Ведьма с зелеными глазами - Анна Данилова

После моих слов все как-то задвигались, засобирались. Азаров пожал руку Михаилу Евгеньевичу, поцеловал ручку Людмиле и они с Мариной пошли к его машине. Мы втроем – я, Аня и Нора – последовали к воротам.

– Катя! – внезапно услышала я голос Азарова. – Вы не могли бы поехать с нами?

Я остолбенела. Это еще зачем?

– Мне надо в кафе, поговорить с Василисой, – объяснил Дмитрий. – Но перед этим я хочу задать и вам несколько вопросов…

– Ну хорошо… Только у Норы нет доверенности на мою машину. Вдруг остановят?

– Хорошо, тогда поезжайте втроем, а я подъеду в кафе, договорились?

– Договорились.

Казалось бы, он не сказал ничего особенного. Просто хотел, я думаю, поговорить со мной о Василисе, чтобы потом уже беседовать с ней. Но у меня почему-то испортилось настроение. Сразу. Да и вообще по дороге в Москву мы все молчали. И Аня, и Нора.

И вот тогда там, в машине, я вдруг физически ощутила весь груз, который свалился на мои плечи вместе с завещанием Эммы. Она оставила мне в наследство не только деньги, но и все свои незавершенные планы, проекты, идеи и мечты. И теперь много глаз будет следить за каждым моим шагом, негласно контролировать каждый потраченный мною рубль. Роль наследницы огромного состояния стоила мне свободы!

– А мы с Азаровым ночью ездили в Панкратово, – вдруг сказала Нора, глядя на дорогу. – Больше никогда не буду пить водку.

16. Следователь Дмитрий Павлович Азаров

Следующая неделя была сумасшедшей. На меня давили, требовали, чтобы я определился уже с кругом подозреваемых. Но круг оказался большой, и практически ни у кого из подозреваемых не было алиби.

– Марина Болотова, потенциальная соперница Китаевой, – утверждает, что она была в ночь убийства Китаевой дома. Борис, ее муж, – подтвердить ее алиби не может, потому что был на работе, в своем архитектурном бюро. Алиби ненадежно.

– Саша, возможно, любовник Марины, он мог действовать (убить по просьбе Марины) – был дома. Его алиби никто не может подтвердить. Ненадежно.

– Валентина и ее муж (семья родственников Китаевой с большими финансовыми проблемами, которые могли бы частично решиться в случае смерти Эммы) – были в момент убийства дома и готовы подтвердить алиби друг друга. Ненадежно.

– Катя Мертвая. Обломок Катиной сережки, который я вернул в карман одежды Норы, не давал мне покоя. Катя была, пожалуй, единственным человеком, которого я не мог подозревать в силу ее личностных качеств, попросту я увидел в ней настоящего, порядочного человека! Но как в Панкратово в доме Зоси мог оказаться обломок ее сережки? К тому же Катя – наследница огромного состояния Эммы (пусть даже большая часть этих денег и недвижимости была доверена Китаевой для благотворительной цели и на определенных условиях). Мотив убийства – мощный. В момент убийства Катя была дома. Алиби нет.

– Нора. У нее-то мотива не было, и я бы никогда не заподозрил ее в причастности к убийству Эммы, если бы не ее подозрительно сильное желание оказаться на месте преступления. Плюс ее молчание, при наличии мощной улики против Кати – обломка золотой сережки.

Почему она молчит? И зачем ей так уж понадобилось в ту ночь уговаривать меня отправиться в ночное путешествие в Панкратово? Может, она что-то знала о Кате? Ведь не зря же она постоянно твердила о том, что эксперты могли оставить в доме Зоси важную улику, не заметить ее. Либо она искренне желала помочь следствию и внести свой вклад в расследование, попытавшись найти улики в Панкратово, либо она точно знала о причастности Кати к убийству и знала, что ищет. Искать она могла по поручению Кати, либо, каким-то неизвестным образом узнав о том, что Катя убийца, решила доказать это.

И вот она находит улику, но почему-то не сообщает об этом мне, следователю. Почему? Чтобы защитить Катю? Но не в таких уж они дружеских отношениях, все-таки живут в разных странах, и Нора подруга Ани, а не Кати… Либо Нора с Катей в сговоре, и вся эта кажущаяся легкомысленной поездка в Луговское на самом деле важное дело, целью которой как раз и было найти золотой лепесток Катиной сережки?

Ох уж эти женщины! Да, может, они и не были пьяные, а лишь разыгрывали из себя таковых?

Следов пребывания Кати, Ани, Норы, Марины, Саши в доме Зоси не было. На ножах были лишь отпечатки Зоси, но это естественно, если учесть, что это ее кухонные ножи, которыми она пользовалась.

– Вадим (внук писателя Караваева). Я встречался с ним, мутный тип, но видно, что белоручка. И слишком уж красивый. Отвратительный тип. Из тех молодых мужчин, за которыми бегают женщины.

Алиби у него тоже мутное. Он говорит, что был пьян, что не помнит, где, даже в какой стране, он был. И что его алиби может подтвердить его девушка, Ира.

Я узнал, что она работает в стоматологической клинике сестры, и отправился туда, предварительно договорившись о встрече.

Но сначала решил поговорить с ее сестрой, Зоей.

Нашел ее в кабинете. Очень серьезная женщина. Темные волосы, большие черные глаза, пунцовые губы, бирюзовый медицинский халат. Она нисколько не удивилась, узнав, кто я.

– Давно ждала подобного визита, – призналась она мне. – Хотите кофе?

– Нет, спасибо. Скажите, Зоя, в каких отношениях ваша сестра Ира находится с Вадимом Караваевым?

– Они расстались.

– Давно?

– Несколько дней тому назад.

– Что вам известно об Эмме Китаевой?

– Это женщина, которой дед Вадима завещал все свое состояние. Которая, по сути, оставила Вадима нищим.

– А что вы об этом думаете?

– Меня это не касается. Да и моей Ире эта история уже поперек горла.

– В смысле?

– Вадим просто взбесился, когда узнал о завещании, и начал трепать нервы моей сестре. Пил и все такое. Ей это надоело, и она от него ушла.

– Вам что-нибудь известно об Эмме Китаевой? Какие отношения ее связывали с покойным Караваевым?

– Я знаю только со слов сестры… А она, в свою очередь, со слов Вадима. Так вот, он считает, что Китаева и Караваев были любовниками, что она обольстила, околдовала богатого писателя, втерлась к нему в доверие и убедила или вообще заставила его написать завещание в свою пользу.

– Вам, я думаю, известно, что Эмму Китаеву убили.

– Да-да, я же говорю, что давно уже поджидала кого-нибудь из ваших. Знала, что меня будут спрашивать о Вадиме и о том, что я думаю по этому поводу… Вы же хотите спросить, не мог ли он убить Китаеву? Я вам так скажу: он слишком для этого ленив и инертен, во-первых; во-вторых, сам лично он точно бы это не сделал, но мог кого-нибудь попросить… Я хочу сказать, что он мог сгоряча заказать Китаеву. Но смысл? Денег у него от этого не прибавилось бы. Разве что удовлетворил бы свое желание отомстить. Но у него помимо этих желаний очень много других, и не менее сильных. Он – великий эготист, эгоист, эротоман… Я ненавижу его, понимаете? Он чуть не разрушил жизнь моей сестры, которая испытывала, а может, и сейчас испытывает к нему страсть… Я уверена, что она много чего знает о Вадиме, но если дело касается Китаевой, то ни за что не расскажет. И алиби ему обеспечит, скажет, что они были вместе.

– Но вы же сказали, что они расстались…

– Это я постаралась, чтобы они расстались. Но я не верю в ее такое вот стремительное исцеление от любви, поэтому предупреждаю вас – она вам его не сдаст, даже если и подозревает его в убийстве Китаевой.

Я понимаю, что предаю сейчас свою сестру, что рассказываю о ней то, что, быть может, не стоит рассказывать. Но я хочу, чтобы вы поняли – с ней разговаривать бесполезно. Просто потратите время.

Я слушал ее и понимал, что только любовь к сестре двигала Зоей, когда она рассказывала об Ире. И что, говоря так о ней, она словно пыталась защитить ее от меня, поскольку моя беседа с Ирой будет для девушки болезненной, она станет переживать за Вадима, в чувствах к которому запуталась. А может и сорваться, вернуться к нему, чего больше всего боялась, как я понял, Зоя.

Но у меня на Вадима ничего не было. Никаких улик. На самом деле, какой ему смысл убивать Китаеву? Мало того что он остался ни с чем, так еще и тюрьма? Я же виделся с ним, разговаривал, с таким, как он, в тюрьме церемониться не станут, он там погибнет в первый же месяц, если не через несколько дней.

– Не мое это, конечно, дело, но железный мотив теперь есть у того, кто унаследовал «китаевское» богатство, – заметила Зоя. – Не так ли?

Я попросил ее пригласить Иру. Нам принесли кофе в маленькую комнату, за ординаторской. Два низких дивана, веселые зеленые занавески на окнах, на стеллажах учебники по медицине, чашки, коробки шоколадных конфет, сувениры.

Ира была очень похожа на свою сестру, только значительно моложе. Однако под аккуратно наложенным макияжем просвечивало лицо уставшей и разочаровавшейся во всем взрослой женщины. Кажется, в мире не существовало ничего, чего бы она не видела или не пережила. Однако нашла в себе силы подняться, отряхнуться и начать новую жизнь. Безусловно, такой психологический портрет мне не удался бы без помощи Зои.