Моя навсегда - Елена Алексеевна Шолохова

Оттягивать свой поход он не стал. На следующий же день, пока мать не вернулась с работы, Ромка отправился к частному сектору, на другой конец города. Чувствовал он себя, конечно, еще неважно, но завтра-послезавтра — выходные, а, значит, мать останется дома, и тогда придется ждать до понедельника. А ждать он не мог. И так измучился.

Минут за сорок добрался до ее дома. И понял с досадой — опоздал. Оля с матерью уже вернулись с рынка. Он даже на мгновение поймал ее силуэт на веранде. Но позвать не решился. И тут во двор выбежал Олин брат.

Ромка тихонько свистнул. Паша завертел вихрастой головой. Заметив Ромку, покосился в сторону дома, затем подошел к калитке. Приотворив, выглянул на улицу.

— Привет. Ты чего тут? — спросил он и снова с опаской оглянулся на дом.

— Мне надо с Олей поговорить.

Пашка сделал круглые глаза.

— Ты что! Батя не разрешит!

— Тогда скажи Оле…

— Погоди-ка. Ты знаешь что… ты иди на остановку рейсового. Вот! Жди ее там. Батя только что Ольку послал в магаз, сказал купить там ему что-то. Она как раз мимо остановки пойдет. А я предупрежу потихоньку, что ты там ее ждешь.

***

Ждал он долго. Даже забеспокоился, что Оля не придет. То ли Пашка напутал, то ли отец передумал… Но Ромка все равно не уходил. Сидел на пустой остановке, провожая взглядом редких прохожих. Уже начало темнеть, значит, пора было возвращаться домой. Мать там, наверное, с ума сходит.

Но тут он услышал тихие и быстрые шаги. И сразу понял — она. И точно — к нему приближалась Оля. Как же сильно она похудела! Кофта, в которую она куталась, болталась на ней как балахон.

Ромка порывисто подался ей навстречу, хотел прижать к себе, к истосковавшемуся сердцу. Но Оля остановилась в двух шагах. И не просто остановилась, а будто очертила невидимую границу, за которую переступать нельзя.

Под ребрами сразу противно заныло, но Ромка отмахнулся от дурного предчувствия.

— Оля, я боялся, что ты не придешь.

— Рома, зачем ты здесь? Ты не должен…

— Что не должен? Я видеть тебя хочу. Я скучал по тебе страшно. Оля…

— Рома, пожалуйста, уходи.

— Да что с тобой?

— Пожалуйста! — всхлипнула она.

— Хорошо. Тогда скажи, когда мы увидимся?

Она ответила не сразу.

— Рома, нам не нужно больше встречаться.

— В смысле?

— Рома, все кончено. Я больше не могу быть с тобой.

— Ты… я думал… ты

Фраза оборвалась, словно рассыпалась на осколки. А ниже ребер, в солнечном сплетении, полыхнуло резкой болью, словно его ударили наотмашь. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни слова сказать.

— Рома, прости меня, пожалуйста. Но я не могу быть с тобой.

— Ты же знаешь, что я ничего не делал…

— Знаю, но…

— Мы же… я же люблю тебя…

Оля всхлипнула, прижала кулачок ко рту, отвернулась вбок.

— Рома, не надо, — дрожащим голосом произнесла она. — Давай просто расстанемся и все. Так будет лучше.

— Кому лучше, Оля? Кому? Тебе? Это из-за слухов, да? В этом все дело? Ты же говорила, что веришь мне!

— Я верю, но…

Она тяжело вздохнула.

— Что — но? Но чужое мнение тебе важнее? Сплетни тебя волнуют? Что про тебя скажут? Этого ты боишься? Тебе стыдно со мной теперь? Боишься, что и тебе заодно достанется? Я понимаю. Я все понимаю. Но и ты пойми. Это неправильно. Я бы защитил тебя… увез… Давай уедем вместе? Вдвоем?

Ромку всего колотило, словно недавняя лихорадка накатила на него с новой силой.

— Рома, пожалуйста, перестань! Я прошу, не надо. Ты не все знаешь.

— А что я не знаю?

Оля попятилась назад.

— Постой! Не уходи!

Ромка поймал ее, но Оля тотчас выдернула руку и отпрянула.

— Рома, все кончено. Не приходи больше. Просто оставь меня… Пожалуйста! И… прости.

Она развернулась и почти бегом устремилась прочь.

— Оля! — крикнул он в отчаянии удаляющейся фигурке.

Она не остановилась, а вскоре и вовсе исчезла из виду.

24

Маргарита Сергеевна вернулась с работы поздно. Перед выходными она всегда старалась подбить все дела, чтобы до понедельника ничего не подвисло. Приехала уставшая и злая, как черт.

Последнее время из-за Ромкиных проблем она ослабила хватку, а кое-что и вовсе пустила на самотек, и на комбинате, работавшем всегда как часы, эти дни то и дело возникали какие-то накладки. Народ расслабился.

Пришлось срочно наверстывать упущенное, а заодно провести экстренное совещание, где она как следует взбодрила начальников отделов и заместителей. Потому и домой приехала на взводе, рассчитывая принять ванну, поужинать и лечь спать пораньше. Но… Ромки дома не оказалось.

Сердце сразу ухнуло вниз. А страх, который и так не отпускал ее все последнее время, сковал до боли внутренности. Лишь силой воли она держала себя в руках, пытаясь соображать трезво. Велела себе успокоиться, потому что паниковать бессмысленно.

Осмотрела дверь, подъезд, прихожую. Все как обычно — значит, сын ушел сам. Где он, господи? Куда мог пойти на ночь глядя? Впрочем, понятно, куда. К ней, к Зарубиной. И что теперь делать? Первая мысль была немедленно вызвать Юру, водителя, и отправится с ним на поиски, но меньше всего хотелось выглядеть заполошной квочкой. Да и как бы эта Оля не стояла у нее поперек горла, стоило признать, что Ромке она нужна. Гораздо нужнее, чем мать, чем кто-либо еще. Только с ней он оживает. Только с ней ему хорошо. А это главное.

Еще раньше Маргарита Сергеевна решила: пусть у него будет эта его Оля, пусть они встречаются, да хоть поженятся, раз уж она ему так дорога. Да, она глупая, слабая, простая как табуретка. Но, в конце концов, не ей же с Олей жить, а ему. И снова повторила себе — главное, ему с ней хорошо. К тому же, с ней он быстрее отойдет от всего этого кошмара.

Маргарита Сергеевна даже подумывала: может, как-то помочь им переехать в Москву? Да хоть куда, где никто не знает про эту гадкую историю. Пусть эта малолетка Халаева во всем призналась, но на Ромку все равно смотрят косо. Между собой обсуждают, кто-то верит, кто-то нет — ей уже доложила секретарша, кто и что болтает среди сотрудников комбината. Можно половину поувольнять, можно запугать, но рты всем не заткнешь. Нормальной жизни ее мальчику здесь не будет. Один уехать он не согласится, а с Олей — другое дело.