Незнакомец (СИ) - Стасина Евгения

А я не готов, пусть и желал этого страстно. До скрежета зубов, до мозоли на языке, когда ночи напролёт и сам не знаю кому молился… Наверное, поэтому испуганно вздрагиваю, когда Саша тянется к своему телефону, вознамерившись связаться с моей роднёй, и торопливо накрываю её мобильный своей ладонью:

– Переварить дай, – и маму, и какого-то Славу, которого я почему-то должен помнить. – Ни черта не соображаю, Саш.

– Ладно, – а она, как всегда, понимающе кивает, откладывая смартфон на комод, и, встрепенувшись, выпрямляется на ногах. – Я собаке лапы помою. А ты… поешь. Я и кофе сварила.

Кофе… Хотелось бы мне чего-то покрепче, но боюсь легче от этого мне не станет. Ещё минут тридцать сижу на опасно прогнувшейся подо мной лавке и пытаюсь привыкнуть. К тому, что я Глеб. Всё как полагается, с отчеством, фамилией и может быть даже кучей обеспокоенных родственников. К тому что живу в двухстах километрах от этого города. В двухстах километрах от Саши… И стоит это понять, выдыхаю – прав был, сегодня всё точно закончится. Прямо на старте, когда и двух шагов не прошли.

ГЛАВА 20

Саша

Странный это был разговор. Скомканный. Я впопыхах поведала историю своего незнакомца, Слава по ту сторону трубки, торопливо хлопал дверками шкафа, перемежая свою возню с натягиваемыми штанами безостановочными чертыханьями:

– Мы же весь город на уши подняли! Он пятнадцатого числа машину на даче бросил и как в воду канул. Телефон в доме остался, документы в бардачке, – твердил, попутно подгоняя Ирину Васильевну и какую-то Маришу, и всё повторял, – уверены, что это он?

А какие могут быть сомнения? Если собака от него не отходит, а ревущая на заднем фоне дама раз двести повторила его приметы: тату, метр девяносто роста, волосы черные и глаза как бездна. Толком и не объяснив ничего, они записали адрес, и ещё до того, как я успела сбросить звонок, двинулись в путь – шины взвизгнули так, что я телефон от уха отвела, побоявшись оглохнуть.

– Мы скоро будем, Александра. Вы его придержите, – попросил, а я усмехнулась, до того смешной мне показалась его просьба.

– Обедать будешь? – сажусь напротив соседа, любуясь мирно спящей на его руках Зефиркой, и старательно от себя тоску гоню. Привыкла я. Прикипела, что ли?

– Нет. Не хочу.

– А надо. Ты же к завтраку не притронулся…

– Мне не лезет. Саш, – тяжело вздохнув, мой незнакомец подаётся вперёд, через стол тянется к моей руке и, сплетя наши пальцы, касается пересохшими губами моей ладошки. – Чёрт, не так я себе это представлял. Чувствовал, что в этом городе я чужой, но чтоб так далеко…

Часа три на машине, не меньше. С моей манерой вождения и вовсе все пять. Только, разве это повод грустить? У него же семья нашлась…

– Страшно? – интересуюсь, не желая вырывать свою руку из этого тёплого плена, и, затаив дыхание жадно его изучаю. Чтобы запомнить до мельчайших деталей: понурые плечи, скуксившегося смайлика на широкой груди, взгляд, забирающийся под кожу, и пальцы, поглаживающие моё тонкое запястье.

– Я от тебя уходить не хочу, – глядя в глаза, произносит еле слышным, осевшим от волнения голосом, а мне и самой завыть хочется. Сейчас, когда за спиной две недели, прожитые с ним бок о бок, и одна ночь, яркой вспышкой впечатавшаяся в память. – Пока с Гердой гулял, боялся, что ты меня прогонишь, а теперь страшно, потому что самому уходить нужно.

– Эй, – по привычке, не пользуясь именем, призываю взглянуть мне в глаза, коснувшись дрожащими пальцами его подбородка, и полушепотом признаюсь:

– Я бы не прогнала. А что семья нашлась… Это же хорошо. И неважно где, в другом городе или на другом континенте. Мы будем созваниваться. Обменяемся номерами, сможешь набрать меня в любой момент…

– А ты? – я улыбаюсь слабо, а он каким-то безумным взором мечется по моему лицу, сдвигаясь на краешек стула, чтобы по максимуму сократить разделившее нас расстояние. – Ты будешь звонить?

А почему нет? Хочу успокоить, да только мужчина, не даёт.

– Или… Саш, что если я приезжать буду? Не знаю, чем занимаюсь обычно, но наверняка смогу выбираться к тебе в выходные. Как только немного освоюсь…

– Глеб, – душа ноет. Когда смотрю на этого растерянного мужчину, чувства в котором бурлят, не давая возможности всё осмыслить, дурацкая мысль, сквозящая несвойственным мне эгоизмом, наотмашь бьёт – и зачем только в почту полезла? Зачем именно сегодня открыла это письмо от нерасторопного кинологического клуба? Когда непонятно совсем, кто мы: волонтёр и её найдёныш; хозяйка квартиры и её квартирант; мужчина и женщина, нашедшие избавление от одиночества в объятьях друг друга?

 Встаю, устыдившись собственных мыслей, и в попытке отвлечься хоть чем-то, обхожу стол, вознамерившись приготовить нам ромашковый чай. Да только незнакомец мне не даёт:  подрывается следом, хватает за рукав, вынуждая притормозить и обернуться, и так отчаянно заключает меня в объятия, что в горле ком встаёт:

– Не подумай, Саш. Я без подтекста… Просто не исчезай из моей жизни, хорошо? – шепчет в горячке, уткнувшись носом в мой висок, и, не давая опомниться, его же касается губами. Порывисто, резко, перемещаясь к моим щекам, по которым, кажется, слёзы бегут. – Чёрт, здоровый лось, а размяк как девчонка.

И неудивительно, да? Улыбаюсь, не противясь горячим устам, пробежавшимся в рваной ласке по моей скуле, и, крепко обняв своего найдёныша, горько смеюсь:

– Это шок. Увидишь семью, вспомнишь их, и станет легче. А я не исчезну никуда, обещаю.

Не смогу уже. Слишком привыкла, слишком глубоко он пустил корни в моей душе. И пусть непонятно зачем, но мне это даже нравится.

– И на свидание со мной пойдёшь? В кино?

– Или в гаражный кооператив? – отстраняюсь, заглядывая в бездну, сегодня тёплую, пусть и непривычно мрачную от разыгравшейся в его душе стихии, и, стерев солёные дорожки со щёк, смеюсь. – Нам лишние руки не помешают. Если, конечно, ты не передумал вступить в нашу «секту».

– Я за, – отвечает и, проиграв самому себе, сокращает расстояние между нашими лицами.

Поцелуй тягучий, сладкий, но в то же время отравленный солью грядущего расставания. Длиться не дольше мгновения, которого хватает на то, чтобы прикрыть отяжелевшие веки, коснуться скрытой Ванькиной футболкой спины, и опьянеть от вкуса его ласки на кончике языка.  Лишь на несколько секунд опьянеть, ведь стоит ему обнять меня крепче, как тишину замершей в тревожном ожидании квартиры разрезает трель дверного замка.

– Приехали.

Не знаю, кто говорит. То ли он, то ли я, но когда звонок повторяется, я и сама панике поддаюсь. Блеснув глазами, отпрыгиваю подальше, спешно поправляя джемпер, резинку брюк, плотно сидящих на бёдрах, и пробежавшись пальцами по аккуратно зачёсанным в хвост волосам, бросаюсь в прихожую.

Волнительно. Но ведь права я была – какой это конец? Скорее счастливый эпизод окончания его мытарств, а дальше целая жизнь, чтобы во всём разобраться. И боже, может, и впрямь в кино вместе сходить?

– Александра? – невысокий, худощавый мужчина, чья грудь тяжело вздымается от волнения, заглядывает мне за спину и через секунду уже проходить в дом. – Глеб!

Незнакомец

Он меня обнимает крепко. Худой, ростом не выше Саши, весом едва ли больше подростка, а сграбастав меня тощими как плети руками, откуда-то находит в себе силы, чтобы сжать до хруста мою грудную клетку и хорошенько встряхнуть этот мешок под названием «Глеб Ковалевский».

Кто он?

Криво улыбаюсь, когда мужчина отходит на шаг назад, теперь внимательно сканируя меня с ног до самой макушки, и эту самую макушку почёсываю – друг? Если так, то, видимо, друг хороший, ведь обеспокоен он не на шутку…

– Живой! Живой, мать твою! – лоб растирает, не веря до конца, что я это я, и всё смотрит, смотрит… А я на него, пытаясь отыскать внутри хоть какую-то зацепку. Хотя бы один кадр, где бы мелькнул этот человек, что, опомнившись, трясёт головой, находит глазами Сашу и, резко настигнув её у входной двери, порывисто обнимает. – Спасибо вам! Большое спасибо вам за него, Александра! Мы у вас по гроб жизни в неоплатном долгу!