Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Последние слова долетели до Ромкиного слуха уже изнутри пирамиды. Вслед за любопытным флорентийцем молодой человек втиснулся в небольшую комнату, посередине которой располагался некий механизм. Толстые цепи поскрипывали под тяжестью каменных противовесов, колоннами уходящих вниз, в специальные отверстия. Другие цепи тянулись из отверстий в полу к большому вороту с двенадцатью ручками, за каждую одновременно могли ухватиться два-три человека. Все это было пропущено через систему многочисленных блоков.

— Однако, — уважительно протянул флорентиец, трогая кованые звенья в руку толщиной. — Такая машина предназначена для чего-то очень тяжелого.

— Мост подъемный? — вслух подумал Ромка. — Да только куда ему тут подниматься-опускаться? На несколько лиг окрест ни острова, ни берега.

— А может, он открывает какую-то дверь?

— Не исключено. Судя по направлению цепей, тяжесть, которую ворочает это устройство, должна быть под большим си. Пойдемте?

— Да. Надо поторопиться — темнеет, — ответил Лоренцо.

Они вышли в теплые сумерки. Флорентиец ловким движением булавки замкнул дверь обратно. Вместе с Ромкой, ноги которого стали ныть заметно меньше, а голова почти не кружилась, направился к входу в большой си. Вопреки ожиданиям, вход в главный храм не был даже циновкой завешен. Входи кто хочешь, бери чего хочешь. Или, может, страж внутри?

Постояв на пороге несколько секунд и не уловив ни звука, они вошли. Обязательная жаровня перед алтарем не горела, и света, проникающего внутрь через отверстие в потолке, едва хватало, чтоб рассмотреть основные детали внутреннего убранства.

Посереди храма располагался алтарь с обязательной скульптурой бога, которому поклонялись местные. Туловище огромного змея с разинутой пастью и крылышками за ушами поднималось над жертвенным камнем на добрые пять саженей. Огоньки звезд сверкали на чешуе из блестящего металла, играли на гранях драгоценных камней, из которых были выточены глаза и зубы чудища.

— Это что, золото? — оторопело спросил флорентиец, проведя пальцем по выпуклым чешуйкам.

— Ага, — беспечно ответил Ромка, давно привыкший к роскоши мешикских храмов. — А в глазах рубины, а то и изумруды. — Он не очень разбирался во всяких адамантах[33]. Молодого человека больше интересовали вещи, разложенные вдоль стен.

Быстро обследовав глазами и ладонями россыпи богатств, он обнаружил среди нескольких сундуков с ходившими здесь вместо монет золотыми слитками, десятками отрезов тончайшей ткани и украшений из перьев набор прекрасных обсидиановых ножей. Выбрав себе по руке и весу один, более похожий на гладий[34] римского легионера, пристроил на пояс. Удовлетворенно хмыкнул, найдя связку длинных копий с аршинными наконечниками, выволок из угла несколько кожаных щитов на каркасах из прутьев. Супротив пули не устоят, да и секущий удар бердышом не сдержат, но от стрел и камней из пращи укроют вполне.

— Любезный синьор, — окликнул Ромка все еще таращащегося на невиданную роскошь флорентийца. — Не хотите ли вооружиться?

Дон Лоренцо с трудом отвел глаза от драгоценных камней в глазницах гада и кивнул. Как сомнамбула прошел он в указанный угол и не глядя вынул из груды оружия деревянный мешикский меч — макуауитль[35]. Взмахнул на пробу и вернулся к алтарю.

Ромка опять хмыкнул и продолжил раскопки, шурша и роняя что-то невидимое в темноте. К сожалению, ни на глаза, ни под руки не попадалось ничего хоть отдаленно напоминающего приспособления для водных путешествий. Через несколько минут он чуть не закричал от радости, достав из-под перьевых накидок связку факелов и мешочек с трутом и кресалом.

Несколько взмахов руки, и вот уже веселый огонек заплясал на пропитанной вонючим рыбьим жиром ветоши. Отблески пламени заиграли на роскошной броне местного идола. Зайчики забегали по стенам. Глаза итальянца засияли почище, чем медный таз в лунную ночь.

— Синьор, оторвитесь наконец от созерцания. Уверяю вас, это далеко не самый богатый идол на нашем пути. Если, конечно, пути суждено продлиться. Что-то мне подсказывает, что жрецы этого храма вернутся к утру и будут не очень довольны учиненным нами разором. Тем более я, кажется, нашел что-то интересное.

Пустым взглядом оглядел итальянец раскиданные по полу куски материи, распахнутые сундуки с золотом и драгоценными камнями, уроненные Ромкой светильники и остановился на большом квадратном люке в полу, прикрытом деревянной крышкой с массивным кольцом.

— Куда ведет этот лаз? — спросил флорентиец.

— Понятия не имею, — ответил приободрившийся Ромка, втыкая факел в поставец на стене. — Но если вы поможете мне справиться с крышкой, мы скоро это узнаем.

Вдвоем они ухватились за кольцо и потянули. Петли скрипнули, из квадратного отверстия в лицо им пахнуло уже знакомой вонью, но на этот раз запах был столь сильным и резким, что дон Лоренцо отшатнулся. Кольцо вырвалось из вспотевших Ромкиных ладоней, чуть не сорвав набитые мозоли. Крышка упала, прихлопнув невыносимое зловоние.

— Извините, дон Рамон. Просто не ожидал, — давя рвотный позыв, пробормотал флорентиец.

— Бывает, — ответил молодой человек, стараясь дышать ртом. — Поднесите, пожалуйста, вот тот ларец. Вставим его в щель, а потом подрычажим копьями.

Через полчаса телесного напряжения и вдыхания едва выносимой вони им наконец удалось отбросить заслон. Оба в изнеможении опустились на край лаза. Ромка опустил вниз руку с чадящим факелом.

Всю ширину проема занимала каменная лестница с такими длинными ступенями, что обычный человек мог преодолеть каждую, сделав два, а то и три шага. Низ ее терялся во тьме, которую не мог развеять слабый свет. Ромка поджег от догорающего факела новый и разжал пальцы. Палка с разгоревшимся огнем на конце полетела вниз, кувыркнулась по камням и потухла внизу, выбросив напоследок сноп искр.

— Глубоко, — промолвил флорентиец.

— Боюсь, ниже уровня озера, — ответил Ромка.

— Боитесь?

— Боюсь, что яма — это подземелье для отправления каких-то их дьявольских ритуалов, а отнюдь не выход.

— И то верно, — легко согласился итальянец. — Давайте тогда ее прикроем да обследуем поверхность. Ходить по острову с факелом не след. А утром перед рассветом можно будет пройтись вдоль берега. Посмотреть, не найдется ли чего плавающего.

Ромке показалось, что вопрос спасения не очень занимает итальянца. Ему не терпится вернуться к золотому идолу.

— Давайте все-таки узнаем, что там внизу. Мне кажется, я слышу, как там плещется вода. Вдруг это какой-то тоннель и лодка у пристани привязана?

— Ну что ж, давайте попробуем, — неохотно согласился Лоренцо. Ему почему-то был совершенно не интересно. Или, может, он прятал за напускным безразличием страх?

Ромка взял из стойки одно из длинных копий и, держа его, как гарпун, острием вниз, стал спускаться по ступеням. Флорентиец двинулся следом.

С каждым шагом вонь становилась гуще, а тьма непрогляднее. Казалось, она наваливается на огонь и пытается затушить его в своих липких объятиях. Духота и тепло поднимались снизу волнами. Лохмотья на спинах конкистадоров промокли от пота. Соль ела глаза. Плеск воды стал слышнее и глушил все другие звуки.

— Неуютно тут, — раздался за Ромкиной спиной голос итальянца. — И факел скоро догорит. Глубоко там?

Ромка только пожал плечами, опуская ногу на следующую ступеньку, и ткнулся в твердое раньше ожидания. Ступеньки не было. Впереди тянулся ровный пол. Неужели спуск закончен? Молодой человек перехватил копье острием вперед и замер в полумраке. Факел спустившегося флорентийца озарил круглого сечения коридор, совсем близко, у самого лица капитана перегороженный кованой решеткой из толстенных, часто набранных прутьев, покрытых зеленоватой слизью. Древко копья, найдя одну из дырок, тонуло во мраке, лишь поблескивал впереди наконечник.

— Конец пути? — спросил итальянец.

— И света не видно, — в тон ему ответил Ромка и облегченно вздохнул.

— Можно наконец возвращаться? — обрадовался дон Лоренцо.

Прежде чем он успел сделать шаг назад, из тьмы за решеткой вынырнула ужасная морда с горящими в темноте красными глазами. Распахнула зубастую пасть. Тростинкой хрустнуло толстое древко, лишившись наконечника.

Глава восьмая

Мешикский двор ликовал. Радовался и сам Куаутемок, несмотря на изнуряющие приступы болезни. Советчики и приближенные ульем роились у подножия трона, наперебой восхваляя полководческий гений и проницательность великого правителя. Жрецы падали на колени, вознося хвалы богам, наставившим на путь истинный и даровавшим победу. Слуги незаметно тащили яства с затянутых белыми скатертями столов и запихивали в себя без разбора, справедливо полагая, что в животе все равно все смешается. Музыканты, раздувая щеки, выводили переливчатые трели, стучали в небольшие барабаны, перебирали воловьи жилы, натянутые на инструменты с длинными грифами. Танцовщицы колыхались в замысловатых хитросплетениях собственных тел. Покрытые шрамами укротители таскали за хвосты ядовитых змей, одергивали молодых ягуаров, которые, заигравшись, начинали грызться всерьез и пытались охотиться за шныряющими вокруг слугами. На вечно сжатых губах великого правителя играла мягкая улыбка.