Виски с лимоном - Дж. Конрат

После того как мы представились, она провела нас на кухню, где села за стол перед чашкой кофе. Рядом лежал фотоальбом. Должно быть, перед этим она перебирала воспоминания.

– В прошлом году мы ездили в Форт-Лодердейл.[20] – Она открыла альбом и начала перелистывать. Найдя нужное фото, высвободила его из прорезей и протянула Харбу.

На снимке были изображены крупным планом две женщины, судя по всему, Тереза и Элиза – обе улыбающиеся, щеголяющие темным загаром. Я подумала о фото с изображением Терезы, сделанным в морге. Да, мы – таки установили личность нашей второй Джейн Доу.

– Вот эти два парня, занимавшиеся виндсерфингом, за нами ухлестывали, – продолжала она. – Боб и Роб. Так забавно: Тереза и Элиза, Боб и Роб.

Она заплакала, закрыв лицо руками. Мы не стали ее тревожить, давая возможность выплакаться. Харб нашел на кухонном столе коробку с бумажными салфетками и протянул её одну.

– Мисс Сарото, – мягко произнесла я, пока она тяжело всхлипывала, стараясь перевести дыхание. – Что за человек была Тереза?

Элиза высморкалась и громко шмыгнула носом.

– Она… Она была моей лучшей подругой. Мы познакомились в колледже. Мы пять лет прожили в одной комнате.

– У нее были враги? – спросил Бенедикт. – Может, бывшие поклонники. Парни, с которыми она рассталась и которые не могли ей простить. Или неприятности на работе, или семейные проблемы…

– Ее все любили. Я знаю, это звучит глупо, но это правда. Она была замечательная.

– Никто никогда не звонил ей с угрозами? С какими-нибудь непристойностями?

Она покачала головой.

– Не вела ли она себя необычно в последнее время? Не боялась ли чего?

– У нее все было прекрасно… Черт! Почему это случилось? Кому понадобилось это делать?!

Новый всплеск рыданий. Мы с Бенедиктом стояли рядом, чувствуя себя неловко рядом с ее горем, потому что никак не могли его облегчить. Невозможно привыкнуть к людским страданиям. Если привыкаешь, значит, тебе пора уходить с работы.

– А как насчет ее личной жизни? – вмешалась я. – У нее был кто-нибудь?

– Никого постоянного после Джонни. Это ее бывший парень… Жених. Они собирались пожениться. Я должна была быть подружкой невесты. Она порвала с ним за месяц до свадьбы.

– Почему так случилось?

– Он был ей неверен. Когда она узнала, то отказала ему окончательно. Он все звонил, умолял ее передумать. Ничтожество. Размазня.

– А когда это случилось?

– Полгода… Месяцев восемь? Свадьба была назначена на май, так за месяц до этого.

– А как звали парня? – спросил Харб.

– Тэшинг. Джонни Тэшинг. Но это не он. Он неудачник, но до сих пор ее любит. Он никак не мог ее убить. Тем более так зверски.

Мы поговорили в этом духе еще минут двадцать, задавая вопросы и подавая ей бумажные платки. Тереза Меткаф работала официанткой в клубе под названием «У Монтесумы». Элиза видела ее три дня назад, когда Тереза уходила на работу. Последние пару дней Элиза провела на квартире у своего парня и не знала, что Тереза пропала, пока не увидела ее портрет по телевизору. Нет, она не узнала по фотографии первую девушку. Она не знает, кто убил ее подругу. Она не понимает, кому это могло понадобиться.

После допроса мы прошли в комнату Терезы. Комната была чистой и аккуратной. Кровать заправлена. В шкафах порядок. Все казалось на своем месте, ничто не было подозрительным, не выбивалось из общего ряда.

Мы с Бенедиктом дали себе труд просмотреть все ящики и полки в поисках чего-либо, что могло бы послужить ключом к пониманию распорядка жизни Терезы. Мы нашли коробку писем, календарь-ежедневник и несколько погашенных счетов. Ничто не давало поводов для дальнейшего интереса.

Затем мы проверили все двери и окна, выискивая следы проникновения со взломом. Ничего такого мы не обнаружили.

– У Терезы была сумочка? – спросила я Элизу.

– Конечно.

Мы обыскали ванную комнату и остальные части дома и остались с пустыми руками. Очевидно, Тереза забрала сумочку с собой. Это означало, что, вероятно, ее украли не из дома. Итак, за рабочую гипотезу мы приняли, что либо ее захватили врасплох где-то в другом месте, либо она по доброй воле пошла с тем, кого знала.

Бенедикт оставил Элизе список предметов, которые мы забирали с собой, и еще мы попросили ее по возможности заехать завтра в морг опознать тело. Обычно мы просим об этом кого-нибудь из членов семьи, но по словам подруги, Тереза была единственным ребенком, а ее родители умерли. Элиза обещала подъехать к десяти.

– Ну, куда теперь? – Осведомился Бенедикт, когда мы сели в его машину.

– Есть два варианта, на выбор, – ответила я, морщась от боли, потому что пыталась определить свою ногу в такое положении, где бы она меньше всего болела. – На ее работу или к бывшему дружку.

– Я бы хотел, прежде чем мы двинем к ее бывшему, покопаться в письмах. Я видел на некоторых его имя.

– Тогда едем на работу.

– Ты можешь наладить сиденье, как тебе удобнее, Джек. Тут все на электронике…

Соблазны комфорта одержали верх над моим «эго», и я принялась нажимать кнопки. К тому времени, как я нашла идеальную комбинацию углов наклона и подъема, мы уже достигли место работы Терезы, которое находилось в нескольких кварталах.

– Не похоже, что у них открыто, – заметил Харб, тормозя у обочины. Действительно, сквозь затемненные стекла клуба не проглядывало никаких огней.

– Боковой вход. Я уверена, кто-нибудь есть внутри, подготавливает все к трудовому дню.

Но Харб припарковался на улице, отказавшись оставлять свою чудесную, набитую электроникой машинку в переулке. Мы завернули за угол и барабанили в заднюю дверь, пока нам не открыл кто-то из кухонных работников. Полицейские значки послужили нам пропуском, и после интенсивного обмена вопросами и ответами с управляющим клубом мы узнали, что Тереза действительно здесь работает, но что последние четыре смены она не появлялась.

Мы попросили список сотрудников вместе с графиком их работы, а также поинтересовались, может, кто еще из работников не явился на службу в положенное время. Таких не оказалось. Также ни с кем из них Тереза не встречалась вне работы и никто не докучал ей ухаживаниями. Может, кто-то из посетителей? Ну, обслуживающий персонал постоянно пользовался вниманием клиентов, но ни один из них не подходит под категорию преследователя. Нам предлагалось поговорить с другими представителями обслуживающего персонала, чтобы удостовериться. Никакой реакции на фотографию первой жертвы.

Мы с Бенедиктом двинулись обратно к машине. Процедура требовала, чтобы был опрошен и исключен из подозреваемых каждый сотрудник. Для начала мы прогнали их всех через компьютер, а затем начали длительный и трудоемкий процесс опросов, проверки алиби, выявления новых ниточек. Была слабая надежда: вдруг кто-нибудь из них потеряет самоконтроль и что-нибудь такое отчебучит, но я не особенно на это рассчитывала. Чем больше мы перелопачивали материала, тем больше возникало впечатление, что Чарлз выбирал женщин произвольно. Возможно, единственное, что требовалось от девушки для того, чтобы попасть в его список, – это быть молодой и хорошенькой.

На обратном пути в участок мы – а точнее, Харб – остановились купить пончиков. Взяли их с десяток и непременный кофе. С тех пор как Харб покалечил язык, он и в самом деле стал есть больше обычного.

– Я знал одну тучную женщину, страдавшую анорексией, – сообщил он мне. – Она не хотела сдаваться своему недугу, поэтому непрерывно ела. А я не хочу позволять небольшой боли во рту сдерживать мою привычку поесть.

– Действительно, кто сказал, что избыток вреден для здоровья?

– Передай мне еще один пирожок.

Мне не удалось по приезде в участок уговорить Харба двинуться по лестнице. Не помогли даже такие громкие слова, как «артериосклероз» и «инфаркт миокарда». Впрочем, хорошо, что я сэкономила энергию, потому что в кабинете меня дожидались люди в сером, готовые спасти мир и подтвердить это документально в трех экземплярах.

– Лейтенант Дэниелс, – произнес агент Кореи. Или, кажется, это был Дейли. – У нас есть для вас хорошая новость.

Я надеялась, что эта новость состоит в том, что они получили новое назначение.

– «Викки» выработала новый психологический профиль подозреваемого, и мы на 77,4 процента уверены, что он франкоканадец и, вероятнее всего, имеет лошадь.

– Наш убийца служит в канадской конной полиции, – с невозмутимым лицом проговорил Харб.

– Как?.. Хм, неплохо. Мы об этом не подумали.

Они переглянулись, а мы с Бенедиктом, воспользовавшись моментом, сделали то же самое.

– Как насчет шоколадок? Выяснили что-нибудь?

– За последние пятнадцать лет зафиксировано свыше шестисот случаев разнообразного повреждения продуктов. Больше двухсот из них приходится на конфеты. Ограничив поиск субъектами, которые использовали бритвенные лезвия, рыболовные крючки и швейные иглы, мы сузили диапазон до сорока трех случаев. Только в двух из указанных случаев злоумышленник использовал все три вида предметов. Оба случая в Лэнсинге, штат Мичиган. Это было на Хэллоуин, два года подряд: в 1994-м и 95-м.