Собиратель чемоданов - Ольга Ляшенко

А магазины «Сделай сам» и «Стройматериалы» вообще не имели четкого графика, к тому же то и дело закрывались в связи с учетом и меняли свои адреса.

Но со временем, отработав четкие маршруты и максимально используя дневное время, Коллекционер научился преодолевать все препятствия. Домой он возвращался нагруженный двумя тяжелыми сумками и, дополнительно к ним, большим количеством пакетов, наполненных гвоздями, спичками, клейкой лентой, нитками, картоном, пластилином и прочими необходимыми предметами и материалами.

3. В отличие от Чемодасы, Упендра не делал никаких заказов, а Коллекционеру так хотелось купить что-нибудь лично для него. Но он не знал, что выбрать.

«Вещь должна быть ценной и оригинальной, — рассуждал он сам с собой, — такой, которую не стыдно было бы взять с собой на Луну. Но ведь их там, небось, уже ничем не удивишь. Его просто засмеют, если он явится туда с обычным чемоданом!»

Задача казалась неразрешимой, и отчаянная грусть овладевала Коллекционером. «Да, ничем-то его не удивишь, — думал он об Упендре. — Он у себя на Луне столько всего перевидал, таких красот насмотрелся, какие мне и не снились!».

На самом же деле ему теперь только и снилось, что лунные чемоданы.

Но однажды, как раз в день зарплаты, он увидел в «Тысяче мелочей» небольшой электрический самовар, и его осенило, точь в точь как осеняло Чемодасу: «А почему, собственно, я должен дарить ему чемодан? Что у него, своих чемоданов мало? Вот — как раз то, что ему нужно, и чего на Луне, скорее всего, нет». Не успел он это подумать, как тут же заметил у прилавка двух не по-русски говорящих иностранцев, которые оживленно обсуждали самовар, явно собираясь его приобрести.

Увидев это, он сразу же почувствовал огромную решимость, не раздумывая пошел к кассе, пробил чек — и совершил покупку.

4. Чемодаса, узнав, сколько стоит самовар, не разговаривал с ним целый вечер. Зато Упендра был в восторге.

— До чего занятная вещь! Честное слово, он мне симпатичен! В нем есть что-то от чемодана, но только совсем в другом роде. Я бы даже сказал, в совершено противоположном.

— Опять несешь вздор! — проворчал Чемодаса. — Вы оба помешались на чемоданах. Они вам мерещатся даже там, где ими и не пахнет. Разве ты не видишь, что этот предмет состоит из совершенно других материалов? Что в нем может быть от чемодана?

— Так ведь и я об этом. Сам подумай: ты когда-нибудь встречал чемодан с краником?

— Что за бредовая идея? Такого в природе быть не может!

— Вот видишь! Значит, уже в этом они противоположны. И точно так же — во всем остальном. Во-первых, чемоданы лежат, а самовар — стоит. Во-вторых, в чемоданах всегда ни холодно, ни жарко, а он — то вскипит, то остынет. В третьих, чемоданов много, а самовар — один. В четвертых, чемоданы податливые, из них можно делать все что душе угодно, а из него — фигушки…

— То-то и оно, — буркнул Чемодаса, — Деньги потрачены, а пользы — ноль.

— В-пятых, — продолжал Упендра, — чемоданы были уже заранее, а самовар пришлось покупать.

— Ах, вот как!

5. И Чемодаса надолго замкнулся.

Что Коллекционер и Упендра заодно — это он понял давно, но сейчас заподозрил кое-что похуже, а именно, что Упендра, за его спиной, в своих личных корыстных интересах, дал Коллекционеру отдельный, дорогостоящий заказ, а тот, не посоветовавшись с ним, Чемодасой, вбухал в этот заказ общие деньги. Кроме того, он был почти уверен, что самовар на самом деле стоит гораздо дороже, чем ему было сказано.

Виду он, конечно, не подал, но чай из самовара пить не стал, а кроме того дал себе слово уж на этот раз во что бы то ни стало, как только представится подходящий случай, высказать Упендре все как есть. «Чтоб не думал, что я такой дурак, что ничего не вижу. Тоже мне, артисты! Сценку разыграли. «Ах, занятная вещица! Неожиданный сюрприз!» Сам же, болтун, себя и выдал. Это, значит, вот что получается: я отказываю себе во всем, экономлю каждую копейку, заказываю только то, что необходимо для дела, уж не говоря о том, что тружусь не покладая рук, а они только и думают, что о своих удовольствиях…».

6. Тут он заметил, что Коллекционер и Упендра уже стоят на пороге, готовые улизнуть на прогулку.

— Постойте! Вы куда? У меня еще список для вас не готов!

Коллекционер смешался: «Ах, да! Чуть не забыли!» — видно, еще не совсем совесть потерял, — а Упендра обнаглел настолько, что открыто вступил в пререкания.

— Вечно ты со своими поручениям! Думали, хоть сегодня дашь нам свободу, чтобы мы хоть раз в жизни могли сходить не на свалку, а в какое-нибудь приличное место.

— Почему же именно сегодня? Что это за день такой особенный?

Чемодаса окончательно укрепился в своих подозрениях: «Не иначе, как у них остались еще деньги, и они решили их прокутить»

— Странный вопрос, — ответил Упендра. — Кажется, всякому ясно, чем сегодняшний день отличается от вчерашнего. Всего лишь тем, что он еще не кончился, и остается надежда, что хотя бы остаток его проживешь по-человечески, а не так, как все предыдущие дни. Но, представь себе, для тех, кто не лишен воображения, это существенное различие.

Но на этот раз Чемодаса решил не поддаваться его софистическим уловкам.

— Все равно, — решительно заявил он, — без списка вы никуда не пойдете. И не надейтесь.

— Вот еще! — сказал Упендра. — Чем ты нам можешь угрожать? Разве что опрокинешь самовар и устроишь потоп на столе? Но мы и не к такому привыкли. Нам бояться нечего, мы от тебя уже всякого натерпелись. Пошли!

7. «Отчасти он прав», — подумал Коллекционер. Ему снова припомнился кошмар той, самой первой ночи, когда ему, сонному и ничего не подозревающему, вдруг опустилось прямо на лицо что-то тяжелое, смрадное и непроницаемое (как потом оказалось, это был кусок старого линолеума, им самим же принесенный со свалки). Он хотел вскочить, но не смог даже пошевелиться, так как одеяло оказалось пришитым к дивану. Почувствовав себя заживо погребенным, он дико закричал — и тут же услышал бодрый голос Чемодасы:

— Спокойно! Спокойно! Все в порядке, я здесь. Потерпите одну минуту, сейчас я все закончу и вас освобожу.

Чемодаса потом долго сокрушался, что не удалось сделать сюрприз, хотя портрет вышел на славу и красовался теперь на почетном месте.

— Если бы я знал, что у него такой чуткий сон, я бы и не мучился, — объяснял он Упендре. — Просто попросил бы его попозировать, как тебя. Но я-то хотел сделать сюрприз. Специально его обездвижил, знаешь, сколько ниток на это ушло?

— Как раз этого-то и не надо было делать, — ответил ему Упендра. — Он до самого утра в себя прийти не мог, все вскрикивал. Вот скажи, зачем ты его пришил?

— На всякий случай, чтобы не дернулся во сне. Да он бы даже не заметил, если бы сам случайно не проснулся. Но кто мог это предвидеть?

Теперь Дмитрий Стяжаев был уже не столь пугливым. Нервы его укрепились, во многом благодаря ежевечерним прогулкам, которые он совершал вместе с Упендрой.

8. Чтобы не привлекать внимания прохожих необычным видом своего спутника и тем самым не вызвать на Земле преждевременный ажиотаж в связи с предстоящим переселением лунных жителей, он выходил на улицу в плаще с поднятым воротником и глубоко надвинутой шляпе с низко опущенными полями. К своему левому уху он присоединял специальное крепление, вроде подвесных качелей, снабженное ремнями безопасности. Таким образом, Упендра был полностью скрыт от нескромных взглядов, а сам при этом имел достаточный обзор и мог свободно вести беседы с Коллекционером.

Тот отвечал ему не поворачивая головы, и со стороны казалось, будто не происходит ничего особенного, просто человек разговаривает сам с собой.

Обычно они брали старый полиэтиленовый пакет и длинную палку с крючком. Была середина лета, дни стояли длинные, и все вокруг было хорошо видно. Коллекционер внимательно смотрел себе под ноги и, заметив на земле ту или иную вещь, обозначенную в списке, подцеплял ее крючком и клал в мешок. Он старался не нагибаться и не делать резких движений, так как в первый же вечер выяснилось, что Упендра подвержен морской болезни.[94]

Очистив прилегающие к дому улицы, они шли на свалку и там быстро находили все недостающее. По дороге Упендра рассказывал о жизни на Луне, а Коллекционер — о своей личной жизни, о том, как приобрел он тот ли иной чемодан.

Когда небо было ясным, они задерживались до темноты, чтобы послушать музыку и полюбоваться луной. Упендра играл почти всегда одно и то же, странную мелодию без начала и конца и с таким необычным ритмом, что само время как будто терялось и в недоумении отступало. Это и была его любимая мелодия, мелодия его далекой родины.

Оба не отрываясь смотрели вслед улетающим звукам, на желтоватое изогнутое лезвие месяца, блекнущее среди ярко горящих звезд, и каждый думал примерно одно и то же, но о разном.