Битва при Пуатье - Жан-Анри Руа

Но Карлу еще далеко от равнины Пуату, и от нее его отделяет немало битв. Ему еще необходимо научиться искусству полководца. Этому новичку не суждено было стяжать славу в своем первом в жизни сражении. Став заложником своей молодости и отсутствия дисциплины в войсках, он способствовал разгрому своих союзников, разбитых Радбодом. Единственным спасением было бегство. Герцог фризов, уверенный в том, что освободил свой народ от франкского ярма, удовольствовался разграблением прирейнских земель. После безрезультатной осады Кельна он отступил в свою страну.

Упрямец Карл не был обескуражен этой неудачей, он созвал другое ополчение и собрал новую армию. Хитроумно командуя ею, он подстерег Хильперика и Рагенфреда, которые передвигались по стране без всякой предосторожности. Карл неожиданно напал на них недалеко от аббатства Ставело у Амблефа. Эта королевская резиденция доминирует над рекой Амблеф, которая соединяется с Уртом, чтобы влиться в Маас у Льежа. Утомленные дорогой и пресытившиеся грабежами нейстрийцы понесли ужасную кару. Отступление короля и Рагенфреда превратилось в беспорядочное бегство.

После этого боевого крещения Карл посвятил 716 год переустройству своего истерзанного войнами королевства. Он готовил свою армию внутри страны, уничтожая все еще существовавшие враждебные группировки. Согласно хроникам, он захватил несколько крепостей, которые отдал на разграбление своим солдатам. Но сообщаемые ими сведения неточны.

На следующий год в ходе одной из таких карательных экспедиций Карл вторгся в Камбрези Хильперик и Рагенфред, узнав о его походе, выступили ему навстречу. За неделю до Вербного воскресенья 717 г вблизи деревни Венси, недалеко от города Кревкер, разыгралась самая кровопролитная битва той эпохи, завершившаяся разгромом Нейстрии. Преследуемый Карлом, Рагенфред пересек земли аббатства Фонтанель, переправился через Сену и бежал в Анжер. Из этого убежища он стал искать себе новых союзников.

И на этот раз настойчивость нейстрийского майордома не могла остаться безрезультатной. Война – слишком заманчивое и прибыльное занятие, чтобы устоять перед ее зовом; это забава того времени, в то время как мир, уверял Либаний, для франков – сущее бедствие. 719 г. сулит нам начало третьей кампании против Австразии.

Нам уже надоедает эта нескончаемая дуэль, которая не приносит ничего, даже новшеств в военном искусстве. Имеющиеся у нас рассказы о битвах настолько одинаковы, что описание одной способно поведать нам сразу обо всех прочих. Тертри, Куиз, Венси, Амблеф следуют одной канве, отличие только в обрамлении, да еще надежде, которая кочует из лагеря в лагерь. Схватка, возгласы победы, бегство побежденных, которые безотлагательно приступают к подготовке реванша. Война, как печень Прометея, всегда возрождается.

Нет сомнения в том, что это сходство навязано нам несостоятельностью хронистов, у которых отсутствие воображения или информации оборачивается аналогичной схожестью биографий известных людей. Жизнеописание Пипина Старого до странности совпадает с рассказом о Пипине Геристальском, Карле и даже Эброине, исключая разве что смерть последнего. Те же поучительные достоинства, схожие недостатки, одинаковые деяния и чаяния.

Дефицит оригинальности приводит к тому, что интерес к этому периоду падает, тем более что здесь легко делать обобщения. Nihil novi (ничего нового), вот единственный комментарий, который напрашивается после обзора почти трехвековой истории. Расселение варваров не принесло с собой ничего нового, они всего лишь обосновались в Империи, не нарушив обычного порядка вещей: их самобытные черты растворились в римском мире. Эту ассимиляцию мы отмечаем на всех уровнях. Варварские короли в хламиде, порфире, золотой короне уподобляются Цезарю и Августу. По примеру римских и византийских императоров их власть оказывается абсолютной, светской, опирается на казну – три черты, далекие от оригинальности. Равным образом они наследуют античные формулы, которыми их осыпают без всякой меры: «Ваше великолепие», и доводят карикатуру до того, что подражают порокам и преступлениям цезарей. Хлотарь режет своих племянников,[160] а Хильперик,[161] впав в безумие – подобно Домициану, – взламывает ворота монастырей, законодательствует о Троице и приказывает выкалывать глаза своим врагам. При дворе царит немыслимая безнравственность, зараза которой расползается до самых низов социальной лестницы. Григорий Турский в изобилии приводит примеры этого плачевного упадка и клеймит позором пьянство, прелюбодеяния, оргии и убийства. И верно, нам не следует вставать на сторону романтического мифа о молодом германском народе, носителе нравственности.

Этому падению нравов соответствовала деградация в интеллектуальной сфере, поразившая искусство, литературу и науки. Варвары, забывшие после завоевания свой германский язык в угоду латыни, не смогли насадить новой культуры. Более того, их вклад равен нулю, они лишь присоединились к римскому банкротству, которое сами же ускорили. Литература влачила жалкое существование, а говорить о коронованном «поэте» Хильперике мы как-то не решаемся.

Эта мимикрия обнаруживалась и в сфере управления. Племенные институты германцев отступили перед римской организацией. Например, Салическая правда, составленная в домеровингскую эпоху, в период после Хлодвига уже не являлась законом Галлии. Германское право развалилось перед лицом римского. Этот негативный баланс можно продолжать бесконечно. Например, как мы уже видели, налоговая система франков была римской, аналогичным образом была скопирована сельская организация. Сохранились крупные земельные владения, сменились лишь их хозяева, но они практиковали те же способы обработки земли с помощью все тех же рабов. Эксплуатация всегда была привилегией «conductore», которые сдавали в аренду земли и получали плату от колонов.

Мы уже слегка касались причин этой обманчивой интеграции, бесплодие этого завоевания можно объяснить еще и малочисленностью завоевателей – как полагают, по 5 человек на сотню римского населения. Вновь прибывшие не получили никакого подкрепления в виде свежих сил, а отсутствие «connubium» (брака) вплоть до VI в. не было социальным препятствием для союзов между германцами и римлянками. Это франкское меньшинство не смогло изменить римский народ, который отнюдь не презирало, а восхищалось им. Оно никогда не стремилось уничтожить или эксплуатировать Империю.

Единственное новшество той эпохи: на смену Римской империи с ее вечно враждующими между собой внутренними силами пришло множество государств. Кампания, организованная Рагенфредом в 719 г., стала одним из проявлений этого антагонизма.

Хильперик присоединился к своему майордому в Анжере. Объединенными усилиями они привлекли на свою сторону могущественного союзника, герцога Аквитании. Его осыпали дарами, пообещав в придачу положение и привилегии суверена в своих государствах. Во главе своих аквитанцев и гасконцев Эд вернул Хильперика под стены Парижа. Связанные общим интересом, эти правители объединились и без промедления решительно повели свои армии к австразийской границе.

Но Карл не дал застигнуть себя врасплох и внезапно встретил их на равнинах Суассона. Сражение разворачивалось стремительно. Союзные войска плохо поддерживали Эда, он дрогнул первым и увлек за собой в бегство нейстрийскую армию. Единым потоком беглецы и победители достигли Парижа. Хильперик и Эд, избежав гибели, бросились в Орлеан, чтобы затем добраться до столицы Аквитании. Карл отказался от преследования.

Результат этой победы был сведен к нулю из-за ситуации, к которой он привел. Хлотарь IV умер. Плененный Хильперик мог бы наследовать ему на троне Австразии, но он отбыл в Аквитанию в обозе своего союзника.

Карл столкнулся с извечной проблемой узаконивания своей власти. Майордому недоставало законного прикрытия в лице меровингского короля. Единственным выходом из этого тупика были переговоры. Он направил Милона с посольством в Тулузу. Дьякону потребовалась вся его изворотливость, чтобы убедить герцога «римской страны». Он заявил, что предлагает мир от имени Карла, который, как он сказал, великодушно забыл о своих обидах на Эда. Как же тогда можно отказать ему в возвращении на трон Хильперика, которому он присудил столь высокую награду? Милон заверил, что Карл едва сдерживает желание самому прийти за королем, но каким разорением и каким разгромом это может обернуться для этой прекрасной страны, Аквитании! Обещания и угрозы Милона восторжествовали над слабостью герцога, который выдал Хильперика вместе с его сокровищами.

Карл обошелся с вернувшимся королем уважительно, но тем не менее заключил его под стражу во дворце. Хильперик почти не сопротивлялся этой немилости примерно в конце 720 г. он умер в Нуайоне или, может быть, Аттиньи-сюр-Эн, измученный горестями и тяготами.