Делай Деньги - Терри Пратчетт

— Не знаю. Что это? — спросил кто-то, и в толпе поднялся гул.

— Экспериментальная банкнота, — ответил Мойст поверх нарастающего шума. — Вы только распробуйте эту идею.

— И сколько их таких? — продолжил спрашивающий.

— Около двенадцати, — сказал Мойст. Человек повернулся к Пупси.

— Дам за нее пять долларов, пойдет?

— Пять? Тут написано, что она стоит один! — с ужасом воскликнула Пупси.

— Да, точно. Пять долларов, мисс.

— Почему? Ты ненормальный?

— Нормальный, как человек рядом, благодарю, юная леди!

— Семь долларов! — заявил человек рядом, поднимая руку.

— Это безумие! — завопила Пупси.

— Безумие? — возразил человек рядом. Он показал на Мойста. — Да если б я купил полный карман черных марок за пенни, когда этот малый в прошлом году их только выпустил, я бы разбогател!

— А кто-нибудь помнит Треугольную Синюю? — подал голос еще один покупщик. — стоила пятьдесят пенсов. Я одну наклеил на письмо тетке — так пока оно дошло, марка стала стоить пятьдесят долларов! И старая развалина не отдала ее назад!

— Теперь она стоит сто шестьдесят, — сообщил кто-то позади него. — Продали на аукционе в Торговом Центре Марок и Булавок Дейва на прошлой неделе. Предлагаю десять долларов, мисс!

— Пятнадцать!

Мойсту со ступеней открывался отличный вид. В дальней части холла образовался небольшой консорциум на базе того, что лучше получить небольшую долю, чем вообще ничего.

Коллекционирование марок! Оно началось в первый же день, а потом раздулось как какой-нибудь огромный… Как что-то, действующее по странным, безумным правилам. Еще в какой-нибудь другой области было так, что изъяны добавляют вещам ценности? Вы купите костюм только потому, что у него один рукав короче другого? Или потому, что все еще оставалось немного ткани в запас? Конечно, когда Мойст это заметил, он стал делать изъяны специально, ради всеобщего развлечения, но он точно не планировал того, чтобы в каждом листе Синих марок появлялась одна с перевернутой головой Ветинари. Один из печатников уже собирался их уничтожить, когда Мойст помешал ему раскачивающимся тросом. One of the printers had been about to destroy them when Moist brought him down with a flying tackle.

Все это дело было ненастоящим, и ненастоящим был мир Мойста. Еще когда он был несносным мальчишкой, то продавал мечты, и очень ходким товаром была возможность стать богачом за капельку везения. Мойст выдавал стекло за бриллианты, потому что жадность застилала людям глаза. Разумные, честные люди, которые каждый день много трудились, все равно вопреки всему опыту верили в легкие деньги. Но коллекционеры марок… Они верили в маленькие безупречности. Какую-то маленькую часть мира можно было исправить. И даже если не получится, то хоть будешь знать, какого кусочка не хватает. К примеру, это может быть пятидесятипенсовой Треугольной Синей с изъяном, а ведь их где-то есть еще шесть, и кто знает, когда убежденному искателю улыбнется удача?

Потребуется довольно широкая улыбка, должен был признать Мойст, потому что четыре из них были надежно спрятаны на черный день в маленькой свинцовой коробочке под досками пола в кабинете Мойста. Но даже так, две все еще где-то были, может, уничтожены, может, съедены улитками, или — тут-то и крылась глубокая, как сугроб, надежда — все еще лежат в непросмотренной пачке писем в залежах одного из ящиков.

…А мисс Пупси просто не знала, как управлять толпой. Она топала ногой, требовала внимания, задирала, оскорбляла, не помогало и то, что она назвала всех „добрыми людьми“, потому что никто не любит откровенных лжецов. И теперь она начинала выходить из себя, потому что цена поднялась до тридцати четырех долларов. И вот…

… она порвала бумажку!

— Вот что я думаю об этих глупых деньгах! — объявила она, бросив клочки в воздух. А потом, тяжело дыша, встала с торжествующим видом, как будто сделала что-то умное.

Удар в зубы всем присутствующим. Слезы на глаза наворачиваются, в самом деле. Ну что ж…

Мойст вытянул из кармана еще одну из новых банкнот и высоко ее поднял.

— Леди и джентльмены! — провозгласил он. — У меня тут одна из все более редких Однодолларовых Банкнот первого поколения, — ему пришлось остановиться переждать смех, — подписанная мной и председателем. Предлагайте цены выше сорока долларов, прошу вас! Вся вырученная сумма — маленьким детишкам!

Он поднял цену до пятидесяти, дав паре предложений отрикошетить от стен. Пупси некоторое время стояла никем не замечаемая и кипящая от ярости, а потом заколдыхалась вон. А вот колдыханье было отменным. Она понятия не имела, как обращаться с людьми и старалась выдать большое самомнение за чувство собственного достоинства, однако эта девица могла колдыхаться лучше, чем толстая индейка на батуте.

Когда счастливый победитель добрался до дверей банка, его уже окружили менее удачливые собратья по торгам. Вся остальная толпа хлынула к прилавкам, неуверенная в том, что будет дальше, но твердо намеренная заполучить кусочек этого чего бы то ни было.

Мойст сложил ладони рупором и прокричал:

— И этим вечером, леди и джентльмены, мистер Бент и я будем доступны для обсуждения банковских займов!

Это вызвало очередное волнение.

— Дым и зеркала, мистер Липовиг, — заявил Бент, отворачиваясь от балюстрады. — Ничего, кроме дыма и зеркал…

— Но сотворенные без дыма и в полном отсутствии зеркал, мистер Бент! — радостно заметил Мойст.

— А „детишки“? — поинтересовался Бент.

— Найдите каких-нибудь. Должен же быть приют, которому нужны пятьдесят долларов. Конечно, это будет анонимное пожертвование.

Бент, казалось, удивился.

— Правда, мистер Липовиг? А я нисколько не сомневаюсь, что вы человек, который поднял бы большой Пер Еппо Лох по поводу пожертвования денег на благотворительность, — он произнес „переполох“ так, что это звучало словно какое-то эзотерическое извращение.

— Ну, я не такой человек. Делай добро тайком, вот мой девиз.

Все и так вскоре выяснится, и тогда я буду не только прекрасным славным малым, но еще и трогательно скромным.

„Вот интересно… Я и впрямь мерзавец, или только очень хорошо умею мыслить, как таковой?“ — подумал Мойст.

Что-то протолкнулось в его разум. Крошечные волоски на затылке задрожали. Что-то было неправильно, не к месту… опасным.

Он повернулся и еще раз посмотрел вниз на холл. Люди толпились, собирались в группы и разговаривали, строились в очереди…

В мире движения притягивает взгляд неподвижность. В центре банковского холла, не замечаемый множеством народа, человек как будто застыл во времени. Он был во всем черном, с плоской широкой шляпой, которые часто носят в наиболее мрачных Омнианских сектах. Он просто… стоял. И смотрел.

Всего лишь еще один зевака пришел посмотреть, что творится, сказал себе Мойст, и мгновенно понял, что врет. Этот человек имел какой-то вес в его мире.

…некатарые письманные свидетельсва…

Насчет него? О чем? У Мойста не было прошлого. О, дюжина вымышленных имен разделила между собой довольно занятое и полное событий прошлое, но они все испарились вместе с Альбертом Спэнглером, повешенным до не-совсем-смерти и пробужденным Лордом Ветинари, который предложил Мойсту фон Липовигу новенькую блестящую жизнь…

О боги, он уже издергался только из-за того, что какое-то старое пугало смотрит на него со странной ухмылочкой! Никто его не узнает! Он мистер Забываемый! Если пройтись в городе без золотого костюма, то он был просто еще одним лицом.

— Вы в порядке, мистер Липовиг?

Мойст обернулся и вгляделся в лицо главного кассира.

— Что? А… нет. То есть да. Э… Вы раньше видели этого человека?

— Какого этого человека?

Мойст повернулся показать на человека в черном, но тот исчез.

— Выглядел как проповедник, — пробормотал он. — Он… Ну, он на меня смотрел.

— Что ж, вы довольно-таки располагаете к этому. Может, согласитесь, что золотая шляпа была ошибкой?

— Мне нравится шляпа! Другой такой во всем мире нет!

Бент кивнул.

— К счастью, это правда, сэр. О боги. Бумажные деньги. Практика, применяемая только язычниками-агатейцами…

— Язычниками? Да у них куда больше богов, чем у нас! И там золото ценится меньше железа!

Мойст смягчился. Лицо Бента, обычно такое сдержанное и равнодушное, сейчас скомкалось, как клочок бумаги.

— Послушайте, я читал. Банки выпускают монеты в количествах, четырехкратно превышающих запас того золота, которое у них содержится. Это нонсенс, без которого мы можем обойтись. Мы в мире мечты. Город достаточно богат, чтобы стать своим собственным золотым слитком!

— Они доверяют вам безо всякой причины, — проговорил Бент. — Они доверяют вам, потому что вы смешите их. Я не смешу людей, и это не мой мир. Я не знаю, как улыбаться, как вы и говорить, как вы. Вы не понимаете? Должно быть что-то, чья ценность выше моды и политики, ценность, которая не проходит. Вы ставите Ветинари во главе моего банка? А что будет служить гарантией всем сбережениям, которые те люди толкают через наш прилавок?