Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Александр Солженицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его нервность начинала болезненно заражать и Федонина. Что-то непоправимое упускалось! Чего-то никак нельзя было упустить!
— Но в чём программа? Что может сделать малость вашего пролетариата в поголовно крестьянской стране?
— Да, — усмехнулся Троцкий. — Мужицкий ум лишён размаха и синтеза. Они улавливают только элементарное. Крестьяне изорвали на онучи знамя Желябова. Они поймут, когда по ним пройдутся калёным утюгом.
И видя, как Федонин отшатнулся, ещё утвердил:
— Да, в школе великих исторических потрясений надо уметь учиться. А по слабым — жизнь бьёт!
Но при всей его страстной речи и огнистых глазах — какое-то высокомерное холодное отчуждение насажено на него как броня. Он был горяч — но был и холоден одновременно.
Уже к ночи прекратились разговоры.
А в Белоостров поезд пришёл в четвёртом часу утра, при первом свете, — и тут в вагон хлынула шумная компания друзей этих эмигрантов. Они остро, пересыпчато заговорили уже только между собой, тарабарскими терминами, на революционном жаргоне.
А их же поездом, но в другом вагоне, ехал известный бельгийский социалист Вандервельде, даже кажется председатель их же Интернационала, — но к нему они не шли, и Троцкий вчера не ходил. Когда поезд пришёл в Петроград в 6 часов утра, — солнце уже не низко, а город спит, — Вандервельде встретили с бокового подъезда трое бельгийцев с чёрно-жёлто-красным флажком на автомобиле. Врачей — два чиновника из Красного Креста. А семерых эмигрантов — сотни людей, собравшихся с вечера, не ушедших с вокзала и за ночь: с красными флагами рабочие, с нарукавными красными повязками вооружённый винтовками рабочий отряд. И на руках понесли Троцкого в парадные комнаты вокзала, там речи.
У приехавших эмигрантов встречавшие переняли чемоданы — все эти революционеры ехали, однако, с хорошими кожаными. А врачи со скудными узелками и мешочками пошли на площадь, ожидая, чем ехать. В утреннем заревом солнце явилось первое видение родины: грязная, изсоренная площадь.
Из главных дверей вокзала под новые аплодисменты вышла группа Троцкого. И один из них, Чудновский, поднялся на грузовик, держать речь и тут. Всё о том же: довольно этой войны! кончать её немедленно! братство народов, а немцы совсем не так плохи.
Потом из встречающих, кажется Урицкий.
Такая малая их кучка — но если везде всё время будут держать речи, а их будут слушать?
Федонин передал заспинный мешок спутнику — и полез на тот же грузовик, отвечать от военнопленных.
*****ГДЕ ЧЁРТ НИ МОЛОЛ — А С МУКОЙ К НАМ НА ДВОР*****177'' (по буржуазным газетам, конец апреля - начало мая)
ПОКУШЕНИЕ НА СЕМЬЮ КАЙЗЕРА. Найдена адская машина во дворце в Тиргартене.
Суд над Фридрихом Адлером, убийцей австрийского премьера.
Рим. Отставка Гучкова произвела в Италии удручающее впечатление... После того как все видели лучезарное возрождение России к свободе от гнёта царской власти, никто не мог ожидать, что положение в России станет таким тягостным.
Париж. Газеты пишут, что отставка Гучкова послужит предупреждением для нации, которой придётся выбирать между родиной и анархией. Общественное мнение здесь очень раздражено вмешательством Совета депутатов во внешнюю политику. „Фигаро”: Среди меньшинства Совета рабочих депутатов есть люди, ставшие после победы столь же наглыми, сколь и подлыми. Дипломатическая нота Скобелева — циничная буффонада. В России ныне открыт путь от анархии к деспотизму. А Франция ещё более, чем прежде, выносит на себе всю тяжесть войны, германские войска ежедневно получают подкрепления с русского фронта.
Копенгаген. Датская печать усматривает в уходе Гучкова и Корнилова признаки полного развала России.
... Германия вся возликует при вести об уходе Милюкова...
(„Русские ведомости”)
Гинденбург заявил: „... Что события в России способствуют нашим планам, этого не может отрицать даже самый ярый оптимист Согласия. В прошлом году, чтоб отразить наступление Брусилова, нам нужен был наш стратегический запас. Ныне же дела обстоят совершенно иначе.”
Мадрид. В либеральных испанских кругах наблюдается тревожное настроение в связи с упорным желанием короля сохранить нейтралитет в европейской войне.
Берн. Вопреки всем слухам и утверждениям, английское посольство здесь ещё не отказало ни одному русскому эмигранту в визе следовать через Англию. Русские эмигранты, которые выехали в Россию через Германию, не обращались в английское посольство за визой, и по-видимому единственная причина тому — опасение подводных лодок.
… Многие сейчас жалеют, что „не умерли тогда с великой мечтой”... Когда после 700-летнего рабства и кромешной тьмы над великими равнинами России засветилось солнце свободы — тогда казалось невероятным, что найдутся люди, которые весь боевой пыл перенесут с фронта в тыл, что с немцами будут „брататься”, а на собственных сограждан Устремят булат и пулемёт.
К ОТСТАВКЕ ГУЧКОВА... В беседе с парламентскими журналиками сказал: „Невозможно управлять армией и флотом, когда помимо вас делаются распоряжения, совершенно противоположные тем, которые делаете вы. Разве можно, например, управлять министерством путей сообщения, зная, что на каждой станции могут составляться свои расписания?”
КРИЗИС ВЛАСТИ. Революция, весь смысл которой в творческом начале, вылилась в „рабский бунт”. Ни Временное правительство, ни Совет не хотели анархии, а между тем она воцарилась.
Обращение СРСД. Воззвание Совета „к товарищам солдатам на фронте” — трагический документ. Понадобилось полное обнаружение разрухи (ответственность за которую падает и на Совет), полное обнажение анархии, чтобы Совет „выжал” из себя даже не порицание... Понадобился кризис власти, подготовленный ошибочной политикой Совета, чтобы появился этот призыв к долгу, совести и дисциплине... но с каким огромным запозданием... С какой энергией Совет поддерживал и углублял двоевластие, отвергал „буржуазные” лозунги войны во имя спасения родины... Бег на приз „левизны”, погоня за дешёвыми эффектами большевизма отравляла активную демократию...
(„Биржевые ведомости”)
Социалистическая пресса разбилась на десятки враждебных устремлений. Можно вообразить, что на плечи единого пролетариата вскочило два десятка горланящих голов, высовывающих друг другу языки. Где же собственная голова пролетариата?
(„Русская воля”)
... При самых благоприятных общественных условиях борьбы с продовольственным кризисом — хлеба всё нет. Всюду — продовольственные комитеты, о необходимости коих так распинались до революции. И твёрдые цены повышены на 60% при участии того самого Громана, который так боролся против их малейшего повышения. А хлеба всё нет. Положение с продовольствованием армии стало значительно хуже, чем было до революции.
(„Новое время”)
Сердобск. Волостные и уездный комитеты постановили: не допустить вывозку помещичьего зерна на элеватор, но забрать его в две трети цены для населения.
В с. Болотникове Пензенской губ. все должны были принести на сход свои документы. Затопили печку, дружно сожгли все документы, кричали „ура” и смотрели, как горят старые законы.
Воззвание Царевского полка к крестьянам. Граждане земледельцы!.. Не станем скрывать: у нас часть сознательных граждан-воинов впала в сомнение. Началась внутренняя работа по успокоению взволнованных мыслей... Ждали мы землю сотни лет, можно подождать и ещё несколько месяцев. Вы увлекаетесь минутным захватом земли, а свою не обсеете — пропустите время и не хватит рабочих рук... Хотите нашего возвращения — немедленно успокойтесь...
Из речи Брешко-Брешковской в с. Шунга Костромского уезда. „... Тёмные силы возбуждают крестьянство нелепыми слухами, будто в демократической республике все золотые кресты на церквях будут перечеканены на монеты, все колокола медные перельют на пушки, все драгоценные украшения икон будут ободраны, а церкви обращены в сеновалы. Всё это наглая ложь. Ведь свобода и дана для того, чтобы каждый, веря в Творца Небесного, мог соблюдать свою религию... Нас, социалистов, часто называют безбожниками, но скажите, граждане: может ли человек без веры вынести ту чашу страданий — на тернистом пути ссылки, каторги, виселицы? Кто ближе ко Христу: кто каждый воскресный день кладёт поклоны, или социалист, положивший жизнь свою за други своя?”