Ваше благородие. Дилогия (СИ) - Северюхин Олег Васильевич

Его Императорского Величества государства и земель Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путём, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление и во всем стараться споспешествовать, что к Его Императорского Величества службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может.

Об ущербе же Его Императорского Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать, от команды и знамени, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив, следовать буду и во всем так себя вести и поступать как честному, верному, послушному, храброму и расторопному офицеру (солдату), надлежит. В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь.»

Я вписал свои Фамилию, имя, отчество и внизу расписался, поставив дату 17 сентября 1907 года.

Подполковник Шмидт поставил на подпись круглую печать, подул на неё и положил мою присягу в личное дело. Как-то неприлично принимать присягу повторно, но в истории нашей страны это стало повсеместностью, когда военных специалистов насильно сгоняли в Красную Армию. Те, кто шёл добровольно, тот с полным осознанием принимал вторую присягу. Потом бы принял третью и четвёртую, как принимали присяги в тех республиках, которые откололись от Российской империи. А потом, когда империя снова воссоздалась после Второй великой войны, принимали новую присягу, если не был кроваво запятнан против метрополии.

- Господин подполковник, - обратился я к начальнику кадрового отделения, - не могли бы вы мне присоветовать какого-нибудь дельного сверхсрочника на должность фельдфебеля в мою роту? Я здесь человек новый, поэтому пока не изучил весь личный состав, чтобы иметь своё мнение о них.

- Я обязательно посмотрю, чем можно помочь вам, - сказал подполковник. – А как вы относитесь к немцам?

Вопрос меня несколько озадачил, но я сказал просто, что отношусь к немцам так же, как и ко всем другим подданным Российской империи, отмечая их трудолюбие, целеустремлённость и верность долгу.

- А почему вы улыбнулись, когда рапортовали мне о прибытии? – спросил меня Карл Иванович. – Я так и понял, что у вас критическое отношение к немцам.

- Что вы, господин подполковник, - запротестовал я. Я уже привык к тому, что представители всех национальностей, проживающие вместе со всеми на территории России в любом слове и в любой интонации выискивают что-то враждебное против себя, чтобы сразу закричать – ага, дискриминация! А в отношении русских можно говорить всё, что угодно, и никто не считает это дискриминацией. – Просто ваша фамилия очень известная и популярная в России, поэтому я и улыбнулся.

- Так-так, - заинтересовался подполковник, - это где прописано про популярность моей фамилии?

Похоже, что я сам загнал себя в поставленную ловушку. Вряд ли у Карла Ивановича развитое чувство юмора и неизвестно, как он воспримет четверостишие из сочинений Козьмы Пруткова про юнкера Шмидта. Осень наступила, рожь не колосится, юнкер Шмидт из пистолета хочет застрелиться.

- Господин подполковник, - взмолился я, - в России столько же Шмидтов, сколько и Кузнецовых, поэтому я мысленно сложил их вместе и предположил, что Кузнецовых-Шмидтов в России больше всех, поэтому и улыбнулся.

- А-а-а, - протянул подполковник Шмидт, - а я думал, что вы сейчас прочтёте из Козьмы Пруткова о юнкере Шмидте.

И мы оба захохотали. Подполковник Шмидт оказался нормальным человеком и образованным офицером.

Я не стал напоминать благородному человеку, что был ещё контр-адмирал Пётр Петрович Шмидт, участник Крымской войны, герой обороны Севастополя, начальник города и порта Бердянск и сын его Пётр Петрович Шмидт, капитан второго ранга в отставке, один из руководителей Севастопольского восстания и мятежа на крейсере «Очаков». События произошли совсем недавно и, естественно, воспринимаются очень остро. Нужно учесть это и исключить намёки на других людей.

Глава 31-40

Глава 31

Когда ты занят каким-то делом, то дни начинают лететь, как птички, улетающие в тёплые края перед зимой. Но птички всегда возвращаются с наступлением тепла, а прожитые дни никогда не возвращаются, какими бы тёплыми они ни были.

Я продолжал сотрудничать с газетой «Губернские ведомости», так как военным не возбранялось заниматься литературной деятельностью. «Пишущие под псевдонимом (вымышленным именем) обязаны сообщить его начальнику; псевдоним сохраняется в тайне. Подписываться под статьями с указанием своей должности и звания воспрещается».

Так как военнослужащему вести торговые дела и управлять промышленными заведениями можно не иначе, как через поверенного, управляющего или приказчика, то все литературные дела и связи с прессой осуществляла Марфа Никаноровна.

Надо отметить, что военнослужащие обязаны:

- не состоять членом никаких обществ, союзов и кружков, образуемых с политическою целью. Участие в обществах, образуемых не с политической целью, допускается не иначе, как с разрешения начальства.

- не произносить публично речей и суждений политического содержания, а также не сообщать, без надлежащего разрешения, в газеты, журналы и т.п. сведений из дел, вверенных или известных по служебному положению.

По просьбе редакции и по письмам читателей, особенно читательниц, меня просили больше писать лирические стихотворения с элементами меланхолии, очень модными в то время. И вот первое стихотворение с места моей службы и военным уклоном:

Как хорошо жить безмятежно,

Сидеть в шезлонге у прибоя,

И чтобы был простор безбрежный,

И если ветер, то без воя.

И чтобы все несли цветочки

К ногам наивной сельской дамы,

Что с каждым новым лепесточком

Уже рисует в сердце драму

Любви француза-гувернанта

К хозяйке милого именья,

И ревность мужа-лейтенанта,

И их дуэль на воскресенье.

Как тихо плакали все дамы,

Уткнув носы свои в платочки,

Что их любовник это самый

Поэт печальный и в две строчки

Напишет вам в альбом стишок,

Что вы как ангел полуночный,

Что он без вас и жить не мог,

А лейтенант стреляет точно.

Француз убит, лежит у ног,

Шепча о том, что песня спета,

И что вчера никак не смог

В романс тебе найти куплета

О нашей жизни безмятежной

Под шум ленивого прибоя,

И что вокруг простор безбрежный,

И тихий ветер нам не воет.

Марфа Никаноровна имеет доверенность от меня и все гонорары выдаются ей, как хозяйке. Хотя никто не заикался о квартирной плате, но это как бы плата за приют. Марфе Никаноровне это я говорить не буду. Она женщина щепетильная и кровно обидится на меня.

И для любителей стихов. Зарубите себе в записной книжке, что слова гувернант не существует. Есть слово гувернёр, а гувернант – это попытка срифмовать гувернёра с лейтенантом.

От стихов мы плавно опускаемся в рутину ежедневных дел.

Каждый командир должен заботиться о своём солдате. Возьмём его питание. Каждый солдат должен получить ежедневно горячую пищу, хлеб и чай с сахаром. Это должно быть обязательным.