Капитан чёрных грешников - Пьер-Алексис де Понсон дю Террайль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты говоришь, все считают меня виновным?
— Вроде того.
— Так значит, ты должен знать…
— Что все знают, то и я, а больше ничего.
— Ну так расскажи мне, — сказал Анри. — Я-то был отсюда за тысячу миль.
— Ну да…
— Стало быть, я-то ничего не знаю.
Если бы не было так темно, Анри мог бы заметить на губах у паромщика недоверчивую улыбку.
Барон продолжал:
— Так что же рассказывают? Что тут случилось?
— Первым делом, через неделю после вашего отъезда сюда явились черные грешники.
— Так-так!
— Остановили альпийскую карету на верх и заставили кучера Гаво отвезти их обратно на паром.
— А ты их перевозил?
Снова темнота скрыла от Анри улыбку паромщика.
— Перевозил, сударь, — ответил тот.
— А я как будто был среди них?
— Ну да.
— И куда они направлялись?
— Убить пастора Дюфура и сжечь его дом.
— Понятно. А потом?
— А три дня спустя они подожгли замок Монбрен.
— Но ты же их видел, — сказал Анри, — если они переправлялись на твоем пароме?
— Конечно, видел.
— Значит, ты можешь сказать, что меня там не было.
— Право слово, сударь! — сказал Симон. — Вы же знаете: черные братья носят капюшоны, под ними все одинаковые.
После этого Анри захотел добиться от перевозчика последнего слова правды.
— Послушай, Симон, — сказал он, — ты же меня с детства знаешь, правда?
— Правда, сударь.
— И что ты думаешь об этом нелепом обвинении?
— Ничего не думаю, господин барон.
— Но ты же не можешь верить…
Симон ничего не ответил.
— Значит, все думают, что я виновен?
Симон все молчал.
— О! — воскликнул Анри. — Мне кажется, что я брежу… Ты, Симон… ты…
Вдруг на улице послышались шаги.
Симон услышал их и бросился к окну. А высунувшись наружу, он еле сдержал крик.
Лестницы под окном, больше не было.
Кто же ее убрал?
X
Несколькими часами ранее, вскоре после захода солца, на дороге из Мирабо в Маноск, как бы невзначай, повстречались два человека.
Один из них нёс под мышкой ружье, на спине мешок для дичи; он был похож на мелкого сельского землевладельца, отчасти мещанина, отчасти крестьянина, из тех, кого из вежливости кличут "господами фермерами".
Перед ним неспешно бежала лягавая собака, а в мешке лежала пара кроликов.
Второй был бедный бродячий торговец, и паромщик Симон наверняка признал бы в нем того самого коробейника, что сидел у него вечером полгода назад.
— Простите, сударь, — спросил Коробейник, — это дорога в Мирабо?
На что господин фермер со смехом ответил:
— Да ты это и без меня знаешь.
Он огляделся и сказал:
— Тут кругом даже кошка не пробегала, можешь говорить свободно.
— У меня новостей нет.
— Вот как?
— До сих пор о нем ничего не было слышно.
— Даже дома у него?
— Я недавно там ночевал, пережидал дождь. При мне там никто не появлялся. Если бы там знали, что он вернулся, они бы сказали.
— Вернется, будь уверен.
— А говорят, его там убили?
— Говорили, но это неправда. Ты тут вокруг походил?
— Целый месяц только тем и занят.
— И что говорят?
— О нем довольно много стали говорить.
— В самом деле? — усмехнулся человек с легавой собакой.
— Пару дней назад бригадир жандармов из Венеля немножко проговорился в Кадараше в трактире.
— И что сказал?
— Выходит, приказано его взять.
— Ну да, вот только пока он не явится, взять его не смогут.
И человек с парой кроликов вздохнул.
Собеседник посмотрел на него, помолчал и спросил:
— Я, может быть, чего-то не понимаю, патрон.
— Чего же?
— А нам какая выгода, чтобы его скорей взяли?
Человек с легавой собакой пожал плечами.
— Ты становишься глуповат, — сказал он.
— Нет, правда, патрон?
— Если его арестуют — а ну-ка, пускай попробуют все судьи мира, все адвокаты вселенной вытащить его из беды.
— Что верно, то верно.
— Сколько бы он ни возражал, ему не выпутаться: ведь смертный приговор в Вандее был вынесен только через два с половиной месяца после наших делишек тут.
— Ну да.
— И его приговорят?
— Естественно.
— И он умрет на эшафоте, не выдав сообщников?
— Еще бы! — ответил Коробейник с жестоким смехом. — Ведь он же их вовсе не знает. Вот я как раз и думаю: не лучше ли нам, чтобы дела шли своим чередом, сами по себе.
— То есть?
— Ведь он приговорен еще и заочно. Он мог сбежать за границу.
— Ну и что?
— Здесь его обвиняют потихоньку. А вот обвинить его гласно — и тогда не будут слишком искать его сообщников.
— Ты не знаешь правосудия.
— Это я-то не знаю?
— Пока у него в руках нет обвиняемого, оно суетится и крутится, как собака за хвостом.
— Это правда.
— Пока у них не будет в руках капитана черных братьев, они будут его искать и всюду совать свой нос. А когда капитана арестуют, осудят, казнят, публика останется довольна и правосудие займется другими делами. Ты понял?
— Прекрасно понял.
— Так что нам очень нужно, чтобы его взяли как можно скорей.
— Но он же не вернулся…
— Ничего, вернется.
— Как знать?
— Коробейник, дружок, вот и видно, что ты не влюбленный. Ты забыл о мадемуазель Марте?
— Как мне о ней забыть!
— Чтобы ее повидать хоть часок, он непременно вернется. Конечно, тайком: ведь он осужден на смерть по политическому делу.
— Ну, это осуждение пустячное.
— Верно: ведь им обещана амнистия, но пока амнистии нет, он скрывается, и правильно делает. Но в тот самый день, когда он объявится, его должны зацапать.
— Я с вами согласен, патрон.
— А значит, за замком Монбрен нужно следить еще внимательней, чем за Бельрошем.
— Это все, что вы мне хотели сказать?
— Сегодня да.
— Так куда мне идти?
— Переночуй в "Черном голубе".
— Я и сам так думал.
— Ну, до свидания.
— Доброго вам вечера, патрон.
Человек с легавой собакой пошел по тропе, вившейся среди виноградников, а Коробейник пошел дальше своей дорогой.
Трактир "Черный голубь", как мы знаем, был недалеко от замка Монбрен.
Коробейник поужинал там, а после ужина вышел и пошел в сторону замка, намереваясь исполнить полученное приказание, то есть до рассвета рыскать вокруг него.
Вот мы и узнали, что за тень видела, как Анри де Венаск вышел из садовой калитки, и потихоньку следовала за ним до самого берега Дюрансы.
Когда Анри де Венаск пошел по другому берегу реки в сторону дома паромщика, Коробейник решил про себя: "Раз он пошел в другую сторону от Бельроша — надо за ним проследить и понять, куда он направился".
Как мы помним, возле парома Мирабо Дюранса не очень широка.
Спрятавшись в лозняке на берегу, Коробейник, видевший