Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Растянувшийся на полу одноглазый вахтёр попытался вскочить на ноги и рвануться к тревожной кнопке. Однако я опередил его, повалив обратно пинком в спину. Бить голой ногой было не сподручно, но вахтёру хватило. Он рухнул ничком на кафельный пол, расквасив себе нос.

— Не советую рыпаться, — сказал я, и самого передёрнуло от того, каким хриплым был мой голос. — Я только что с того света вернулся, и в игры играть у меня времени нет. Сделаешь, что говорю, и останешься жив, решишь поиграть в геройство — твоя беда.

— Чего… — Вахтёр сел, обернувшись ко мне лицом, договорить не смог, запнулся на полуслове. — Чего… надо-то? — выдавил он из себя наконец.

— Все вещдоки по делу убитой. — Я назвал имя секретарши Робишо, всплывшее в памяти словно само собой. — Одежду и личные вещи подозреваемого. И оружие не забудь.

Одноглазый поднялся на ноги и проковылял за стойку, отделявшую собственно хранилище от остальной комнаты. Он недолго возился по ту сторону и вскоре выложил передо мной бумажный пакет с одеждой, перевязанный бечевой, поставил туфли и положил кобуру с пистолетом и запасными магазинами. Патроны лежали в отдельной коробке.

— Орудие убийства? — спросил я.

— Не сдавали, — пожал плечами вахтёр. — Всё, что было, принёс. Только ты в книге распишись за получение.

Вот же душа канцелярская — к нему человек с того света пришёл, а он ему книгу учёта вещдоков под нос суёт. Некоторые люди просто неисправимы. Я не стал спорить и честно расписался за то, что взял.

Первым делом я набил магазины патронами и выразительно положил заряженный «Мастерсон-Нольт» между вахтёром и массивным телефонным аппаратом. Сам же встал так, чтобы одноглазый не смог дотянуться до тревожной кнопки. Хотя все эти предосторожности были излишни, вахтёр уже сдался на милость обстоятельств. Он покорно сидел на своём табурете по ту сторону стойки и глядел в пол.

Надевать брюки без исподнего и туфли без носков не особенно приятно, но ничего не поделаешь. Прежде чем сунуть бумажник во внутренний карман пиджака, проверил, сколько там денег. Оказалось, полицейские не позарились на мои кроны — вряд ли они оставили бы столько, а сильно больше у меня денег быть не могло.

— Ну бывай, приятель, — усмехнулся я вахтёру, поднявшему голову на звук моего голоса. — И извини, понимаю, что за порчу казённого имущества тебе влетит по первое число, но так просто я тебя тут оставить не могу.

— Какого имущества… — не понял вахтёр, но тут же вздрогнул, когда я обрушил рукоятку пистолета на тревожную кнопку. Пластик обода раскололся, и я легко выдернул её, оборвав провод. С телефоном поступил столь же варварски, выдрав кабель, соединяющий трубку с аппаратом.

— Этого самого, — кивнул я на раскуроченную технику и вышел из комнаты хранения вещественных доказательств.

Запасной выход из участка я обнаружил, ещё когда ковылял из морга за своими вещами. Он запирался изнутри на засов, никаких замков не было и в помине. Так что участок я покинул никем не замеченный. Конечно, придя в себя, одноглазый вахтёр помчится на пост охраны докладывать о моём визите, но я к тому времени рассчитывал быть уже далеко.

И первый вопрос, вставший передо мной в полный рост, как только я отошёл на добрую сотню шагов от участка, — куда мне податься? На квартиру идти глупо, если там и не ждёт засада, раз пока меня считают мёртвым, то первым делом заявятся искать меня, как только узнают, что это не так. Баул мой точно конфисковали, так что делать мне дома совершенно точно нечего. В любимом кабачке на углу Орудийной и Кота-рыболова флики[11] будут раньше, чем я туда доберусь. Скорее всего, детектив Тибо или более серьёзные люди, что должны были прийти по мою душу, имеют полное досье на меня, а значит, в тех местах, где меня хорошо знают, появляться точно нельзя.

Я совершенно не представлял, куда идти, и просто шагал по ночным улицам родного урба, лишь бы убраться подальше от участка. Шёл куда глаза глядят. То и дело мне попадалась тень громадной пушки, всё сильнее накрывающая кварталы. Строят её, строят, опор на улицах понатыкали, снесли чьи-то дома, а для чего — непонятно. Неужели кто-то в главном штабе артиллерийских войск решил отсюда грозить альбийцам? Останавливаться в строительстве никто не собирался, и какой длины в итоге будет ствол у сверхорудия, я даже боялся себе представить.

Сам того не заметив, я забрёл в «слепую зону». Веерные отключения электричества уже давно не были редкостью. Муниципалитет объяснял их коренной перестройкой энергосистемы урба, но никаких сроков прекращения отключений никто сообщить не мог. Вообще странная история: строят новые электростанции якобы для того, чтобы протянуть провода в анклавы за стенами урба, где действительно свет горел далеко не в каждом богатом доме. А электричества пока лишаются городские жители, что только усиливает неприязнь к «землекопам», живущим по ту сторону стен. Ответная, само собой, тоже растёт.

Конечно, богатых районов веерные отключения никак не коснулись, но в этом-то как раз никто не сомневался. Живущие выше по склону холма господа не привыкли ужинать при свечах. Их и так раздражает мозолящий глаза ствол сверхорудия, а уж отключения электричества они восприняли бы как самое настоящее оскорбление.

Я без цели шагал по тёмным улицам, ноги сами несли, и как это ни удивительно, но я ни разу не споткнулся. А тьма вокруг стояла хоть глаз выколи. Неожиданно она сомкнулась вокруг меня и поглотила, прямо как под воздействием каллокаина. Не было никаких вспышек, зато я увидел лицо. Даже два. Чернокожий человек с тонкими усиками и бородкой и он же, но моложе — и с чисто выбритым лицом. Они словно накладывались друг на друга. И имя — Дюран, Эмиль Дюран. Мой взводный, а после войны инспектор всесильной Надзорной коллегии. Следом за лицом из тьмы выплыли ощущения — коньяк, выпитый в кабинете Робишо, чувство опустошённости. Слова патрона: «Вчера утром анархисты взорвали кафе „Мирамар“…» Но потом снова лицо Дюрана. Бутылка падает на пол, не самый плохой бренди разливается лужей вокруг моих туфель…

Электрический свет бьёт по глазам. Я поднял руку, закрываясь от режущего глаза яркого луча.

— Какого?.. — прохрипел я, не понимая, кому понадобилось светить мне фонариком прямо в лицо.

— С вами всё в порядке? — дежурно-равнодушный голос. За светом ручного фонарика виднелась крепкая фигура в полицейской пелерине и кепи.

Я понял, что сижу прямо на тротуаре, сжимая обеими руками голову. Шляпа слетела и валяется рядом. Не лучший вид для встречи с патрульным. Если бы не приличный костюм, очнулся бы я уже, наверное, в каталажке вместе с вшивыми клошарами[12] и проститутками.

— Бэпэтэ, — выдавил я первое, что пришло на ум. — Фонарик убери… те.

— Сапёром были? — выключив фонарик, спросил патрульный, подавая мне руку.

— Да, — кивнул я, принимая его помощь. — Хожу вот по улицам, воздухом дышу, чтобы храбрости набраться. Пока не мог в свой дом зайти — давит всё, как в траншее, кажется, стены сейчас сойдутся. А тут свет погас, вот меня и накрыло совсем.

— Понимаю. — Патрульный поднял мою шляпу и как смог отряхнул её, а после вручил мне. — Идемте, провожу вас до границы отключения.

Мы шагали по тёмным улицам, и я усиленно пытался вспомнить ещё хоть что-нибудь. Хотя бы какую-то деталь, которая подскажет, где искать Дюрана. Он явно не погиб во взрыве в кафе «Мирамар», я точно знаю, что ко мне он пришёл уже после этого. Он скрывается от тех, кто пытался убить его во время теракта, но где… Если Дюран и говорил мне, я не мог этого вспомнить.

Память просачивалась, как вода через плотину, по капле то там, то тут. Без системы. И мне оставалось только ловить их, надеясь выжать из каждой как можно больше.

Патрульный проводил меня до границы освещённых фонарями улиц и, быстро взяв под козырёк, скрылся во тьме неосвещённых кварталов. Я проводил взглядом его спину, прикрытую форменной пелериной. Интересно, узнает ли он, что водил по городу, едва ли не под руку, подозреваемого в убийстве?