Отец лжи - Володя Злобин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что из этого хуже всего?
Невыносимо спускаться следом.
– На чём мы остановились?
Хочется быть поближе к Локтю. "Нас", "мы" – он любит объединять, не стыдясь тех, кто приходит к нему. Психолог кажется уставшим. Худая фигура истончилась, ей не хватает полноты, и Локоть выглядит хрупким, прорезанным издалека.
– Вы сказали, что травля – это проблема коллектива.
– Смотрю, запомнили? – улыбается Локоть.
– Пришлось, – не получается улыбнуться в ответ.
– Гм, да. Понимаю.
Чёрные волосы потускнели, в них не шипят искры. Глаза прикрыты, оспинки разъели кожу. Локоть обезвожен и немного дрожит. Ему отчего-то не по себе, но оттуда, где всё ещё нет зрачка, глядит навсегда затвержённая правда:
– Травля неизбежно приводит к распаду коллектива, но и сам коллектив лишь краткий миг между началом травли и её концом. Травля никуда не уходит, она обречена возвращаться покуда мы нуждаемся друг в друге. Этого не изменить. Единственная великая революция – та, что отменит всеобщую травлю, и горькая правда в том, что все прежние революции лишь умножали её. Можно взять пример любого народа, ссоры или союза, любой роман и любую группу, чтобы увидеть: механизмы травли устроены одинаково. Говорить о ней можно через что угодно. К примеру... знаете что-нибудь о скандинавской мифологии?
Вопрос неожиданный, но ответить на него можно:
– Ну, читал немного...
– Правда? Боялся, скажете: смотрел.
Похвала приятна. Шамшиков и то, наверное, только "смотрел".
– Итак, – продолжает психолог, – один из ключевых скандинавских мифов – это миф о Бальдре, боге весны и света. Он начинает видеть дурные сны, рассказывает об этом своей матери, Фригг, и та понимает, что её сыну грозит гибель. Она берёт клятвы со всего живого и неживого о том, что никто не причинит вреда Бальдру. Сами боги клянутся до конца жизни защищать Бальдра. Фригг забывает взять клятву только с омелы, чем воспользовался один бог, мы знаем его – Локи. Он был раздражён как неуязвимостью Бальдра, так и тем, что остальные боги азартно проверяют её. Они рубили Бальдра секирами, швыряли каменными глыбами, пускали стрелы, но не могли даже поцарапать заговорённого аса. Тогда Локи сорвал омелу, вложил её в руки слепому богу Хёду, который и рад был ударить Бальдра, своего родного брата, да не видел его. Локи направил руку Хёда, и Бальдр, пронзённый омелой, упал замертво. Разгневанные боги бросились ловить Локи, дабы заковать его в цепи из кишок собственного сына. Это запустит начало Рагнарёка, ибо когда Локи освободится, он начнёт мстить. Вот так смерть Бальдра положила начало концу всего сущего.
И хотя миф был торжественен, а голос психолога звенел, рассказ не произвёл должного впечатления. Миф никак не соотносился с тем, что сегодня Фурсу вырядили в отца, и Гапченко, неистово вращая тазом, налетел на него, пытаясь осеменить живот-подушку. Весёлое травести покатилось меж парт, и на него налипали страждущие, покуда мясной колоб не распался на влажные, хрипло дышащие ошмётки.
А вчера играли в снежки. Выпал мокрый комковатый снег, и Пальцы догадались сделать забаву ещё смешней. Только спустился с крыльца, мельком глянул на перестрелку, как крик – огонь! – и все классы, даже малышня, одновременно метнули снаряды. Они забарабанили по одежде, и день