Взвихрённая Русь – 1990 - Анатолий Никифорович Санжаровский

Горбачёв подумал и сказал:

— Нарисуй на потолке красный круг.

Нарисовали.

А куры всё не унимаются, дохнут.

Рыжков опять за советом к специалисту номер один по сельскому хозяйству.

— Покрась пол зелёной краской.

Через некоторое время снова Рыжков бежит к Горбачёву. Рапортует:

— Все куры, Михал Сергеич, подохли.

— Жаль, — поскрёб Горбачёв затылок. — А у меня ещё столько идей!

— Нy-к спроси, куда эта старая тля в белом чепчике прёт, как танк, без очереди?

— Да эт, вижу, ум, совесть и честь нашей эпошки прёт. По спесивой закормленной роже вижу.

— Да, ум! Да, совесть! Да, честь! Старый большевик вам не тля!

— Хуже! Охолонь, тухлый большевичок. И дуй в очередь!

— Да, да. В очередь!

— Это теракт… Тогда б за это не миндальничали… Это неуважение к нашему возрасту!

— А за что ваш возраст поважать? За эти пустые полки? За те восемьдесят миллионов, которых вы, коммуняки во главе с «верховным жрецом», поклали?

— В тридцать седьмом моих отца-мать, деда… Можь, ты, вша, и стрелял? Молодец Гаврюша Харитоныч![51] Кажется, уже сдёрнул старых большевичков с привилегий. Полезли к общему котлу.

— Топай, топай, душман, в общую очередь. Без очереди можем выдать тебе только тапки под цвет твоей белой шляпки.

17

С каким ускорением мы должны шагать,

чтобы уже в этом веке перейти от слов к делу?

А.Климов

— Наверно, голосуют… Эх, Ельцин…

— Да. Без Ельцина и русскому и России крышка. А ну выберут Власова?

— Эту марионетку из политбюро? Он же умолотил Россию в гроб. Заколотит крышку и схоронит.

— За этой же гадой тупомозглые комбаре. Позахватили кругом все кочки. Бедному кулику негде и сесть.

— Сядет! Не выберут нашего Ельцина — получат один сплошной Чернобыль «от моря и до моря».

— Во Человечище! Гнули, ломали, топтали, брехали, в клевете топили — Он только сильней! Он только чище! Богатырь из сказки!

— Жутко! За что эта косорылая знать во главе с генсэксом устроила всю эту гнусь? Только за то, что осмелился выступить за истинную Перестройку? Ну, сказал, давайте кончать топтаться на месте, давайте кончать болтать, может, к делу перейдём? — и готовый почти враг народа! Вот мы шестой год, так сказать, перестраиваемся. И кто громче всех про перестройку тарахтит? Ген! «Мы вершим революцию в революции!» Понимай: демагогию в демагогии! «Наш путь развития уникальный!» Надо же? Оказывается, безответственнейшая болтушенция — величайшая уникальность. «Надо достойно пройти этот крутой перевал в истории страны!» «Перестройка вступила в полосу серьёзныx испытаний». Коренной перелом! Коренной перелом! За дальнейшее углубление перестройки! За ещё более дальнейший подъём углубления перестройки! За!.. Господи! Да что это? Неужели перестройка — это яма, которую без конца надо углублять? Эта яма может стать могилой. И стала! В этой могиле за годы так называемой перестройки похоронены останки нашей человеческой жизни. Если ты мог в «застой» худо-бедно одеваться, худо-бедно питаться, то в «перестройку» всё это переплавилось в невозможную мечту. Всю странёшку посадил на карточки!

— Что посадил, то посадил… Молодость я начинал с карточек в войну. Карточками и кончаю жизнь. Карточное колесо… Ни войны, ни мору нету, а карточки есть. Да и между карточками всё призывали: потерпите, потерпите! Первые сто лет будет трудновато, а там всё наладится. Будет всего широко! Авось добежим до светлого будущего. До-бе-жа-ли… До-жи-ли… Что же так, люди? Игде мы самим себе пакостим?

— Може, мы не на тую стёжку марахнули в семнадцатом? Можe, возвернуться? Да подумать? Да подразобраться? Так партейно-перестроечная фанфарония вернуться не даёт!

— А вернуться аж кричит как надо. Чтоб починать день с сытого куска, а не — паралик тя расшиби! — с трепотни по телерадиогазетам про этот кусок, не с обещанки этого ненавистного куска в неохватном будущем. На семьдесят третьем советском году без куска остались. Доперестраивались!

— В могиле обеими ножками стоит ненаглядная соцсистемка. Там уже пол-Союза. Там и все наши законики. Выполняются ж лишь на пяток процентов! И какой закон, принятый в перестройку, ни ворухни — выкидыш! Ускорение где? Пьяный закон где? Госприёмка где? Хозрасчёт где? Выборы директоров где? Советы трудовых коллективов на предприятиях где? Крестьянская земля где? Обещанные референдумы где?.. Хоть один? Власть в местных советах где? Закон о печати с семнадцатого года принимают? Как и закон о земле? Мно-ого чего полегло в могилу перестройки…

— А что законы уцелели, так они без разницы… Что есть, что нет. Наши законы сейчас как паутина: — крысы проскакивают, а мушки застревают.

— Это ж надо за пять лет так взбулгачить страну?! Кругома гражданская война! Армяне против азербайджанцев. Грузины против абхазов. А в Прибалтике что? А в Молдове? Народ на народ с оружием! Друг в дружку сеют из автоматов! А президент? Живёт по песенке: «Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу. Да! Да! Да!» Принципиально ничего не желает ни видеть, ни слышать. Годами не выползает к народу из Кремля. По заграницам напару со своей маняткой скакать его не учи. А к своему народу на аркане не вытащишь. Президент вроде и есть, потому что без останову палит безграмотными, антиконституционными указишками. А на деле его вроде и нет. Зарылся с ушками в борьбу на выживание. Укрепляет свою власть!

— О! Этим он промышляет с первого кремлёвского дня! Никуда народ не выбирал, а он — везде! Хохмочка века!

— Сам себя везде назначает. Как он стал генсексом? Если ты истинный демократ, пускай тебя и избирают всепартейно. Но разве он мог свою судьбу доверить рядовым коммунистам? И гэнсэксом его выбрала кучка кремлёвских бояр. Как поначалу пел? Один пост — больше мне не надо! Асса! Эту припевку он перехватил у Хруща. Тот сидел сперва в одном кресле. Раскушался. Узко стало, спарил кресла. А наш глядел, глядел на Громыку[52] да и дерганул из-под ног ковёр. Тот шлёпнулся на пенсию. И обставил шельма как идейно! Партия должна помочь Советам! Должна укрепить. Коммунисты обязаны придти в Советы! Это их святой долг! И — пришёл! И — укрепил свой дот! Ну-ка, подступись кто?!

— А в народные депутаты кто его выбирал?

— Народным депутатом он сам себя назначил. В чёрной сотне от КПСС. Безо всяких голосований. Предел демократии!

— А как на первом съезде «выбирали» верховного председателя? Кричали в канун: альтернативные выборы! альтернативные выборы!! Небывалый расцвет плюйрализма и демократии! Оболенский[53] и поверь в альтернативу. Выдвинул скромно себя.

— Мишаня позеленел. Затрясся. По