Военные разведчики XX века - Михаил Толочко

После поражения Германии в 1918 году французская армия оккупировала Саар. За оккупацией последовал упадок в экономике, из-за чего ухудшилось благосостояние нашей семьи, глава которой был владельцем фабрики роялей. К 1923 году дела складывались настолько скверно, что отец решил переехать в Люксембург, где у него был филиал предприятия. Из семи детей я был в семье самым младшим. Огромное влияние на меня оказала мать, всеми силами стремившаяся воспитать из нас ревностных христиан.

Летом 1929 года поступил в Боннский университет. Первые два года я изучал медицину, а затем занялся правом.

Для того чтобы получить государственную субсидию, по совету адвоката вступил в нацистскую партию. В двадцать три года такие-вещи, как жизненные блага и, скажем, блеск красивой формы, сыграли в моем выборе не последнюю роль. Вскоре я понял, что в действительности служба в СС куда менее радужна, чем я представлял. Впрочем, мне посчастливилось подыскать более подходящее занятие. Выяснилось, что СС должна давать студентам университета нечто большее, чем обычные марш-броски и шагистика, и вскоре мне поручили проводить беседы и читать лекции, главным образом на исторические темы. Именно моя первая лекция, носившая откровенно антикато-лический характер, сразу же привлекла внимание начальника СД Рейнхарда Гейдриха. Он и привлек меня в СД.

…Я всегда считал высококвалифицированных специалистов наиболее важным звеном хорошей секретной службы. Закон о воинской обязанности в военное время позволил мне привлечь на работу в аппарат наиболее способных и одаренных экспертов и ученых, начиная от университетских профессоров и кончая мастеровыми, и превратить его в один из совершеннейших и эффективнейших аппаратов. Моему успеху содействовало то обстоятельство, что я, наряду с рангом бригаденфюрера СС, был наделен дисциплинарными полномочиями армейского командира дивизии — генерал-майора войск СС.

Проблема доставки информации из иностранных или враждебных стран всегда являлась самой основной и болезненной в работе секретных служб. Многие секретные службы передают информацию то ли устно, то ли в письменной форме через курьеров. Но это может привести к потере времени, и в таком случае сведения, достигнув отдела сбора и оценки информации, становятся бесполезными. Более того, передача информации устным путем имеет свои недостатки: окажись курьер недостаточно подготовленным, он из-за потери памяти или недопонимания материала становится источником серьезных ошибок. Письменные сообщения, если они доставляются помимо дипломатического мешка, зачастую должны пройти через контрольно-пропускные погранпункты нескольких стран, а это уже само по себе чревато опасностью. Поэтому беспроволочная радиосвязь является очень важным звеном в нашей секретной службе, равно как в подобных службах других стран. Совершенно естественно, что и враг прибегал к такому виду связи, однако современная специальная аппаратура позволяла с высокой точностью устанавливать местонахождение нелегального передатчика и значительно снижала его эффективность.

Германия добилась в организации службы радиоперехвата исключительных успехов. Мы могли перехватить связь между войсковыми частями и часто подслушивали приказы о движении войск и наступлениях. Мы также прибегали к «переориентировке» захваченных нами тайных передатчиков. Другими словами, мы продолжали пользоваться захваченными передатчиками, но материал готовили и передавали сами, зачастую вводя этим врага в заблуждение по ряду жизненно важных вопросов. Иногда мы доходили в игре до того, что просили врага забросить новых агентов, коды, вооружение, деньги или взрывчатку, наводя тем самым его на мысль, что агентура работает успешно, и принуждая его, таким образом, расходовать впустую большие суммы денег и кадры.

Моей заветной целью было полностью механизировать радиослужбу, что сделало бы излишней длительную подготовку радиооператоров. Насколько это было важно, подтверждает случай с одним агентом, состоявшим в тесном контакте с Ватиканом. Он считал своим долгом, долгом немецкого гражданина и западного европейца, передавать нам важную информацию о России. Но он категорически отказался, давать ее в письменном виде или общаться со мной через третье лицо. Не мог он и ездить в Германию. Пользоваться моим римским передатчиком он боялся, имея в этом очень печальный опыт. Поэтому я попросил моих специалистов изготовить аппарат, которым он мог пользоваться для непосредственной связи со мной.

Через восемнадцать месяцев такой аппарат был готов. Внешне он походил на коробку из-под сигар, да и весил почти столько же. Под слоем настоящих сигар скрывался механизм, который с таким же успехом можно было спрятать и в коробке из-под шоколада или вмонтировать в сумочку. На передней панели аппарата находился диск наподобие телефонного и три кнопки. Для включения аппарата достаточно было вставить вилку в обыкновенную сетевую розетку и нажать первую кнопку, а затем набирать шифрованную телеграмму точно так, как мы набираем телефонный номер. Шифровка автоматически записывалась на находящуюся в середине аппарата магнитную проволоку, на которой вмещалось около двух страниц шифрованного текста. После этой операции нажималась вторая кнопка и включался «магический глаз». Когда его свечение достигало предела и сходились лепестки, отправитель знал, что установлен контакт с принимающей станцией, расположенной на территории Германии. При нажатии третьей кнопки записанная шифровка уходила в эфир. Аппарат передавал всю запись в течение долей секунды. Скорость передачи исключала возможность установить местонахождение передатчика. Единственным недостатком для неопытного отправителя была необходимость подключать к аппарату проволочную антенну длиной в 7—10 метров.

Приемные станции в Германии были достаточно настроены на время, когда должна состояться передача, но их конструкция настолько сложна, что я, будучи в этом вопросе профаном, не могу дать сколь-нибудь точного их описания. Они были очень громоздки и занимали почти три комнаты. Мне нравилось смотреть, как что-то мигает, потрескивает, и в течение каких-то долей секунды все сложные операции заканчивались, а автоматически расшифрованная радиограмма лентой сбегала, как с телетайпа. К сожалению, мы не могли разработать такого же метода для приема агентами наших шифровок, отчего эта чудесная радиосвязь осталась только односторонним средством общения.

Трудно себе представить, сколько требовалось оснащения для моих организаций в различных странах. Многочисленные агенты, оперировавшие в одной только России, требовали ежемесячно сотни аппаратов, выпуск которых и без того перегруженной оборонной промышленностью был сопряжен с большими трудностями: мне удалось несколько облегчить эту задачу, наладив производство радиоламп в других странах.

С 1942 года я учредил специальный отдел для ведения исследовательской работы в области использования микрофильмов, симпатических чернил, кодов и методов дешифровки, был создан также отдел по изготовлению фальшивых удостоверений личности, печатей и паспортов.

В 1945 году на первом допросе, который вели американцы, со мной приключилась забавная история. Следователя все больше и больше раздражало мое нежелание признаться в моем посещении Америки. В конце концов он показал мне выписанный на мое имя американский паспорт, заверенный печатями и отметками о посадке и высадке с судна, о прохождении медицинского освидетельствования, с отпечатками пальцев и т. д., с правильно проштампованной и наложенной фотографией.

Я был ошеломлен в буквальном смысле этого слова и терялся в догадках, пока, наконец, я не вспомнил, что его мне преподнес технический отдел, изготовивший ко дню моего рождения в 1943 году свой первый фальшивый документ. Американцы сначала не поверили. Они доказывали, что это настоящий паспорт. Лишь тщательнейшая проверка убедила их в том, что я говорю правду.

Один из моих помощников обладал необычным талантом в течение нескольких минут так подделывать любой почерк, что графологи не могли отличить его от настоящего. Когда в Москве в 1942 году организовался «Национальный комитет за Свободную Германию», в Германии появились письма, написанные генералом фон Зейдлицем и другими, а также письмо генерала фон Паулюса, бывшего командующего немецкими армиями под Сталинградом, своей семье. Гитлер захотел узнать, не могли ли сфабриковать почерк этих офицеров в Москве. Графологи и психологи в один голос заявили, что это невозможно. Но они ошиблись, и мы, написав большие письма почерком фон Паулюса, фон Зейдлица и других членов свободного комитета Германии, доказали им это. Сам же Гитлер верил, что материалы, полученные из Москвы, настоящие.

Существовал также отдел подслушивающей и записывающей аппаратуры, который, применяя новейшую электронную технику, добился прекрасных успехов. Преуспевали мы и в области создания специального фотооборудования и имели уникальные фотокамеры, позволявшие незаметно производить фотосъемку. Даже снимки, сделанные в помещениях, получались отчетливыми. Камера по размеру не превышала спичечного коробка, а линзы были так искусно спрятаны, что, когда ее скрывали под манжетом, она казалась запонкой или пуговицей, если ее носили в петличке. Существовали всевозможные специальные аппараты для самых разных целей. Мы, например, могли уменьшить целую газетную страницу до размеров головки шпильки. После увеличения ее легко было прочитать; таким способом на кусочке пленки можно было хранить целые тома документов. Несколько раз, путешествуя по другим странам без дипломатического иммунитета, я перевозил подобные микрофильмы в фальшивом фарфоровом зубе. В связи с возросшей после 1943 года угрозой нападения на Берлин с воздуха, я перефотографировал на микропленку все наиболее важные документы. Они помещались в двух стальных сейфиках, снабженных специальным защитным механизмом, который в случае неправильного набора шифра или попытке взломать их приводил в действие взрывной механизм и уничтожал его содержимое. Именно так они были в свое время уничтожены.