Дело о мрачной девушке - Эрл Гарднер

– Продолжайте. – Судья Маркхэм постучал молоточком по столу.

– Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона? – спросил заместитель окружного прокурора.

– Когда я направлялся туда – мистер Артур Кринстон, а по пути назад – мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс.

– Что произошло, когда вы находились у дома Эдварда Нортона, судья Пурлей?

– Я подъехал на своей машине к дому, остановился, чтобы дать мистеру Кринстону выйти, развернул машину, выключил мотор и стал ждать.

– Что вы делали, пока ждали?

– Сидел в машине и курил первые минут десять-пятнадцать, а затем несколько раз нетерпеливо поглядывал на часы.

С этими словами судья Пурлей посмотрел в сторону Мейсона. Все его манеры указывали, что он прекрасно знаком с тем, как протекает рассмотрение дел в суде, и он все равно представит убийственные для обвиняемых показания, независимо от того, хочет этого защита или нет. Из того, что судья Пурлей несколько раз взглянул на часы, можно было сделать вывод, что он точно знал время своего отъезда от дома и достаточно ловок и находчив, чтобы донести до присяжных ту информацию, что хочет, не нарушая правил ведения судебного процесса.

Мейсон посмотрел на свидетеля с полным безразличием.

– Что произошло потом? – спросил Клод Драмм.

– Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне. Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углу здания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона.

– Секундочку, – остановил его Клод Драмм. – Вы лично знаете, что это был кабинет мистера Нортона?

– Нет, сэр, – ответил судья Пурлей. – Я знаю только, что это была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на плане под номером один как кабинет мистера Нортона.

– Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой «один», обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу как доказательство А со стороны обвинения?

– Да, сэр.

– Прекрасно. Что сказал мистер Нортон?

– Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я помню, сказал следующее: «Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я пришлю за ним шофера».

– И что произошло дальше?

– Мистер Кринстон ответил: «Я не на своей машине, я с приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения».

– А дальше?

– Мистер Нортон сказал: «Спроси, пожалуйста, и дай мне знать», а потом убрал голову из окна.

– Что произошло потом?

– Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвсу надо забрать документы…

– Я возражаю, – заявил Мейсон спокойным тоном. – Указанные слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же их нельзя принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать показания только о том, что совершал сам и лично видел.

– Протест принимается, – постановил судья Маркхэм.

– Хорошо. Что произошло потом? – учтиво спросил Драмм, улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: «Вы видите, дамы и господа, как защита придирается к техническим деталям?»

– Затем, – продолжал судья Пурлей, – мистер Кринстон снова направился к окну и крикнул следующее: «Хорошо, Эдвард! Он может поехать с нами!» Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась, и вниз по ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: «Я готов» – или что-то в этом роде.

– А дальше?

– Они сели в мою машину. Мистер Кринстон – на переднее сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс – на заднее. Я завел мотор, и мы отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательстве Б со стороны обвинения, как «петляющая дорога». Мы ехали по ней, пока не оказались у поворота…

– Секундочку, – прервал его Клод Драмм. – Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить?

Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте.

– Это показывает примерное положение машины, – заявил судья Пурлей.

– А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? – спросил Клод Драмм.

– Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул…

– Я возражаю, – прервал его Мейсон. – Это показания с чужих слов, они несущественны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых.

– Протест принимается, – принял решение судья Маркхэм.

Клод Драмм сделал бессильный жест:

– Но, ваша честь, ввиду того, что должно иметь место…

– Протест принимается, – холодно повторил судья Маркхэм. – В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован.

– Хорошо, – сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, – в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса, и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели.

– Сам я тогда, в общем-то, ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона.

– А что было потом?

– Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом, и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой «один» на вещественном доказательстве А со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль.

– Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис?

– Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, – заявил Мейсон.

– Ваша честь, это очень важно, и я намереваюсь показать связь в дальнейшем! – воскликнул Клод Драмм. – Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на «Бьюике», и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже «Бьюика». Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн…

– В дальнейших аргументах нет необходимости – касательно уместности свидетельских показаний, – прервал Драмма судья Маркхэм. – В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало.

Судья Маркхэм взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице.

В уголках рта адвоката играла легкая улыбка.

– Нет, ваша честь, на этом основании возражений у защиты нет, – подтвердил он.

– Прекрасно, – сказал судья Маркхэм. – Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос.

– Полис, как я тогда заметил, был на машину марки «Бьюик», заводской номер 6754093, номерной знак – 12M-1834, – ответил судья Пурлей.

– Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, – обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой.

Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой.

– Судья Пурлей, – начал он, – если я вас правильно понял, вы заявили, что, когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли?

– Нет, не так! – крикнул судья Пурлей. – Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали как Эдварда Нортона.

Мейсон принял виноватый вид.

– Я ошибся, – сказал он.

На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты.

– Понимаете, – продолжал судья Пурлей, – я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона.