Фаза 3 - Оса Эриксдоттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять Адам, черт бы его побрал. Он раздраженно вдохнул. Семечко кунжута попало в дыхательное горло, пришлось сделать большой глоток кофе.
– У вас все в порядке, мистер?
Дэвид помахал растопыренной ладонью – в порядке, в порядке.
Даже и отвечать не стоит на эту чушь. Парень заболел европейскими теориями – дескать, нет никакой разницы между полами. Да еще приложил статью каких-то датских умников – мол, тенденция увеличения объема левого желудочка с возрастом объясняется не полом, а различиями в массе тела и росте. Вполне может быть, но какое это имеет отношение к их проекту? Ровным счетом никакого, но Адам, очевидно, думает по-другому.
Даже читать до конца не стал. Нечего портить настроение. Но странно – почему он так настаивает? Если и есть в мире не имеющие ничего общего существа, то это, вне всяких сомнений, мужчина и женщина. И при чем здесь объем желудочков сердца? Никакой магнитный резонанс не в состоянии расшифровать это непостижимое понятие – женщина.
Дэвид доел крендель и запил остатком кофе. Прочитал остальную почту. Ничего интересного, разве что вот это – от Селии.
Ты получил письмо Адама? После ланча обсудим.
Он улыбнулся. Собственно, чему радоваться? Ничего особенного – одна строчка, приложенный документ. Но все равно приятно.
* * *
Гейл остановила машину, выключила радио и довольно долго смотрела на кубическое здание церкви. У входа развевался радужный флаг, а на двери висел плакат BLACK LIFE MATTER. Новая этика: надо публично демонстрировать политическую позицию. То же самое в любом городском кафе. Мигранты, беспаспортные – добро пожаловать – такой плакат она видела в одной из витрин, мимо которых проезжала. Нелегальных людей не существует – в другой. В третьей: Все люди – люди.
Результат сомнителен. Гейл как-то разговорилась с женщиной из Сомали, одной из членов бесконечных соцсетей Майры, и та сказала, что эти объявления ей не просто неприятны, они ее пугают.
– Как при апартеиде, – сказала она раздельно и грозно глянула на Гейл огромными черно-карими глазами. – Только хуже. Тот самый случай, когда средства достигают противоположной цели. Сюда тебе можно, мы хорошие… Мигрант, черный, мусульманин, буддист и так далее. Они только подчеркивают: ты не такой, как мы. Хотят как лучше, но тычут в нос – ты, конечно, второй сорт, однако мы люди щедрые и благородные. Заходи, не бойся. Раньше я чувствовала себя везде желанным гостем, а теперь… – Глаза ее внезапно утратили грозное выражение. Она провела рукой по животу и доверительно сообщила: – У меня от них понос.
Так умеют только чернокожие, подумала Гейл. Луи Армстронг, к примеру. Физиономия серьезная, а глаза хохочут.
Ее зовут Нала, эту женщину. Гейл многому у нее научилась. Оказывается, человек мало что понимает в тех сторонах жизни, с которыми не приходилось сталкиваться самому. Та же проклятая болезнь, к примеру. Гейл, разумеется, и раньше встречала людей, у которых были дементные родственники. Тогда еще это ее не коснулось. Она, конечно же, пыталась представить, но как-то абстрактно, до чего, должно быть, трудно жить с человеком, который все забывает. И все! Других мыслей не возникало, она даже вообразить не могла, в какой ад превратится ее жизнь…
Глянула на часы: без трех шесть. Машинально провела рукой по шее и поднесла к носу – не перебрала ли с Kenzo? Но как иначе избавиться от обонятельных галлюцинаций? Две стиральные машины с простынями, одну пришлось загрузить повторно. Иногда ей кажется, что весь дом пропах мочой. Без конца подносила к носу то рукав, то, когда никого не было рядом, подол юбки. Она же по-прежнему спит рядом с Робертом. Можно было бы постелить ему в гостевой или в кабинете. Такая мысль, само собой, приходила – но тогда она не услышит, если ему вдруг понадобится помощь.
Пока никакого улучшения Гейл не замечала. Обычная история – завышенные ожидания. Что ни говори, это всего лишь эксперимент на добровольцах. И, нечего скрывать, никакой надежды, что он опять станет здоровым, не было и нет. К сожалению, лекарства от болезни Альцгеймера не существует. Можно, конечно, надеяться – никто не запрещает. Уповать на выигрыш в лотерее тоже можно. Но она и не рассчитывает на полное выздоровление. Однако оптимизм врачей внушает некоторую надежду.
Интересно, ради кого она так старается? Ради Роберта или ради себя? Безусловно, иногда он впадает в уныние, но все равно такое ощущение, что она страдает от его болезни больше, чем он. Роберт забывает то одно, то другое – да, но он же забывает! Он же не знает, что что-то забыл… А если даже разозлится на собственную забывчивость, то и об этом через пять минут не вспомнит.
Альцгеймер – болезнь не столько заболевшего, сколько родственников и близких. Так сказали в группе поддержки. Некоторые женщины все время плакали, не могли сдержать слез уныния и безнадежности. В основном там женщины, всего двое мужчин. Моя жена была так чистоплотна, так любила свой сад, никогда не забывала расчесать шерсть кошке, а теперь даже не помнит, что у нее есть кошка, – и тому подобные истории. Гейл уже два раза была на этих посиделках, но в основном молчала, про свою жизнь не рассказывала – собственно, никто и не требовал. Так решили: хочешь рассказывать – рассказывай, не хочешь – слушай. А иногда разговор заходил и о совершенно посторонних вещах. И тем не менее сомнения оставались. Мать когда-то наставляла: возьми себя в руки. Прикуси губу. Никто не поможет тебе прожить жизнь, потому что эта жизнь – твоя.
Ну что ж… если она не решится сейчас, то не решится никогда. Как бы деликатны и тактичны ни были объединенные общей бедой участники группы, очень трудно избавиться от чувства, что ты выставляешь свой позор напоказ. Почему болезнь мужа должна считаться позором, Гейл никому не смогла бы объяснить. Даже себе.
Три. Два. Один. Пора.
Быстро вышла из машины, нажала, не оборачиваясь, на кнопку ключа и двинулась к двери.
У входа то же объявление. Гейл даже слегка зазнобило. Она глубоко вдохнула.
– Страшновато?
Она вздрогнула и обернулась. Тот самый старик, она запомнила его с первой встречи. Меховые наушники, кудрявая, с обильной проседью бородка.
– Добрый день, – ответила невпопад.
– Какое там добрый! Ад на земле… но что сделаешь. – Он грустно
