкая ягодицами своего насильника. Третьяков и к этому оказался готов, но всё равно, по инерции делая шаги назад и запутываясь в спущенных штанах, не успел крепко поймать её обеими руками до того, как она рванулась обратно вперёд, вырываясь из его хватки. Тех нескольких секунд, что он потратил на то, чтобы восстановить равновесие, избавиться от штанов и броситься за ней, ей хватило, чтобы открыть ящик прикроватной тумбы, найти там средство своего спасения и взять в руку пистолет, прежде чем Третьяков больно и крепко схватил её и потянул обратно к себе.

– Ах ты с… – в ярости успел сказать он, но было уже поздно.

Он увидел как она изворачивается для выстрела, сразу понял, что проигрывает, сделал шаг назад и стопой сильно толкнул Аню в ягодицу. Девушка стремительно полетела на кровать и потеряла пару секунд, не имея возможности в него выстрелить. Но Аня ожидала чего‑то подобного, и Третьяков, готовый броситься на свою добычу, словно дикий зверь, заметил, что, несмотря на падение, девушка мгновенно перевернулась и пистолет у неё в руке снова смотрит прямо ему в живот. Одной рукой она целилась в него, а другой возилась с кляпом.

Он стоял в некоторой нерешительности, обдумывая стоит ли броситься на неё или нет. Его приводила в неистовство сама мысль о том, что жертва вырвалась в такой неподходящий момент. Близость его победы даже слегка затуманивала разум, подстрекая его рискнуть и броситься на неё, уповая на то, что она не сможет выстрелить. Однако разум, полагающийся на опыт, говорил – жертва в состоянии аффекта с очень высокой вероятностью выстрелит.

Пока он думал, Аня справилась с повязкой и кляпом.

– Пошёл вон, тварь! – громким, срывающимся голосом, закричала она. – Во‑он!!!

Третьяков быстро поднял и натянул штаны, но пока не сдвинулся с места.

– И что, ты сможешь выстрелить? – глумливо спросил он.

– Да! Ещё как смогу, ублюдок!

Он не стал испытывать её решимость. В любом случае на крики или даже выстрел в потолок сюда кто‑то прибежит, так что он предпочёл побыстрее направиться к выходу. Придётся признать, что этот раунд за ней.

– Ты – моя, – напомнил он, прежде чем скрыться за углом.

Дверь тихо закрылась, но Аня этого не услышала. Она, рыдая от выходящего из неё напряжения, ещё долго сидела голая на кровати, крепко сжимая обеими руками пистолет, и боясь даже заглянуть за угол. Вдруг он ждал её в коридоре? Ей понадобилось добрых пятнадцать минут, чтобы найти в себе силы подняться и медленно, осторожно, бесшумными миниатюрными шажочками дойти до дверей, закрыть изнутри замок и оставить в нём ключ, чтобы его нельзя было открыть с той стороны.

И только после этого она смогла медленно, будто не сама управляла своим телом, вернуться в комнату, свалиться на кровать и позволить себе громко зарыдать, давая выход невероятному напряжению, какое она ещё никогда в своей жизни не испытывала.

Сейчас она не могла подумать ни о том, почему не выстрелила в него, ни о том, что и как она будет делать дальше. Она могла только рыдать. Только что она каким‑то чудом смогла спасти своё тело от надругательства, но спасла ли? Об этом она подумает позже.

Глава 4.1. Старые новые лица

Он давно уже перестал считать дни, прошедшие с того момента, как он отбился от отряда. Но сколько бы он ни бродил – ни разу за это время его голову не посетила мысль, что никого из них уже может не быть в живых. Он ведь жив? Значит, и они тоже.

Но в последнее время, если быть точным, то со вчерашнего вечера, у него вообще никаких лишних мыслей в голове не было, потому что там поселилась и безраздельно властвовала одна‑единственная, всепоглощающая, всеохватывающая проблема. И описывалась она у него в голове тремя короткими словами:

«Чё за нахер?!»

С этой мыслью он шёл полночи. С этой мыслью он встретил утро, день, с этой мыслью, примерно в полдень, он свалился под куст, совершенно обессиленный и разбитый. Вспомнив о том, что неплохо бы и воды попить, он достал флягу и допил остатки воды, но подниматься никуда не собирался. Да что там – он просто не мог. Ему нужен был отдых и не столько физический, сколько психический – нужно отключиться, заснуть и забыть обо всём. Забыть это дебильное словосочетание, которое он всё никак не может выкинуть из головы.

«Чё за нахер?!»

Разум понемногу угасал. Усталость и огромное эмоциональное истощение брали верх над телом. В конце концов он уснул прямо в бронежилете и в обнимку с автоматом, хотя ему хотелось бы уснуть в танке, а ещё лучше в танке, в окружении сотен танков. В укрепленном городе. И чтобы вокруг миллионы солдат. И даже тогда, наверное, он бы не чувствовал себя в безопасности. Он вообще теперь никогда не сможет чувствовать себя в безопасности, потому что после того, что он видел…

А ведь если разобраться, то он ничего толком и не видел. Может, именно это и вызвало такой ужас? Не‑ет. Там и видеть не надо было – он чувствовал. Эти… штуки… Вокруг них на десятки метров воздух наполняется опасностью и страхом. Толя физически ощущал, что это убийцы. Он ощущал их профессионализм и неумолимую методичность, чувствовал её в их выдержке и спокойствии, в их медлительных, экономных и осторожных движениях. А тяжесть их поступи свидетельствовала о немалой силище. Всё их поведение как будто говорило ему: «ты можешь прятаться сколько угодно, но тебе всё равно не уйти».