Нити судеб человеческих. Часть 1. Голубые мустанги - Айдын Шем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отец ходил каждый день в районный центр, находящийся примерно в одном километре от жилища - сарая с земляным полом, предоставленного им доброй узбечкой-учительницей. На нем были потерявшие товарный вид, но все же не вконец изодранные брюки, хлопчатобумажная рубашка с короткими рукавами, светлые полуботинки, подошва которых еще держалась. В общем, он выглядел вполне респектабельно по тем условиям. Он не был членом правящей партии - некоторым татарам с партбилетом в кармане удалось получить работу в различных районных конторах после многократных посещений партийного начальства. Он предлагал свои услуги в качестве учителя, писца, счетовода, табельщика. Просился в сторожа, в письмоносцы, в контролеры кинотеатра. Но все эти должности были или заняты, или ответственные лица опасались брать на работу ссыльного. Настал день отчаяния, когда родители решили, что им уже не спастись и надо попытаться спасти ребенка, а самим достойно уйти, - без мучений, без агонии. К тому времени районный детдом уже принимал татарских сирот. Кто-то решил, наверное, использовать этот человеческий материал, дав несмышленышам просоветское воспитание, - так детей расстрелянных в тридцать седьмом году "врагов народа " воспитывали как преданных советской власти граждан, и часто весьма успешно.
Приняв это страшное, но единственно рациональное в той ситуации решение, родители Камилла продали то, что было оставлено на последний день, – папин бритвенный прибор. Еще что-то было продано, так что хватило на пшеничную лепешку и кусочек маслица, завернутого в большой лист фигового дерева - сколько этих фиговых листов с соблазнительными пластинками свежего сливочного масла с любовью созерцал и я на прилавках базара, млея от грез! Наверное, Камилл когда-то проговорился о своем сладостном желании, - горячая пшеничная лепешка и маслице! - и вот папа и мама на прощание каким-то образом сумели исполнить мечту своего маленького сынишки. Был день его рождения. Камилл по сей день помнит, - очень хорошо помнит! - тогдашнюю свою радость! И не столько от свежей ароматной лепешки и столь же ароматного кусочка сливочного масла расцветала радость в душе ребенка, сколько от наивной уверенности, что теперь, значит, все у них будет хорошо. Мальчик буквально прыгал от счастья, а родители смотрели на него спокойно - как глубоко было в них чувство безысходности... Когда все продумано, все варианты просчитаны и принято решение, тогда только слабые натуры впадают в истерику. Окончен бал, осталось погасить последнюю свечу - и точка.
Камилл поел, перед тем разделив, конечно, необычайное яство на три части. Папа и мама сперва сказали, что это все ему, а потом, помолчав, съели свои порции. Вот в том трехсекундном молчании Камилл тогда почувствовал что-то нехорошее. Что-то темное и страшное проскочило через эту узкую трехсекундную щель в его сознание, но он подавил в себе дурные предчувствия. Родители весь день были очень спокойны, ровно к нему относились, никаких излишних эмоций. Что творилось у них в душе? О трагическом решении, принятом родителями Камилл узнал от них лет через двенадцать, и тогда они рассказывали ему о тех днях со странным спокойствием.
Хвала Аллаху! Ничего страшного не случилось! Напротив, уже следующий день принес семье спасение! Потрясения дня, назначенного отцом быть последним для его семьи, подвигли его на нестандартное (во всяком случае, для него) решение.
Отец Камилла испробовал прежде все возможные способы добычи средств для существования. Но оставались еще невозможные.
Что значит “невозможные”?
Художник Модильяни погибал от безденежья, его возлюбленная в прямом смысле слова умирала. Но вот некий купец из России пожелал купить его картину и пригласил художника в номер роскошной гостиницы. Пока купец рассматривал необычное творение гения, сам гений стащил со стола несколько кусочков сахара для больной возлюбленной. Купец между тем закончил созерцание картины, и признался, что в такой живописи он ничего не понимает, но картину купит, так как ему это посоветовал его приятель. Модильяни отказался продать картину этому купцу, раз тот не в состоянии оценить ее достоинства. Тем самым гениальный художник отказался от целого состояния, его возлюбленная умерла, а он продолжал нищенствовать.
Надо быть гением, чтобы возможное для нормального человека счесть невозможным для себя.
Давайте отгадаем загадку, какой нестандартный акт в ситуации, когда гибнет от голода твой ребенок, был невозможным для камиллова отца?
Взять в руки дубинку и ночью ограбить прохожего? Я бы, лично, так и поступил. Но так поступить не мог тот человек, о котором идет речь.
Но и он совершил невозможное, и слава ему!
Он ворвался в кабинет председателя районного Совета, оттолкнув секретаршу, бросившуюся ему наперерез. Лениво дремлющий председатель с удивлением увидел, как какой-то человек приближается к шкафу, в котором наряду с сочинениями классиков марксизма-ленинизма стояли и тома Большой Советской Энциклопедии. Этот человек молниеносно достает из шкафа нужный том Энциклопедии, без заминки находит необходимую страницу, кладет раскрытый фолиант перед все еще не опомнившимся от изумления председателем, рядом кладет свой паспорт. Фотография в паспорте совпадает с фотографией в Энциклопедии. Тут председатель приходит в себя, встает со своего кресла, и, уже стоя, еще раз сверяет фотографии и смотрит на лицо гостя.
Я не знаю, что сказал отец Камилла председателю, но, наверное, что-то вроде того, что вот мой паспорт, вот фото в Энциклопедии, а вот я сам. Я хочу работать, у меня семья голодает. Человек, высокие достоинства которого удостоверяются статьей и фотографией в Энциклопедии, наверное, может быть полезным и для Чинабадского района, а?
Нет, нет, не знаю, что сказал этот человек, который отличался всегда поразительной скромностью. Но результат этой отчаянной акции был великолепен! Председатель исполкома велел, во-первых, принести в кабинет чай и еду. Затем он позвонил куда-то и велел кому-то незамедлительно явиться к нему в исполком. Через какое-то время в кабинет вошел заведующий районной конторой Наркомата заготовок. Председатель велел ему взять вот этого сидящего перед ним гражданина, человека больших достоинств, на лучшую из имеющихся вакансий. Так профессор Афуз-заде стал начальником над мукомольными мельницами в Чинабадском районе!
Была, оказывается, польза от указа об обязательном приобретении для кабинетов руководящих работников собраний сочинений классиков марксизма-ленинизма и всех томов Большой Советской Энциклопедии!
А в тот день отец принес домой кусочки узбекского хлеба, которые он стянул со стола и засунул в карман брюк в тот момент, когда председатель отвернулся к телефонному аппарату...
Шла борьба за выживание! Кругом голод, семья необута и неодета. Ни нормальной крыши над головой, ни постели, ни кастрюли, ни тарелок... Любой другой человек, - да хотя бы и я! - озолотился бы на должности начальника над всеми мельницами и рисорушками района. Но не профессор Афуз-заде - утонченный интеллигент. Однако вскоре его семья уже не голодала. Поселились они в более или менее нормальной комнате в доме его теперешнего сослуживца в самом районном центре, обзавелись кастрюлей и алюминиевым подносом. Жизнь продолжалась, и все они набирались сил. Заведующий конторой быстро понял, что его новый Главный Мельник человек не практичный, и в целях повышения, так сказать, квалификации, сам возил его по колхозам района. По приезде высокого начальства председатели колхозов, по традиции, бросали все дела и вели гостей к себе домой, где вскоре на дастурхане уже были разложены лепешки, сладости, фрукты и уже поспевал замечательнейший плов! Отец возвращался домой поздно ночью и привозил с собой лепешки, сладости, фрукты...
А на дорогах Чинабада умирали крымчане. Идя по утрам в контору, Афуз-заде брал с собой кусочки лепешек, и давал их встречаемым знакомым. Не знаю, помогли ли эти кусочки хлеба спастись хоть кому-то из голодающих, но хотелось бы думать, что помогли.
Пришла осень, начались дожди. Полуботинки профессора полностью развалились. Какая-то еда дома была, но денег на обувь не было. В служебные обязанности Главного Мельника входило вести учет сведений, поступающих от непосредственно мельников, то есть от заведующих мельницами: сколько зерна поступило, сколько муки выдано, сколько уплачено сдатчиками зерна, сколько из уплаченного сдано в заготконтору (в плату брали десятую долю помолотого зерна). Кроме того, он был обязан ходить по мельницам и самолично проверять правильность отчетности - для этой цели в его распоряжении была лошадь. Поначалу отец ездил по мельницам со своим начальником, который представлял его низшему звену, потом несколько раз ездил один. Но начались дожди, и оставшийся без обуви Главный Мельник вынужден был сидеть в конторе в своих разваливающихся полуботинках, в которых можно было передвигаться только по гладкому паркету, да и то очень осторожно. Замечу, что паркет упомянут ради красного словца - в тех краях о нем не слыхивали, и роскошью был крашенный деревянный пол.