Странные и удивительные мы - Кэтрин Айзек

Могу только представить, окажись я в такой ситуации, радость моего отца. Его рвение хвататься за все возможности относительно меня, были частично родительским инстинктом, частично наказом мамы. Она никогда не оценивала собственную жизнь как удачную. Зигзаги на пути и сюрпризы принесли ей немало проблем, и мама старалась уберечь меня. Будучи умной, амбициозной и целеустремленной, она хотела стать журналистом и без сомнений поступила бы в университет, если бы не незапланированная беременность в последнем классе.

— Мама гордилась твоей сообразительностью, — однажды поделился со мной отец. — Ты жила с книжками в обнимку и научилась считать первой среди детей на игровой площадке. Она хотела подарить тебе мир. Зная, что недолго сможет быть рядом, мама четко дала понять, что это должен сделать я.

Родители Эда тоже хотели подарить сыну мир. Но желания родителей не всегда совпадают с реальностью. Я подозревала, что у семьи моего друга были финансовые проблемы.

На мое обучение папа годами бережно откладывал небольшую сумму, и тот факт, что он родитель-одиночка с зарплатой пожарного означало, что я могу надеяться лишь на небольшую помощь. В то время, как семья Эда хоть и не была обеспеченной, но они не голодали, и поэтому на финансовую помощь юноша не мог претендовать. Единственным возможным вариантом для него был заем на достаточно скромную сумму.

Мы с Эдом никогда открыто не обсуждали этот деликатный вопрос. Не помню, как узнала о денежных трудностях семьи. После нескольких лет, проведенных у него в гостях, за учебой в его комнате, за маникюром в гостиной с его мамой, я видела знаки. Сестра клянчила новые туфли, а мама, возвращаясь с пустыми сумками из супермаркета, возмущалась, что карта опять заблокирована, в холле дома росло влажное пятно, и никто не устранял причину.

И все-таки Эд подал документы, сдал экзамены и записался на интервью. Я переживала за него весь день, пока он был на собеседовании в королевстве привилегированных. Надеялась и искренне молилась за него всей душой.

— Ну как прошло? Как там в Оксфорде? Похоже на «Инспектора Морс»?[38] — взволнованно расспрашивала я.

Эд вздохнул и выдохнул/

— Оксфорд… Невероятный.

— И?

— И я посмотрю, что будет дальше.

***

В тот октябрь мы пошли на необычную вечеринку на территории Белсфилд, где бабушка Пегги была секретарем. Она не всегда трудилась в школе. Ее первое место службы — театральная касса в Ливерпуле. Потом на короткий срок бабушка уехала в Париж, где работала за театральными кулисами. Она всегда была активной, и этот праздник в школе, посвященный Гай Фоксу, прошел при ее горячей поддержке тех учеников, которые не числились в Белсфилд, как например, Эд и я.

Школа располагалась в дубовой роще с величественным готическим зданием, над которым возвышалась высокая башня с витражными окнами. Афиша на входе обещала салют, танцы и ярмарку. Взрослым и старшеклассникам с паспортом подавалось шампанское.

— Не верится, что это организовано родителями, — заметила я.

Мы стояли в дымке ночного костра, слушая его завывания и потрескивания.

— А в нашей школе вообще есть родительский комитет?

— Однажды был. Но распался после встречи за кофе, после которой все присутствующие подхватили сальмонеллу от торта с заварным кремом.

Эд, не отрываясь, смотрел на меня.

— Что?

— Ничего. Ты сегодня очень красивая. Вот и все.

Праздник завершился завораживающим салютом под музыку из «Жар-птицы» Стравинского в исполнении оркестра старших классов. Небо переливалось яркими красками, а в глазах Эда отражались отблески от Екатерининского колеса.[39] Горячая кровь прилила к моим щекам. Эд поймал мой взгляд, улыбнулся и отвернулся, так ничего не сказав. Сердце мое забилось быстрее, готовое вот-вот вырваться из груди. Не показалось ли мне, что наши отношения перестали быть дружескими? Интересно, он думает также?

— Я знаю, о чем ты думаешь.

Эд стоял совсем близко, что дыхание смешалось в пространстве между нами.

— Правда?

Он замялся, будто боялся сказать что-то значительное.

— Да. Нам нужно встать в очередь на карусель, пока не так много желающих.

Мы попали буквально в парк развлечений. Катались в чайных чашках, ели сахарную вату до тех пор, пока пальцы не слиплись, а животы не разболелись. Потерялись в суматохе. Когда Эд выхватил меня из толпы, на его шее блестела легкая испарина.

— Может, мне надо подать документы в Кардифф?

У меня перехватило дыхание.

— Вместо Оксфорда?

Помедлив, он кивнул. На краткий момент я унеслась в сказочные грезы.

— Эд, нет. У тебя потрясающая и уникальная возможность. Не упусти ее. Родители тебе не просят. — Я произносила правильные слова, но отчаянно ждала протестов с его стороны.

Я очень хотела, чтобы мы учились вместе в Кардифф.

— Может, дело не в родителях.

Я почувствовала, как его пальцы сжали мою руку. И позже я не раз задумывалась, что это значило.

— А из-за чего тогда?

— Может, из-за разлуки с тобой, — прошептал он. — Мне не нравится идея расставания.

Я хотела было опять произнести благоразумные слова, но вместо них услышала свой ответ:

— Мне тоже.

— Вы оба молодцы. — К нам приближалась Пегги, сжимая лотерейные билеты.

Я резко отбросила руку Эда. Лицо бабушки вытянулось.

— О, простите. Я вам помешала?

— Нет, совсем нет, — поспешила заверить я.

— Вовсе нет, — повторил Эд.

После я думала, что было бы, если бы не вмешалась бабушка?

***

До конца выходных я не видела Эда. У папы был день рождения, и мы уехали на два дня в Лейк Дистрикт.[40] На вершине холма Олд-Мен-оф-Конистон устроили пикник, совсем как в детстве.

— Ты о чем-то постоянно думаешь, — заметил папа.

— Извини. — Тряхнула я головой. — Любуюсь видом просто.

Мы развернули сэндвичи с сыром.

— Я так и не научился делать их в форме роз, — произнес отец.

— Что?

— В детстве ты постоянно просила сделать бутерброды в форме цветов для школьного ланча.

Я рассмеялась и закатила глаза.

— Вот хулиганка!

— Ты была милым ребенком, — не согласился папа.

Мыслями я снова вернулась к Эду. Наши отношения всегда были платоническими, не было никаких намеков. Но, может, из-за будущей учебы в разных университетах и разных городах, в них появилось что-то серьезное? Он еще не уехал, а я уже скучала по нему. И казалось, что Эд испытывал те же чувства.

— Как ты понял, что влюбился в маму? — спросила я отца.

Он помолчал, обдумывая вопрос.

— Потому что она была первым человеком, о ком я думал, проснувшись утром, и последним человеком, о