Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич

В это же время к Мирграду с двух сторон в сопровождении сотни осов двигалось по тарану: по одному на каждые врата, южные и северные. То, что южный вход защитники добро завалили изнутри внушительными глыбами из известняка, аскеры, похоже, не ведали, видимо, решив, что ворота просто‑напросто наглухо заколотили. Сами тараны представляли собой нечто вроде небольших одноэтажных четырёхугольных избушек, внутри каждой из которых находилось подвешенное поперёк на свободно болтающихся цепях массивное бревно с заострённым наконечником, окованным сталью. Сверху данные подвижные конструкции были покрыты свежесодранными шкурами животных, дабы по максимуму затруднить обороняющимся попытки их поджога. По бокам у таранов, у самого основания, с каждого края имелось по крепкому деревянному колесу, а перемещались данные адские сооружения с помощью четырёх десятков воинов, находившихся внутри. Их же усилиями раскачивались сами брёвна для нанесения ударов по вратам аль стенам. Подобные простые и вместе с тем страшные осадные машины были незаменимы и крайне эффективны при любом штурме. При условии, конечно, если удастся доставить таран на место и вволю подолбить его железным остриём по намеченной цели, то бишь по самому слабому (по мнению атакующих) оборонительному редуту в городских укреплениях.

Между тем на стенах столицы вовсю закипел бой; части нападавших удалось по нескольким лестницам забраться наверх и схлестнуться с защитниками Мирграда. В тот же миг бахнули вражеские камнемёты, не щадя ни своих, ни чужих; с десяток не отличавшихся особой точностью залпов просвистело в сторону поселения, накрыв часть северной и западной стен густыми тучами из известняковой щебёнки, обломков и булыжников. Впрочем, идущую в сквозных проходах крепостной ограды жёсткую рубку подобный прилёт смертоносной тучи камней если и остановил, то ненадолго; собравшись с силами, русичи с мрачной решимостью ринулись на шалмахов, вскоре беспощадно вырезав под корень тех из них, кто не успели сигануть назад, к своим. Возглавлял ту стремительную атаку Ратибор, чем‑то действительно напоминая собой удачливого сельчанина, набредшего на славный пенёк, усыпанный весенними опятами. Только вместо грибочков рыжий богатырь добро шинковал ничего так и не сумевших противопоставить ему аскеров, знатно напоив свою старушку секиру вражеской кровушкой. С каждым ударом могучего исполина в преисподнюю к Ахриману отправлялось чьё‑то вражеское тулово; как показалось со стороны, именно от «рыжего медведя» и ломанулась в ужасе к своим часть ослямов, предпочтя позорное бегство гибели от его топора. Блаженные грёзы о нетленной славе оказались пусть и временно, но забыты. Нет, прославиться всё так же хотелось незадачливым воякам, сначала лихо бросившимся на штурм, а после ещё более прытко и в обратном направлении припустившим прочь. Но не посмертно же. Сладкими плодами успеха, всенародных признания и хвалы надеялись ослямбские бойцы насладиться ещё при жизни, а это будет сделать довольно проблематично, коли вовремя не убраться с дороги разгневанного огневолосого великана, не хуже лютого урагана сминающего всё и всех на своём пути. Это аскеры уяснили для себя очень хорошо.

Тем временем к городу с двух сторон медленно, но верно подползало по тарану. И если у северного входа четырёхугольный адский домик на колёсах с брёвнышком под крышей добро осыпался ливнем стрел, пусть и без особого успеха, то у южных врат поведение обороняющихся показалось осам очень странным: всего лишь несколько десятков не самых метких выстрелов из лука по сопровождающим, причём, похоже, в основном лишь для того, чтобы показать: их прекрасно видят и даже ждут с распростёртыми объятиями, как бы это странно ни звучало в разгар осады. Впрочем, вскоре стало ясно, что замыслили защитники града: выплеснув сверху на крышу уже подъехавшего практически вплотную к вратам грозного подвижного механизма пару чанов с некой вязкой субстанцией, оказавшейся, как выяснилось через мгновение, знатно воспламеняющейся горючей жидкостью (рецепт которой зятю три месяца назад прислал Таислав, правитель Змейграда), мирградцы тут же ударили по обильно обрызганной кровле опасного сооружения огненными стрелами. Полыхнуло знатно, и даже шкуры животных, устилавшие крышу, не помогли; раздавшиеся изнутри движимого строения дикие вопли обожжённых возвестили и своих и чужих о том, что досталось всем, кому только можно. Таран встал наглухо, споро загоревшись, как пучок сухой соломы. Ну и добить уж защитникам цитадели добрыми залпами из луков напавшего неприятеля не составило никакого труда, выкосив отряд вражин, прикрывавший дьявольскую избушку на колёсах, подчистую.

Единственной проблемой для осаждённых стало то, что часть горючей смеси попала на замурованные изнутри южные врата. Пламя, конечно, тут же перекинулось на них, и казалось, даже железная обивка заполыхала, чего уж говорить про дерево. Огромных усилий стоило русичам потушить этот жуткий огонь, израсходовав уйму кадок, бадей да корыт с водой. Посему так решено было не рисковать более; а то и до пожара недалеко. Ведь только подобной страшной напасти осаждённому городу не хватало в довесок для полного счастья.

К тому времени подъезжавший к северным вратам второй таран издалека сильно напоминал собой гигантского дикобраза, ибо весь оказался усыпан стрелами, без устали выпускаемыми осаждёнными. Били те дружно, слаженно, обильно устлав поле боя телесами сопровождавших чудовищную конструкцию на колёсах. В конце концов шалмахи не выдержали и лихорадочно, спешно попятились назад, за пределы досягаемости луков славян. Грех было не воспользоваться случившейся сумятицей в рядах врага, что русичи с блеском и сделали. Северные врата отворились, и княжья дружина под пятьдесят топоров, состоящая из отборных витязей Святослава, опрометью вылетела наружу и стремглав набросилась на остановившийся всего в десятке метров от города таран, быстро покрошив в труху как само кошмарное сооружение, так и всех тех, кто его тащил. Затем с чувством выполненного долга лихая ватага поспешно воротилась в город, не забыв напоследок показать парочку голых задниц опешившим от такой наглости и дерзости аскерам, слишком поздно осознавшим, что оставили своих бойцов одних, бросив их на произвол судьбы. Которая, конечно же, была к ним крайне сурова. Поле боя редко когда прощает такие людские пороки, как самонадеянность и разгильдяйство. А вкупе со спешкой и трусостью, так и вовсе никогда.

Тем временем радостный могучий рёв прокатился над стенами Мирграда, и даже ещё несколько раз, скорее уже по инерции прилетевшие в стены города горсти каменьев, выпущенные из вражеских требушетов, не могли омрачить всеобщего ликования. Русичи удовлетворённо стучали мечами и топорами о щиты, довольно хлопали друг друга по плечу и озабоченно оглядывались, начиная подсчитывать потери. Всем, и защитникам, и обороняющимся, стало понятно: первый штурм отбит. Очень похоже, что затяжная осада ждёт обе противоборствующие стороны.

Глава 18

«А что происходит?..»

Военный лагерь Ослямбской империи. Сразу после сечи. По горячим следам…

– Геркант, – стоявший всё на том же деревянном помосте Эдиз, не знавший, плакать ему или хохотать, удивлённо‑насмешливо воззрился на понуро к нему подковылявшего военачальника, всего в крови да с обломком стрелы в плече. – А что происходит, не поведаешь ли? А то я никак не разумею, почему до сих пор тутова топчусь, а не сиживаю во дворце этого выскочки Святослава, поплёвывая при этом на его башку, на пику насаженную… А ведь хотел уже сегодня полюбоваться, как мои палачи с него кожу живьём сдирают, но похоже, ты испортил мне пирушку, нет?..

– Мы их недооценили, властитель! Прости! – Геркант упал на одно колено, покорно склонив голову. – Они ждали нас и слишком хорошо подготовились…

– Ты знаешь, как я не люблю оправданий, так что заканчивай ныть! – голос императора сделался холодным. – Лучше расскажи‑ка, каковы наши потери и что собираешься предпринять, дабы сровнять с землёй этот непокорный городишко⁈