Битва при Пуатье - Жан-Анри Руа

Непривычное возбуждение, удивительная воинственная суматоха. Неужели арабское общество только и ждало случая устремиться на зов военачальника, нуждающегося в войнах? Устали ли эти солдаты от бездействия, превратившего их в оседлых жителей, или ими двигала алчность в большей степени, чем стремление к распространению веры? Или, если говорить менее прозаически, должны ли мы верить исламскому поэту: «То, чего жаждет цвет мира это не материальная обеспеченность, а опасность, преодолеваемая в хорошей компании, любовь, смех, разнообразие и завоевание». Или же они почитали своим долгом посвятить себя триумфу религии, уповая на следующую суру из Корана: «Не говори, что убитые за служение Богу мертвы, они живы и получают пищу из рук Аллаха».

Каковы бы ни были их мотивы, они прибыли во множестве. Воины и искатели приключений из разных стран – с гор Атласа, из африканских песков, с берегов Нила, из Сирии и Аравии. Пестрое, живописное, жестокое и решительное сборище. Важно конкретизировать это разнообразие. Как говорит Виардо, мусульманская пехота, презираемое войсковое подразделение, получавшее лишь половинный рацион и включавшее лучников, пращников и разведчиков, состояла из многочисленных мосарабов[164] и евреев. Эти воины составляли отдельные части под командованием выборных военачальников, campeadores. Один из них, знаменитый Руй Диас де Бивар, состоял на службе у наместника Барселоны. Идеал у них был один грабеж. К этим наемникам прибавились христианские пленники, принявшие ислам и ценившиеся за свою смелость. Часто именно они составляли личную гвардию эмира. И, наконец, многочисленные берберы. На самом деле в течение всего периода оккупации Испании на территорию полуострова вступило не более тридцати тысяч арабских воинов. Со времен высадки Тарика соотношение почти не менялось девять арабов на семь тысяч берберов. Несмотря на скрытый антагонизм, на войне они «не отходили от своего господина, как голодные собаки» и оставались самой прочной опорой арабской армии.

Тем не менее не надо думать, что все вместе они представляли собой в какой-то степени сомнительный сброд. Были введены правила приема в войско. Каждый воин должен был предстать вместе с верховым животным, оружием и запасами продовольствия на неделю. Во исполнение учения Мухаммеда: «Пусть слава наших знамен будет без порока», тщательно проверялось поведение и прошлое каждого добровольца, у него выспрашивались причины, побудившие его к поступлению на военную службу. Затем каждому предстояло привыкнуть к жесткой дисциплине. Часто приводится следующий пример: однажды, когда один военачальник делал смотр своим всадникам, он, как говорят, увидел в конце строя блеск сабли. Пустив лошадь в галоп, он убедился, что один солдат нарушил фронт. «Выйти из строя, отдать саблю, поднять голову». И ударом наотмашь срубил виновному голову.

Можно ли установить численность этой грозной армии? Не задерживаясь на этом, обратим внимание на очень щедрую оценку хронистов: «более четырехсот тысяч человек». Должно быть, заверяют нас более реалистично настроенные историки, силы завоевателей состояли из шестидесяти тысяч человек, включая семьи, а количество собственно воинов не превышало и пятнадцати тысяч. Эта оценка выглядит достаточно правдоподобной, хотя не опирается ни на какие точные данные. Тем не менее один арабский автор указывает, что в данном случае подкрепления из Африки достигли десяти – одиннадцати тысяч человек. Что же касается поддержки внутри самой Испании, то его подсчеты оказываются еще более сложными и произвольными.

Не дожидаясь, пока иссякнет поток добровольцев, Абд-ар-Рахман избрал надежное войсковое подразделение и поручил командование карательной экспедицией Гехди ибн Зийя, задачей которого был захват или казнь Мунузы. Благодаря стремительности нападения эффект неожиданности, на который рассчитывал эмир, полностью оправдал себя. При появлении передовых отрядов Гехди, у плохо подготовленного Мунузы не осталось другого выбора, кроме как укрыться в своей столице Аль-Бабе.

Название Аль-Баб, что значит «крепкая дверь», по-видимому, говорит о том, что город находился на одном из пиренейских перевалов. Конд и Шенье пришли к выводу, который, кажется, соответствует действительности, что речь идет о Пуйсерде, римском «Castrum Liviae in Ceretania» (Замок Ливии в Каретании). Как бы то ни было, Мунуза, застигнутый врасплох внезапным появлением войск эмира, не сумел подготовиться к эффективной обороне Аль-Баба. Так что уже через несколько дней осады окруженный город остался без воды. Вынужденный отказаться от всякого сопротивления, Мунуза бежал из Пуйсерды в сопровождении Лампагии и нескольких слуг. Он покинул городские стены и пустился по хорошо известным ему тропам и расщелинам, чтобы добраться до уединенного ущелья. Видя усталость своих спутников и не желая их покинуть, он решился сделать привал. Отдых беглецов оказался коротким. Их подняли звуки шагов и голоса, и скоро они были окружены небольшой группой солдат, посланных на их поиски. Домашние Мунузы бежали; что же касается его самого, то, как пишет кордовский Аноним, чтобы не попасть живым в руки врагов, он сбросился с высокой скалы. Арабский историк утверждает, что он поднял меч и пал, защищая ту, кого любил, сраженный двадцатью ударами копья. Гехди ибн Зийя велел отрезать голову Мунузы и взял Лампагию в плен. Получив этот двойной подарок, Абд-ар-Рахман, воскликнул: «Во имя Аллаха! Не думал я, что в Пиренеях можно добыть такую великолепную дичь».

Очарованный красотой Лампагии, эмир отправил ее к Дамасскому халифу, который взял ее в свой гарем. Такие пленницы, обычно именитого рода, были для халифа самым ценным даром и иногда делили ложе со своим господином. Шенье видит в этом факте подтверждение мнения, которого придерживаются некоторые мусульмане, что один из их халифов был женат на франкской принцессе.

В ходе всего этого конфликта не наблюдается и следа вмешательства Эда Аквитанского. Однако герцог не нарушил своего слова. Будучи уверен в силе своего нового союзника, он неблагоразумно удалился от Пиренеев, чтобы защитить свои северные земли, атакуемые Карлом Мартеллом. Продолжатель Фредегара рассказывает об этой кампании крайне немногословно: «Карл перешел через Луару, обратил Эда в бегство, собрал большую добычу и вернулся в свою страну после того, как разграбил Аквитанию дважды за один этот год». Аквитанский агиограф того времени сообщает нам больше подробностей и позволяет взглянуть на эту экспедицию следующим образом.

Карл дошел до Берри намного раньше Эда, и его солдаты, которых аквитанский автор называет варварами, разграбили беззащитную страну, не щадя даже святынь. Бурж, столица, был вынужден капитулировать после неумолимой осады. Принцепс Австразии оставил там гарнизон и перешел через Луару в тот самый момент, когда в Берри ворвался Эд со своей армией. Последовала еще одна осада этого города, который Эд без труда отвоевал, изгнав франкский гарнизон. Затем аквитанский герцог исцелил раны разграбленной страны и восстановил порядок, повсюду выказывая человеколюбие, возрождая церкви и монастыри. Но то была половина победы, и Карл снова переправился через Луару, чтобы отомстить за эту неудачу. Вероятно, Эд поспешно покинул Берри, узнав о катастрофе, поразившей Мунузу в окрестностях Пуйсерды.

Здесь заканчивается драма и начинается эпопея.

Не успела голова Мунузы упасть с плеч, как Абд-ар-Рахман овладел провинциями, которые этот бербер втянул в свой мятеж. Теперь, став полновластным хозяином Аль-Андалуса и первоклассной армии, он решил, не откладывая, перейти через границы Испании и начать поход, чтобы со всей возможной быстротой разграбить галльскую страну Арморраалика, страну воды, каковой, по утверждению Плиния, Аквитанию сделали римляне, откуда и происходит наше название Гиени.

Именно в этот момент двойной целью Абд-ар-Рахмана становится набег и месть: наказать Эда за союз с мятежником и рассчитаться за гибель своих предшественников Эль-Самха и Амбизаха.

Карта 7

Маршрут арабов.

Таковы были планы, которые волновали душу эмира в Памплоне, когда он отдавал приказ к выступлению: «Остричь волосы!» Обратился ли он, согласно обычаю, за советом к астрологам, которые, играя числами, с помощью знаний о звездах оценивали своевременность того или иного решения? Этой гипотезе ничто не противоречит. Страстное желание славно сразиться с неверными наполняло воинов жестоким весельем. Их манила аль-ард-аль-Кабина, эта великая страна, покрытая густыми лесами, удобными для упорной обороны от захватчиков, эта Франджат за горами, богатая и почти бескрайняя. Эта огромная страна, расположенная между Пиренеями, Альпами, океаном, Эльбой и греческой империей, будила их алчность. «Остричь волосы». Так началось четвертое нашествие.