Капитан чёрных грешников - Пьер-Алексис де Понсон дю Террайль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О! Тот самый голос! — воскликнул господин Жан де Венаск.
Он бросился к двери и крикнул:
— Антуан! Антуан!
Появился полуодетый лакей, ночевавший в соседней комнате.
Господин Жан де Монбрен указал ему на Анри:
— Посмотри на этого человека!
Старый слуга в испуге всплеснул руками:
— Батюшки! Да это же господин де Венаск!
— Значит, ты узнал его?
— Я его всегда узнаю.
— Так вот! — в исступлении завопил господин де Монбрен. — Он посмел явиться сюда!
Антуан низко склонил голову.
— Он посмел прийти и говорит нам, что это не он… тот, который…
Антуан немного попятился и посмотрел на господина де Венаска взглядом, означавшим: "Не ожидал от него такой дерзости!"
— Да говори же, Антуан! — крикнула Марта.
— Что я должен сказать, барышня?
— Говори: ты узнаешь этого господина?
— Да, барышня.
— Ты скажешь, что это я — капитан черных братьев? — совершенно спокойно спросил Анри.
— Сударь, — ответил Антуан, — вашего лица я в ту ночь не видел.
— Как же, друг мой, ты можешь меня узнать?
— Я узнаю вас по голосу.
— Да неужели!
— Вы, сударь, — сказал старый слуга с такой убежденностью, что даже Марта вздрогнула, — хотите, чтобы я говорил откровенно?
— Говори.
— Вы, я так думаю, не такой человек, чтобы грабить. Просто вам, чтобы сюда попасть, понадобилась та шайка мерзавцев. Вы ими воспользовались, а золотом, которое здесь взяли, с ними расплатились.
— Да он не в своем уме! — воскликнул Анри.
Антуан, ничуть не смутившись, продолжал:
— А то, что вы были здесь, чтобы убить господина Жана, потому что он не соглашался на вашу свадьбу с барышней, — это я и на плахе буду утверждать.
— Да он и впрямь безумец! — опять воскликнул Анри.
— Ну что, вы слышите его? — с торжеством произнес господин Жан де Монбрен.
— Нет, сударь, — сурово сказал Антуан, — я не сошел с ума. — Да и кто, кроме вас, мог сказать эти слова: "Теперь ты мне уже не откажешь в благословении!"? И, сказав это, вы выстрелили в господина Жана, который лежал связанный на этой вот постели.
Анри побледнел и задрожал.
— Нет, — сказал он наконец, — этого не могло быть! Это какое-то наваждение!
— Смятение все-таки выдало его! — воскликнул господин Жан де Монбрен.
Марта была похожа на раненую львицу.
— О, это уж слишком! — вскричала она. — Они еще смеют его опять обвинять! Ступайте, Анри, ступайте! Эти люди безумны… Они считают вас преступником — я же клянусь, что вы невинны!
Она вывела молодого человека из комнаты, обращаясь при этом к отцу:
— А вы, батюшка, тоже думаете, что он виновен?
Господин Жозеф де Монбрен ничего не ответил.
— Что ж! — сказала Марта. — Не тревожьтесь, Анри: суд докажет вашу невиновность. Правда восторжествует! Ступайте!
IX
Барон Анри де Венаск вернулся той же дорогой, какой пришел: бросился в воду, держа сверток из одежды на голове, и переплыл Дюрансу.
Но при этом он был так занят своими мыслями, что не заметил тени, потихоньку отделившейся от дерева, с которым она прежде как будто слилась, и в отдалении последовавшей за молодым человеком.
На другом берегу Анри де Венаск остановился в раздумье.
Идти ли ему прямо в замок Бельрош?
Но до рассвета было еще далеко.
Ждать, когда правда раскроется? И остаться здесь, на скале, при бледнеющих звездах, разглядывая замок Монбрен?
Наконец он принял третье решение.
"Я стал жертвой чьих-то гнусных происков, — подумал он. — Теперь нет сомненья, что Симон знает, в чем меня обвиняют, и хуже того: он верит в это. Но Симон может рассказать мне подробности, посоветовать что-нибудь дельное — быть может, подскажет, как раскрыть тех, кто дерзнул воспользоваться моим именем. Пойду к Симону!"
И он отправился назад по тропке над обрывом вдоль левого берега Дюрансы.
На правом берегу тень, что следовала за ним, зашевелилась и пошла в том же направлении.
У Анри была проворная и энергичная походка альпийского охотника — он не шел, а летел.
Не прошло и сорока минут, как он уже был возле домика паромщика.
За дверью был виден свет и слышалась довольно шумная беседа.
Анри на цыпочках подошел и поглядел в щелку.
Бригадир жандармов был уже не один, а разговаривал еще с тремя жандармами — очевидно, из своей бригады.
Симона в нижней зале не было.
Анри вывел отсюда заключение, что паромщик спит; он обошел дом и встал под окном чердака.
Окно было открыто, но лестница убрана.
Анри тихонько позвал:
— Симон! А, Симон!
Паромщик появился у окна.
— Кто там? — спросил он сонным голосом.
— Это я, — ответил Анри.
— Как! Опять вы? Зачем? — встревожился Симон.
— Мне надо с тобой говорить!
— Сударь, — негромко сказал Симон, — а вы помните, что я вам говорил?
— Помню.
— В доме полно… знаете, кого?
— Неважно, говорю тебе! Спусти лестницу.
Симон не посмел возражать. Он перекинул лесенку через подоконник.
Анри быстро поднялся и проник в комнату.
В этот миг тень, неподвижно стоявшая на другом берегу, вошла в воду.
* * *
— Сударь, — сказал Симон так тихо и тревожно, что Анри еле расслышал его, — знали бы вы, в какую игру играете!
— Я все знаю, — хладнокровно ответил барон.
Они проследовали на чердак.
Там он, чтобы не шуметь, сразу уселся на тюфяк паромщика и усадил того рядом с собой.
— Ты знаешь, откуда я теперь? — спросил он.
— Нет, — ответил Симон.
— Я от Монбренов.
— Из самого замка?
— Да.
— Да вы спятили!
— И есть от чего спятить. Но ничего, голова у меня еще на плечах.
И Анри спросил без обиняков:
— Говорят, что главарь черных грешников — я, это так?
Симон ничего не ответил.
— Ну, говори!
— Эх, что там! Да, сударь, говорят.
— А откуда мог пойти этот нелепый слух?
— Я не знаю.
— Но ты хоть знаешь, кто меня обвиняет?
— Никто не обвиняет, а говорят все.
Такого ответа Анри не ждал.
— Как "все"? — переспросил он. — Так об этом по округе говорят?
— Точно так, сударь.
— Так значит, жандармы меня арестуют?
— Очень может быть.
Тут Симон подумал, что молодой человек перепугается и тотчас же убежит. Но Анри даже не пошевелился.
Они немного помолчали.
— Стало быть, — сказал затем Симон, — лучше вам будет теперь отсюда уйти, господин барон.
— О нет! — спокойно возразил Анри. — Жандармов я не боюсь. Совсем не затем я вернулся.
— Правда?
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь.
— Да я, сударь, — ответил Симон, удивляясь его настойчивости, — ничего и не знаю.
— Как "ничего"?
— Да так-таки
