Эмигрант. Испанская война - Калинин Даниил Сергеевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По скопившимся перед окопами наваррцам ударило орудие басков. Всего одно стреляло с закрытой позиции, но на нас обрушилась шрапнель. Если бы «заговорили», скажем, три или четыре пушки, они гарантировано уничтожили бы всю терцию за считанные минуты. Нам повезло, что на нашем участке было всего одно орудие.
Его снаряды рвались чуть позади нас, таким образом, артиллеристы басков не страшились ударить по своим, укрытых окопами. До них-то шрапнель долетала на излёте.
Понимая всю глубину нашего бедственного положения, командиры скомандовали отход. Тех, кто попытался вскочить и побежать, живо срезали пулемётные очереди. Однако и прижатые к земле, мы гибли от шрапнели, не имея шансов спастись.
Нас выручила авиация. Самолёты появились внезапно и, видимо, засекли пушку басков. По крайней мере, какое-то время они обстреливали что-то в тылу противника, откуда вскоре послышался мощный взрыв. Шрапнель перестала сыпаться на наши головы, а бомбардировщики вновь обрушились на траншеи басков. Мы же смогли, наконец, вернуться в свои окопы.
Между налётом авиации и последующим за ним артиллерийским обстрелом рекете приводили себя в порядок, считали потери (к слову, немалые). В нашем батальоне (компании) из 246 человек убитыми и ранеными выбыло 73 бойца. И это при том, что мы даже не смогли взять первого эшелона обороны!
Лейтенант ходил по окопам яростный, как бык на корриде. Наше отступление было для него позором:
– Наваррцы! Сегодня мы потеряли нашу воинскую честь! Окопы басков перепаханы авиационными бомбами и артиллерийскими снарядами, позиции держит горстка уцелевших, а мы не можем их взять! Да какие мы воины после этого!! Нам только коров доить!!! Если со второй атаки мы не возьмём траншеи, каждый снимет свой берет (красный берет был отличительной частью формы рекете)!
Этого внушения было достаточно, чтобы наваррцы бросились в атаку очертя голову, сжигаемые единственной целью: ворваться в окопы и перебить басков. Расстояние, разделяющее позиции, мы перемахнули гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Бежали более редкими цепями, и пули басков находили не так много целей.
На стометровой дистанции вновь ожил пулемёт, теперь уже один. Он не смог заставить нас залечь, но сбил темп наступления. И в этот момент баски бросились в контратаку.
Их осталось не так и мало, несмотря на штурмовку и артиллерийский обстрел. Но наваррцы, наступая жиденькими цепями, в атакованных горцами шеренгах численно уступали противнику. Впрочем, увидев перед собой врага, они азартно бросились в ближний бой, думая лишь о победе!
Однако, защищающие родную землю, баски дрались остервенело, силясь если не победить, то уничтожить как можно больше врагов. В ход шли штыки, приклады, топоры, ножи, камни, кулаки и даже зубы. Некоторые сами бросались на штыки, лишь бы последним ударом дотянуться до врага… Их свирепый рёв заглушал атакующий клич наваррцев, и чаша весов боя клонилась в сторону басков.
Впрочем, штыковой схватке они были обучены слабо. Такой вывод я сделал, легко парировав укол горца и обратным движением пронзая его штыком. Но и рекете не проходили суровую школу русской штыковой у штабс-капитана; осознав это, я принялся стрелять по набегающим врагам. Бойцы вокруг последовали моему примеру, и на нашем участке мы смогли винтовочным огнём в упор остановить бешеную атаку врага.
Но как только между противниками возникло свободное пространство, горцы тут же пустили в ход ручные гранаты, смешав нас и сбив прицелы. И пока мы ещё не пришли в себя после близких разрывов, северяне перемахнули разделяющее нас расстояние и ещё более остервенело ударили в штыки.
Этого рекете не выдержали, побежали. Не бывшие ещё в бою, задние шеренги наваррцев смешались и, поддавшись общему настрою, также попятились. Таким образом, вторая атака также не принесла успехов.
Лейтенанту, что вдохновлял нас перед штурмом, размозжили прикладом голову. Его сменил другой офицер, молча наблюдающий, как наваррцы яростно и исступлённо ругаясь, срывают с себя береты. Я тоже снял традиционный головной убор рекете, который, впрочем, не играл для меня такой важной роли (не то, что для сослуживцев).
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Настрой царил подавленный. И в этот момент, вспомнив учёбу «дроздов», и ведомый внутренним голосом, я подошёл к лейтенанту:
– Дон офицер! Простите, но я должен сказать! Мы атакуем неправильно!
Офицер молча вперился в меня тяжелым взглядом. Затем всё-таки разомкнул губы:
– Вы кто? И что значит – атакуем неправильно?
– Дон лейтенант, я русский эмигрант, в Испанию прибыл в подразделении дроздовцев. Что касается атаки: мы наступаем шеренгами, в рост, что делает бойцов отличными мишенями – стреляй, не промахнёшься! Очень многие солдаты погибли от огня станковых пулемётов, который невозможно было подавить: огневые точки закрывали спины атакующих.
Мои же старшие товарищи учили, что атаку необходимо вести группами, каждая из которых посменно прикрывает друг друга прицельным огнём. Пока бойцы одного подразделения стреляют, другие короткими перебежками продвигаются вперёд, занимают удобные для ведения огня естественные укрытия, используют складки местности. Когда вторая группа занимает позицию, она открывает огонь, а первая начинает своё продвижение вперёд. При этом желательно, чтобы в каждой группе было по ручному пулемёту. Тогда огонь прикрытия будет наиболее эффективен. Кроме того, в замыкающих группах должны двигаться расчёты станковых пулемётов. Когда «станкачи» противника откроют огонь, наши сумеют им, как минимум, достойно ответить.
Учитывая тактику противника, первым группам стоит залечь где-то за семьдесят метров до траншей. Тогда, если баски контратакуют, наши бойцы пустят гранаты в ход, откроют огонь пулемётчики. Контратака захлебнётся кровью. Если нет, то как только подтянется большинство групп, подползти ещё ближе, забросать противника гранатами и последним рывком ворваться в окопы!
Лейтенант минуту задумчиво молчал.
– Что же, предложение неплохое, свой резон в нём имеется. Но у нас в роте осталось всего два пулемёта, один ручной и один станковый, их явно не хватит для того, чтобы прикрыть наступление. Один пулемётчик остался лежать перед окопами басков ещё после первой атаки.
– Дон лейтенант, я ведь учился пулемётному делу. Более того: у Эль Пингаррон я действовал именно как пулемётчик. Если вы позволите, с наступлением ночи я готов подобраться к окопам противника и забрать оружие. Только мне потребуется ещё два помощника-добровольца.
Офицер задумался. Однако мой вариант был рискованным только для малой группы добровольцев, потеря которой уже ничего не решала. Зато выгода в случае успеха предприятия была на лицо: огневая мощь роты увеличилась бы как минимум на четверть. Так что я получил «добро».
…………………………………………………………………………………………..
На вылазку со мной вызвались два бойца из тех, с кем я лежал ещё в госпитале: Фабрисио и Карлос. Нам позволили отдохнуть остаток дня до наступления сумерек.
Приготовления были скорыми, с собой взяли только самое необходимое: по паре индивидуальных медицинских пакетов, три-четыре обоймы к винтовкам, штык-ножи и по одной гранате на брата. В случае обнаружения на долгую перестрелку рассчитывать не приходилось.
Я с собой, правда, прихватил ещё наган. Да, удивительно, но револьвер прошёл со мной сквозь все заварушки. Он был в моей одежде, когда меня доставили в госпиталь, и мне его вернули при переводе. После я уже с ним не расставался. Правда, в барабане оставалось всего четыре патрона и обновить боезапас возможности пока не представлялось. Но даже эти четыре патрона могли спасти жизнь.
В последние секунды перед началом движения меня всего уже трясло. Это была даже не атака, а сумасшедшая вылазка, решение о которой принималось по наитию, в духе смельчаков «дроздовцев». Вот только реальных шансов спастись при обнаружении было совсем немного, а среди трупов наверняка сейчас бродят баскские трофейщики… Кроме того, впереди основных позиций должно быть выставлено боевое охранение. И понимая всю авантюрность плана, которого и планом то не назовёшь (даже место, где погиб наш пулемётчик, я узнал только приблизительно), я мучился тревожными мыслями. Ощущение ближней беды всё сильней заполняло сознание.