Арсен Люпен — благородный грабитель - Морис Леблан

Но оно абсолютно ничего не разъяснило, даже наоборот. Обнаружилось, что Виктор Данэгр был опасным рецидивистом, алкоголиком и развратником, для которого удар ножом был делом привычным. Но по мере расследования, в самом деле появлялось все больше темных пятен и необъяснимых противоречий.

Прежде всего некая мадемуазель де Сенклев, кузина и единственная наследница жертвы, сообщила, что за месяц до смерти в одном из писем графиня сообщила ей, куда прячет черную жемчужину. На следующий день после того как письмо было получено, мадемуазель де Сенклев обнаружила, что оно исчезло. Кто украл его?

В свою очередь, консьержи рассказали, что открывали дверь какому-то человеку, поднявшемуся к доктору Арелю. Расспросили доктора. К нему никто не звонил. Так кто же это был? Сообщник?

Версия, включающая сообщника, была принята прессой и общественностью. Старина Ганимар, главный инспектор, отстаивал именно ее, и не без оснований.

— Здесь замешан Люпен, — говорил он следователю.

— О! — возражал тот. — Вам везде мерещится этот Люпен.

— Он мне мерещится везде потому, что присутствует везде.

— Признайтесь лучше, что он всплывает перед вашим взором всякий раз, когда вам что-то не совсем ясно. Ну, а в данном случае обратите внимание: преступление было совершено в одиннадцать двадцать вечера, как подтверждают часы, а ночной визит, упомянутый консьержами, был нанесен лишь в три часа утра.

Служители правосудия часто пасуют перед лицом убедительных фактов, которые вынуждают их подгонять события под первоначальную версию. Удручающее прошлое Виктора Данэгра, рецидивиста, пьяницы и распутника, повлияло на следователя, и хотя не обнаружилось ни одного нового доказательства, подтверждающего две-три улики, обнаруженные вначале, он остался непоколебим. И закрыл следствие. Через несколько недель началось судебное разбирательство.

Оно было путаным и занудным. Председатель вел его бесстрастно. Прокурор выступил слабо. В таких условиях у адвоката Данэгра появилось преимущество. Он указал на недоработки и бездоказательность обвинения. Ни одного вещественного доказательства не существовало. Кто сделал ключ, тот необходимый ключ, без которого Данэгр, уходя, не смог бы запереть на два оборота дверь в квартире? Кто видел этот ключ, и куда он подевался? Кто видел нож убийцы, что с ним стало?

— Во всяком случае, — закончил свою речь адвокат, — надо доказать, что убил графиню именно мой подзащитный. Докажите, что вор и убийца не тот таинственный посетитель, что проник в дом около трех утра. На часах было одиннадцать, скажете вы? Ну и что? Разве нельзя перевести стрелки часов на тот час, какой нужен?

Виктора Данэгра оправдали.

Похудевший и подавленный полугодовым пребыванием в камере, он вышел из тюрьмы в пятницу, на закате дня. Следствие, одиночное заключение, судебное разбирательство, выступления присяжных — все это внушило ему болезненный страх. По ночам его мучили ужасные кошмары, снился эшафот. Он дрожал от лихорадки и ужаса.

Назвавшись Анатолем Дюфуром, он снял маленькую комнату на одном из холмов Монмартра, жил случайными заработками, подвизаясь то тут, то там.

Жалкое существование! Три раза его нанимали разные хозяева, трижды узнавали и прогоняли немедленно.

Зачастую Данэгр замечал — или это только казалось, — что за ним следят какие-то люди, наверное полицейские, и не сомневался, что они хотят подстроить ему ловушку. И он заранее чувствовал тяжесть грубой руки, схватившей его за ворот.

Однажды вечером, когда Данэгр ужинал в трактирчике неподалеку от дома, кто-то сел напротив него. Это был мужчина лет сорока, одетый в черный сюртук сомнительной чистоты. Он заказал суп, овощи и литр вина.

Доев свой суп, мужчина перевел взгляд на Данэгра и долго смотрел на него.

Данэгр побледнел. Этот человек наверняка из тех, кто следил за ним в последние недели. Что ему от него надо? Данэгр попробовал встать, но не смог. Ноги у него подкашивались.

Мужчина налил себе стакан вина и наполнил стакан Данэгра.

— Чокнемся, приятель?

— Да, да, — забормотал Виктор, — ваше здоровье, приятель.

— Ваше здоровье, Виктор Данэгр.

Тот подскочил:

— Я!.. Я!.. Да нет… клянусь вам…

— В чем вы клянетесь? Что вы — это не вы? Вы не слуга графини?

— Какой слуга? Меня зовут Дюфур. Спросите хозяина.

— Дюфур Анатоль — да, для хозяина, но Данэгр — для правосудия. Виктор Данэгр!

— Неправда! Нет! Вас обманули.

Незнакомец достал из кармана визитку и протянул ее ему. Виктор прочел:

«Гримодан, бывший инспектор полиции. Тайный сыск».

Виктор задрожал.

— Вы из полиции?

— Теперь нет, но мне нравилось мое ремесло, и я продолжаю им заниматься… на более прибыльной основе. Время от времени выискиваю «золотоносные» дела… такие, как ваше.

— Мое?

— Да, ваше, это дело исключительно прибыльное, если, конечно, вы согласитесь быть хоть немного сговорчивым.

— А если не соглашусь?

— Придется. Вы оказались в ситуации, при которой ни в чем не сможете мне отказать.

Страх незаметно подкрадывался к Виктору.

— В чем же дело? Говорите, — попросил он.

— Хорошо, — ответил его собеседник, — покончим с этим. В двух словах скажу следующее: меня прислала мадемуазель де Сенклев.

— Сенклев?

— Наследница графини д'Андийо.

— И что же?

— А то, что мадемуазель де Сенклев поручила мне потребовать у вас черную жемчужину.

— Черную жемчужину?

— Ту, что вы украли.

— Но у меня ее нет!

— Есть.

— Если бы она была у меня, это означало бы, что я убийца.

— Вы и есть убийца.

Данэгр натужно хихикнул.

— К счастью, дражайший месье, суд присяжных был иного мнения. Все заседатели, вы слышите, признали меня невиновным. А когда совесть чиста и двенадцать добропорядочных людей относятся с уважением…

Бывший инспектор взял его за руку:

— Не разглагольствуйте, приятель. Слушайте меня очень внимательно и взвесьте мои слова, они того стоят. Данэгр, за три недели до преступления вы украли на кухне ключ от двери черного хода и заказали такой же у слесаря Утара на улице Оберкан, 244.

— Неправда, нет, — пробурчал Виктор, — никто не видел этого ключа… его не существует.

— Вот он.

Помолчав, Гримодан продолжал:

— Вы убили графиню ножом с окольцованной металлом ручкой, его вы купили на рынке у площади Республики в тот же день, когда заказывали ключ. Лезвие ножа на конце треугольное и в нем прорезан желобок.

— Вранье все это, вы говорите так, на всякий случай. Никто не видел ножа.

— Вот он.

Виктор Данэгр отшатнулся. Бывший инспектор продолжал:

— Внутри есть пятна ржавчины. Надо ли вам объяснять их происхождение?

— Ну и что из этого?.. У вас есть ключ и нож. Кто докажет, что они мои?

— Прежде всего слесарь, а затем служащий, у которого вы купили нож. Я уже освежил их память, и они непременно узнают вас, когда увидят.

Он говорил сухо и жестко, с ужасающей четкостью. Данэгра трясло от страха. Ни следователь, ни председатель суда, ни помощник прокурора не подловили его так ловко, не разобрались так основательно в вещах, которые и сам он теперь не очень четко себе представлял.

Тем не менее он опять попытался притвориться спокойным.

— Ну, если это все ваши доказательства…

— У меня осталось еще одно. Совершив преступление, вы уходили тем же путем. Но посреди гардеробной вы, в припадке страха, вынуждены были опереться рукой о стену, чтобы не упасть.

— Откуда вы это знаете? — заикаясь, пробормотал Виктор. — Никому это не известно.

— Правосудию — нет, никому из судейских не могло и в голову прийти, что надо зажечь свечу и осмотреть стены. А если бы они сделали это, то на белой штукатурке увидели бы еле заметное красное пятнышко, хотя и достаточно четкое, чтобы обнаружить на нем отпечаток подушечки вашего большого пальца, запачканного кровью, — пальца, которым вы прикоснулись к стене. А вам, наверное, известно, что в антропометрии это одно из основных средств идентификации.

Виктор Данэгр побледнел. Капли пота стекали у него со лба. Обезумевшими глазами он смотрел на странного человека, рассказывавшего о его преступлении так, будто он был тому невидимым свидетелем.

Сраженный, Данэгр, обессилев, опустил голову. Несколько месяцев он боролся против всех. Против этого человека тоже, а теперь ему казалось, что ничего уж не поделаешь.

— Если я верну вам жемчужину, — пробормотал он, — сколько вы мне за нее дадите?

— Нисколько.

— Как! Вы смеетесь! Я отдам вам вещь, которая стоит тысячи, сотни тысяч, а взамен ничего?

— Кое-что: жизнь.

Несчастный задрожал. Чуть ли не ласковым голосом Гримодан добавил:

— Послушайте, Данэгр, эта жемчужина не имеет для вас никакой ценности. Вы не сможете ее продать. Зачем же хранить ее?

— Есть перекупщики… и в один прекрасный день, за любую цену…

— В один прекрасный день будет поздно.