Сделка - Людмила Волок

– Ты разведен? – спросила Вера уже потом, когда они, тихие, лежали в его кровати. Вопрос, конечно, явно опоздал – об этом говорят обычно раньше, но Вера подумала – лучше позже, чем никогда. А вдруг у него жена, и она прямо сейчас вернется из командировки? Живо представив себе эту сцену, она хихикнула.

– Нет, – нехотя проговорил Смирнов и замолчал.

– Значит, женат? – Вера удивилась и даже приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его лицо.

– Моя жена умерла десять лет назад от рака. Мы вместе работали. Она была отличным хирургом… А сын уже взрослый, живет отдельно. У меня даже внук есть, ему уже два года.

Видно было, что Максиму не слишком хотелось рассказывать в тот момент о своей семье. А Вере не хотелось больше ничего слышать. Наверное, у них была большая любовь – вот почему он до сих пор один. Нет, наверняка, были какие-то женщины – он ведь не монах, но сердце его не было свободным. Оно было просто пустым.

Прошло недели три, прежде чем Максим стал более свободно говорить о прошлом. Они встречались не слишком часто – у обоих были свои дела, но каждое свидание Вера стремилась превратить в небольшое событие. В сущности, так оно и было. Сейчас, колдуя на кухне, она думала о том, что впервые в жизни кулинарные подвиги совершает не после завершения отношений, а в начале их. Раньше она в «романтичном периоде» предпочитала рестораны. Теперь хотелось готовить еду мужчине своими руками, сдабривая каждое блюдо щедрыми порциями любви…

Все было уже готово, когда приехал Смирнов. Вера взяла его пальто, он наклонился поцеловать ее. И она заметила, что он очень волнуется. Прямо в прихожей взял ее руки, прижал к своей груди и сказал:

– Верочка, я боюсь ошибиться, нужно будет все еще проверить, и не один раз…

Она отстранилась испуганно. Это должно было произойти, Вера знала – все они знали! И время, отпущенное болезнью, уже истекало. Но услышать приговор сейчас не было сил.

– Молчи. Пожалуйста, ничего не говори. Дай мне… пять минут.

Опустив плечи, она пошла на кухню, совсем по-старушечьи шаркая ногами. Какая разница, что Максим сейчас смотрит ей вслед. «Тридцатилетняя девушка со спины», как он любил над ней подшучивать, умерла. Осталась лишь разбитая горем пожилая женщина.

– Вера, Вера, ведь ты еще не знаешь ничего! – Максим Леонидович быстро догнал ее, взял за плечи и повернул к себе.

– Улуч-шение, – проговорил, запинаясь. – Последние анализы показали улучшение. Понимаешь?

Вера не понимала. Она еще некоторое время смотрела затуманенными глазами на Максима. А потом упала ему на грудь и судорожно всхлипнула.

Глава 8

Вера перебирала плечики с блузками унылого грязно-бежевого цвета. Интересно, почему «осеннее-зимние коллекции» всегда таких мрачных цветов? Она, конечно, вряд ли бы надела ярко-розовую кофточку или брючки цвета свежей травы, но молодежь, конечно, носила бы. Вот Аня тоже морщится – ей явно не по вкусу мрачная гамма! Они в магазине уже полчаса, но так ничего из обновок и не выбрали – ни одна, ни другая. Наконец, Вера выдернула из скучного ряда синий свитерок и, торжествующе предъявив находку внучке, отправилась в примерочную.

Свитер сидел хорошо, но Веру терзали смутные сомненья: что-то было не так. Снаружи раздался Анин голос:

– Бабуль, ты готова? Покажись!

Вера отодвинула занавеску и предстала перед Аней.

– По-моему, у тебя что-то похожее есть… – задумчиво произнесла Аня.

– Вот в чем дело! А я все думаю, где подвох. Есть похожий, и не один, кстати…

– Снимай тогда ненужную тряпицу и идем кофе пить! Надоел мне уже этот шопинг.

Они зашли в одну из многочисленных кофеен на верхнем этаже торгового центра, втиснутую в живописное пространство между раздевалкой катка, тиром, несколькими искусственными пальмами в огромных бочках и панорамным окном, выходящем на ряд одинаковых многоэтажек.

– Мне кажется, я всю жизнь покупаю один и тот же свитер, – пожаловалась Вера Николаевна внучке, насыпая сахар в чашку.

– Ты это… в широком смысле, да? – осторожно спросила Аня. Ей казалось, что несостоявшаяся покупка вовсе не стоит не то что душевных страданий, но и минимальных переживаний.

– И в узком, и в широком… – Веру потянуло на философию. – Люди удивительно консервативны в своих пристрастиях! Я уже не говорю о том, что женщины выбирают всю жизнь одного и того же мужчину, а мужчины, соответственно, одну и ту же женщину. Ну, не буквально, конечно. В смысле – похожих. И наступают на грабли снова и снова…

– А Максим Леонидович – тоже тот самый мужчина?

– Еще не знаю. Но, думаю, да. – Вера виновато улыбнулась. Оказывается, Аня все заметила, а она-то думала, наивная, что держит свой роман в тайне!

– Да ладно, вы так друг на друга смотрите, что все сразу становится понятно! – Аня засмеялась и отпила кофе. Прислушалась к себе. Кофе ей нравился. И еще нравился чизкейк; возможно, не самый вкусный в мире, но примечательный уже тем, что вызывал у нее аппетит. Аппетит – какое забытое слово! Она ела незамысловатый десерт посреди шумного торгового центра, смотрела в окно на мрачное холодное небо и на многоэтажки-близнецы, и чувствовала, как наполняется счастьем – до самой макушки, до кончиков волос…

Позавчера бабушка примчалась домой, словно на пожар, влетела к ней в комнату и чуть не задушила в объятиях. Аня как раз сидела в кресле, с книгой, набросив свою оренбургскую шаль – живое воплощение Серегиных фантазий. Или грез о счастливой старости. Она сидела, как довольная сегодняшним днем восьмидесятилетняя старушка, и ее бабушка вбежала в комнату и обняла ее, свою двадцатитрехлетнюю внучку-старушку!

– Что стряслось? Мы горим? – пыталась быть рассудительной Аня.

– Аня, мы должны поехать в больницу к Максиму Леонидовичу, чтобы сделать повторные анализы, срочно!

– Что, уже? – Аня испугалась. Она не думала, что все произойдет так быстро! – Сейчас вечер. Давай завтра утром? Все равно ведь уже ничего не изменится, – бесцветным голосом произнесла, укутавшись в шаль плотнее. Теперь ей действительно стало холодно.

Вера Николаевна волновалась. Она присела на ручку кресла, обняла Аню и тихонько погладила ее по голове.

– Ты, главное, не волнуйся… Просто Максим сказал… то есть Максим Леонидович…что у тебя вроде как наблюдается улучшение. Мы пока не хотим никого обнадеживать – ни тебя, ни родителей… Надо все перепроверить.

Именно по этим «мы», «Максим» Аня все и поняла про бабушку и своего врача. Порадовалась за них. И начала об этом думать, потому что думать о том, что она может и не умереть через месяц, Аня боялась.

– Хорошо. Только завтра. Договорились? – посмотрела на Веру так доверчиво, как в детстве.