Алая сова Инсолье - Ива Лебедева

— Два черных котенка. Четное число. — Инсолье нервно забарабанил пальцами по дереву повозки. — И что ты собираешься с ними делать, скажи на милость?

— Возьмем с собой, — без раздумий ответила я. — Нельзя оставлять эту кошку с котятами здесь, их опять найдут и убьют. Ненормальные какие-то дети. Сначала камнями кидали, потом в канаву бросили.

— Три года назад церковь признала черных кошек злом во плоти. — Инсолье больше не пытался пнуть мать-кошку, пошел проверять упряжь возмущенно повизгивающего Хрюши. Кабан топтался в оглоблях и ругался на то, что я запретила ему вмешиваться и пожрать всех этих мерзких человеческих детенышей заодно с мерзкими кошачьими детенышами. — Они, дескать, глаза и уши черных магов и прочей нечисти.

— Чужая шизофрения меня не касается. — Я так рассердилась еще на этапе битвы с маленькими живодерами, что сейчас не собиралась сбавлять пары.

— Что тебя не каса?.. А! Ну да. Тебя, может, и нет, а вот остальные прислушались. И, отбив эти два комочка грязи, ты перекрыла нам доступ в любой — слышишь?! — в любой ближайший трактир! Как же ты тогда собираешься искать убийцу нежити? Думаешь, натворила дел, а я, лох такой, сам их все расхлебаю?!

— Перестань паниковать. — Я помнила, что в телеге была корзинка с каким-то тряпьем, и теперь упорно ее разыскивала почти на ощупь — битва с мелкими паразитами меня так утомила, что теперь нити почти не рисовали, перепутались все. Я все же слишком сильно рассердилась и при этом очень старалась никого не убить и не покалечить.

— Я не паникую, а смотрю на ситуацию трезво. Ты УЖЕ подобрала: кадавра, призрака и двух черных кошек. За три дня, Имран, за три дня! За каждого из них сжигают на костре.

— А еще я подобрала тебя. Ты изволишь быть недоволен этим фактом?

— Уела, — через какое-то время, наполненное гневным сопением, признал мой спаситель. — Но все равно. Куда мы денем?.. Эй, ты что делаешь?! Это мои лучшие подштанники! Они ж их зассут так, что никакими настойками не вычистишь потом! Я уже молчу про мех.

— Я отстираю, не жадничай. — Кошка смирилась с моим самоуправством и залезла в корзинку, в которую я бережно уложила ее незаконный приплод.

— Шатта лысого! Такое не отстирывается!

— Тогда сошью тебе новые.

— Из чего? Из своей алой мантии?

— А что ты имеешь против красных подштанников? — Я невольно улыбнулась, потому что мой спутник продолжал кипеть и повторять за Хрюшей неприличные слова, но силой корзинку со своим исподним отобрать даже не пытался.

— Это цвет церковников. За такое богохульство меня тоже сожгут. Ненормальная идиотка.

— Если все равно за каждый шаг сожгут, какая разница, за какой именно? — Я философски пожала плечами. — К тому же никто не заставляет тебя демонстрировать подштанники посторонним. И что, теперь несчастных черных кошек убивают вообще везде?

— Нет, только в храмовых землях и поблизости от них. Что ж. Хорошо, — выдохнул Инсолье через некоторое время. — Но раз уж ты решила пойти против этого мира, будь добра и… поклянись, что больше не сбежишь.

— Так я и не сбегала.

Котята уже присосались к матери, все это несчастное семейство было надежно спрятано в глубине повозки, и можно было устало присесть на колесо.

— Нет, слепая, нет. Ты вообще. Больше. Не отойдешь одна от повозки. Дальше чем на три шага! — рявкнул он в голос так, что я едва не свалилась со своего насеста.

А еще вокруг зазмеились фиолетовые нити. Множество фиолетовых нитей, которые опутали мои руки и ноги. Они не сковывали движения, нет. Но буквально привязывали меня множеством фиолетовых струек к нашему средству передвижения.

— А почему тебе это так важно? — эта мысль меня давно мучила, но я только теперь, в запале от недавней драки, смогла ее озвучить. — Зачем я тебе вообще? Почему ты со мной возишься?

— Тебя ищут. За хороший выкуп. Вряд ли для теплых объятий. — Намагичив непонятно что, Инсолье выдохнул с облегчением.

— Ты же наемник, — напряженно напомнила я. — Ты сам сказал, что задаром не работаешь и никого не спасаешь. Со мной ты уже рассчитался и больше ничего не должен. Так почему?

— Потому. Что я. Так хочу, женщина! — злобно выдохнул он мне в лицо, схватив за плечи и притянув к себе почти вплотную. — Прихоть у меня такая. Понятно?! Ты права, долгов между нами уже нет. Потому и объяснять я тебе ничего не обязан. Ты все равно своими расплавленными добротой птичьими мозгами вряд ли что-то поймешь. — Он оскорблял меня, но его действия полностью противоречили его словам. Потому что Инсолье устало опустил голову мне на плечо, сдавливая в объятиях. — Потерпи хотя бы до границы здешнего владения. Там дальше власть церкви уже не так велика. А сейчас, собрав такую компанию, мы буквально нарисовали на твоей прекрасной заднице мишень. Не только для церковников, для всех.

— Ты думаешь, кто-то из мелких пакостников побежит рассказывать родителям, как они бесились на помойке, получили там палкой от какой-то тетки и убежали? Сомневаюсь.

— В красках, Имран. Ладно, пошли снова в лес. Выпустим кошку, мышей там полно, лето впереди теплое, прокормится и котят выкормит.

— Погоди, но мы же ничего не узнали про убийцу.

— И не узнаем! Пока я тебя не переодену. И сам не переоденусь. И телегу не переделаю. И кабана… тьфу. Может, превратим его в корову? Конечно, мелкая корова выйдет, пузатая. Ну так болела в детстве. Некоторые на юге на коровах и пашут, и ездят… Короче. Вернемся на торги завтра. Приедем с другой стороны. И вообще другими людьми.