Пурпурная линия - Вольфрам Флейшгауэр

Люссак неопределенно фыркнул. Некоторое время они ехали молча. Но Виньяк еще не закончил свою историю. После долгого молчания он снова заговорил:

— Однажды мы вскрывали беременную женщину. Открыв нижнюю часть живота, мы нашли то место, где должен был находиться растущий ребенок. Когда мы извлекли это создание на свет, очистив его от плоти матери, то обнаружилось, что в ее чреве находилась тварь, похожая на прозрачного головастика. Между студентами разгорелся спор. Одни утверждали, что женщина совокупилась с животным, а другие — что ее после зачатия напугал своим ужасным видом сам дьявол. Я же тогда лишь подумал о том, как всемилостивый Господь допускает, чтобы в нашем чреве росли звери и чудовища. Баллерини заметил, что все это чистейший вздор, что каждый ребенок, которого извлекают из лона мертвой матери на этой стадии развития, выглядит точно так же. На это студенты возразили, что все эти женщины умерли, что указывает на то, что их беременность не была здоровой. Да и как можно объяснить, что дитя сначала выглядит как головастик, а позже выходит на свет Божий в человеческом облике?

На это Баллерини ответил, что цыпленок, вылупившийся из яйца, выглядит не так, как тварь, которая обнаруживается в яйце, если его разбить на половине положенного срока высиживания. На это последовало возражение, что нельзя переносить наблюдения за курами на человека, это противоречит Писанию, в котором прямо сказано, что человек создан по образу и подобию Божьему. Люссак снова фыркнул.

— По образу и подобию Божьему! Особенно толстопузые попы в своих рясах и вообще всякий сброд. Все эти вонючие образины, которые начинают приставать, стоит только приехать в какой-нибудь город. А само Писание? Скажи-ка мне, почему в Библии ничего не сказано о той сказочной стране, которую открыл этот генуэзец? Если Бог всеведущ, то, рассылая своих апостолов проповедовать в мире, должен он был позаботиться о спасении душ жителей этой дикой земли? Все так запутанно. Послушаешь попов, так, может, и покажется, что все ясно. Но стоит только начать думать своей головой, то все становится не таким уж и понятным.

— Поменьше думай и чаще молись.

Дорога стала круто спускаться вниз. Копыта лошадей звонко зацокали по камням. Всадники снова спешились и осторожно повели коней вниз по склону. Оказавшись у подножия холма, они вдруг увидели слева столб дыма, поднимавшийся к небу в некотором отдалении. Люссак прищурил глаза, но не смог рассмотреть, откуда идет дым.

— Что это, как ты думаешь? — спросил Виньяк. Люссак в ответ лишь пожал плечами.

— Я никогда здесь не бывал. Может быть, это деревня или пара крестьян решила поджечь поле.

— После такого дождя?

— Да, это было бы своеобразно. Дорога дугой огибает это место. Может быть, не слишком разумно ехать туда.

Они проскакали еще полмили, все время держась в виду дыма, который иссиня-черными клубами продолжал вырисовываться на фоне неба. Подул легкий ветерок. Но там, где что-то горело, воздух был, видимо, неподвижен, так как дым продолжал подниматься отвесно вверх.

Потом они услышали топот копыт.

— Проклятие, — прошипел Люссак. — Скорее прочь с дороги, туда, в кусты!

Они развернули коней и погнали их вниз по склону к небольшому лесу. Едва достигнув его, они спешились, отвели коней в чашу и спрятались между деревьями, скрывшись в тени густой листвы. Стук копыт между тем приблизился. Лошади начали нервно всхрапывать.

— Мы пропали, — прошептал Люссак. — Следы выведут их прямо сюда… Черт! Что эти проклятые лошади так беспокоятся?

Стал слышен звон упряжи. Земля начала вибрировать, потом эти сотрясения стали сильнее, показавшись испуганным путникам настоящим землетрясением. От страха кобыла Виньяка заржала и лягнула копытом воздух.

— Люссак, ради всего святого, она сейчас вырвется!

Но у Люссака хватало забот с его собственной лошадью.

Все последующее произошло очень быстро. В нескольких футах от них мимо проскакали какие-то всадники. Испуганная до смерти видом многих коней кобыла Виньяка едва не вырвалась, но в это время из кустов вылетело что-то черное и обрушилось на голову напуганного животного, которое от удара рухнуло на землю. Виньяк оцепенел от страха. Дикий зверь, пронеслось в его голове. Но он не отважился даже поднять глаза, чтобы посмотреть, что произошло. Страх сковал все его члены. В сотне шагов продолжали нестись куда-то неизвестные всадники. Каждое движение могло выдать. Однако кобыла больше не двигалась. Люссак обнажил нож. Виньяк посмотрел на него расширенными глазами. Потом оба взглянули на какой-то сверток, обвивший голову лошади Виньяка. Сверток лежал неподвижно. Казалось, он сросся с оцепеневшим животным. Виньяк вдруг увидел черные волосы, а рядом с собой распростертую по земле маленькую хрупкую ножку. Как это вообще возможно? Он сделал Люссаку знак, одновременно приложив палец к губам, и вжался в землю головой так, что в ноздри ударил пьянящий запах прелой почвы. Беда, однако, миновала. Мимо проскакали еще пять, нет, шесть всадников, и все стихло.

Люссак полез в драку, как только стих топот копыт. Одним прыжком он оказался возле лошади Виньяка и схватил обеими руками темный сверток. Отбросив назад гриву черных волос, Люссак нацелился ножом в белое пятно под волосами. Маленькое тельце резко сместилось в сторону, однако Люссак снова ухватился за голову незнакомого человека и вдавил ее в землю. Он снова поднял клинок, но в этот момент получил такой удар ногой, что на мгновение утратил способность дышать. В следующий момент удар кулаком отшвырнул его назад. Когда Люссак снова обрел способность открыть глаза, он увидел, что Виньяк держит за плечи какую-то девушку. Однако она так дико закричала, что Виньяк отпрянул, а девушка сделала резкое движение назад, упала перед ними на колени и в ужасе уставилась на двоих мужчин.

Люссак ощутил во рту металлический привкус крови. Виньяк медленно опустился на колени и, не спуская с девушки глаз, поднял руки в умиротворяющем жесте. Лицо девушки было пепельно-серым, а на левой щеке выделялся узкий темно-красный след плашмя скользнувшего по ней клинка. Девушка хрипло задышала, живот ее затрясся, и она, не отводя взгляда от Люссака, разрыдалась, как ребенок. Какое-то время казалось, что она вот-вот задохнется. Слезы и текущие из носа сопли покрыли лицо, стирая с него всякие черты и превращая его в сплошную невыразительную жалобную маску. Губы девушки тряслись, обнажая зубы, но она продолжала неотрывно смотреть на Люссака. Было видно, что ей хочется вскочить и бежать куда глаза глядят, но она, словно пойманный в капкан зверь, сидела, опутанная растущим горем, которому ее храброе сердечко не могло больше противостоять.

Всхлипывания начали стихать. Виньяк подошел к девушке и, крепко взяв ее за плечи, прижал к себе и держал до тех пор, пока не прошел следующий приступ страха, а потом еще один. Люссак молча посмотрел на них и смахнул со лба пот. В это время они снова услышали топот копыт.

Из груди девушки вырвался крик. Виньяк упал на землю, увлек за собой девушку и зажал ей рот. Люссак подскочил к лошади Виньяка, которая оправилась и ошалело вертела головой.

Вернувшиеся всадники остановились у спуска к лесу Люссак понял, что это местные жители. Они нерешительно потоптались на дороге, решая, очевидно, стоит ли начинать погоню. Наконец они развернули коней и ускакали туда, откуда появились. Потом наступила тишина Люссак перекрестился.

Виньяк встал и подошел к нему.

— Испанцы?

— Нет, французы.

— А те, другие?

— Не знаю. На испанцев они не похожи. Один Бог знает, кто они такие. Мимо нас проехали солдаты, пожалуй, из всех земель Божьих.

Потом он повернулся и снова подошел к девушке, которая по-прежнему сидела на земле и, казалось, была не способна двигаться. На вид этому хрупкому худенькому созданию можно было дать не больше шестнадцати-семнадцати лет. Ее лицо напомнило ему лица девушек, которых он видел на юге. Черные волосы падали ей на грудь, отливая синевой воронова крыла. Брови оказались тонкими и выгнутыми крутой дугой Матово поблескивавшие глаза покраснели от соленых слез Черное крестьянское платье, доходившее до бедер, было разорвано у ворота, и в прорехе были видны выступавшие под кожей ключицы. Руки были невероятно грязны и покрыты царапинами. Ноги скрывались под грубыми домоткаными льняными штанами, схваченными у лодыжек тесемками. Обуви на ней не было, а ноги, казалось, вообще не знали прикосновения мягкой кожи Подошел Люссак и поклонился.

— У меня только одна жизнь, но вам я обязан еще одной. Если бы я был Господом, то смог бы расплатиться с вами. Но я всею лишь человек, и я виноват перед вами Я прошу вас простить меня.

Она не ответила, со страхом глядя на человека, который только что посягал на ее жизнь К ним приблизился Виньяк.

— Мой друг не злой человек, он испытал точно такой же страх, как и вы. Простите его, и давайте все втроем возблагодарим Господа за то, что он уберег нас.