Ванильный запах смерти - Анна Шахова

– Нашли Бултыхова? – негромко спросила она, подойдя к следователю.

– Ага, в виде утопленника, – обрадовался Рожкин.

Его слова, произнесенные довольно тихо, все же достигли ушей постоялиц, и Люша услышала грудное Жозино: «О боже!»

Труп Степана Никитича нашел рыбак из соседнего села, в семи километрах ниже по течению от «Ивы». Мужчина с подростком-сыном пришел встречать на реку зорьку. А встретил застрявшего в зарослях камыша Бултыхова с проломленной головой.

– Я сначала подумал, что голубая куртка вздувается над водой. Ну, потерял кто, упустил. Спьяну всякое бывает, – задумчиво говорил дядька, теребя смоляной ус. – А как поглубже в траву-то зашел, аж воды в сапоги набрал, все еще хлюптит, глядь, не-ет, мужик. Кверху спиной, вниз головой. Все как положено. В смысле, как трупаки, я об этом, – смутился рыбак под нацеленными на него взглядами оперативников. К такому вниманию к своей персоне усач не привык.

По мнению Рожкина, удар врачу мог быть нанесен тем же предметом, что и Пролетарской: об этом свидетельствует характер раны. И это главное, что извлекла Шатова из отрывистого, с неизменным жужжанием монолога дознавателя.

– Со всего района оперов понагнали, прочесывают берег. И водолазы скоро подъедут.

– Неужели будут искать орудие убийства в реке?

– А то что ж! Это уж… Короче, я сегодня, видно, последний день тут с вами кувыркаюсь, все на другой уровень уйдет, так что… – Рожкин втянул голову в плечи и закатил глаза. То ли радуясь свалившейся с души ноши, то ли негодуя на недоверие начальства.

– А Кудышкин?

– В коме. Жена увезла его в московскую клинику. Впрочем, наш врач уверен, шансы у господина журналиста нулевые. Да уж!

Детективы сидели в комнате Бултыхова, которую в очередной раз и безо всякого энтузиазма осматривал Паша.

– Абашева по-прежнему главная подозреваемая? – спросила Люша.

– Естественно.

– К сожалению, я вынуждена сделать вам еще один подарок. Вот. – Сыщица протянула конвертик следователю.

Он заглянул в него с недоумением.

– Это заколка Зульфии, которую я обнаружила на тумбочке у кровати Пролетарской. И на мой взгляд, это говорит не против, а ЗА литераторшу.

– Почему же? – воздел брови Рожкин.

– Да потому что не будет убийца раскладывать свои предметы по рассеянности около покойника.

– А ронять? – поиграл бровями эксцентричный следователь.

– Нарочито, все слишком нарочито. А что ключ?

– Абашева не знает, видите ли, этого ключа, и в отеле его применить совершенно не к чему. Это уж да, я уверен.

– Послушайте, Геннадий Борисович, а как насчет конкурентов Говорунов по бизнесу?

Рожкин непритворно удивился:

– А какие конкуренты?

– Ну-у… не знаю, думала, вы точнее осведомлены, что кто-то из местной администрации пытался надавить на Василия Ивановича, чтобы он избавился от отеля, продал его. Что тут, кстати, собираются строить?

– Понятия не имею. – Рожкин сделал непроницаемое лицо.

– Но все же? Будьте честным, на вас давят сверху, диктуют что-то?

Рожкин будто подтянулся:

– Знаете, Юлия Гавриловна, если бы это и было так, неужели вы думаете, я стал бы с вами откровенничать? Во-первых, нет, не давят. А во-вторых, не подтасовывайте факты. Вам нравится эта рыжая красотка? А мне – нет. Что уж! Улики против нее, и я намерен исходить из этого. Чего и вам, детектив, желаю.

Рожкин назидательно кивнул «ученице» и вскочил. Юлия спросила у заспешившего к выходу следователя, можно ли ей присутствовать при возможных допросах местных жителей и рыбаков.

– Милости просим! Что уж… – дернул головой Геннадий Борисович и, взглянув на хмурого Пашу, который так и не нашел в вещах покойного ничего заслуживающего внимания, вышел из номера.

И в этот момент с третьего этажа раздался истошный вопль.

Посреди номера стояла Нина и с ужасом указывала себе под ноги. На полу лежал здоровенный молоток с синей рукояткой. И древко, и железяка были заляпаны бурыми пятнами. «Неужели орудие преступления?!» – задохнулась Люша. Ей позволили остаться в комнате, из которой выдворили всех прибежавших на шум, кроме дознавателей и Столбовой.

– В тумбочке! Жозина тумбочка. Я шапочку искала, а там – это. В тумбочке! У Жозефины, – как заведенная твердила женщина.

Когда ее усадили и привели в чувство строгими окриками и увещеваниями, Нина начала давать путаные крикливые показания. Люша подивилась выдержке вертлявого следователя, который умудрялся не срываться, а спокойно направлять в нужное русло словесный гейзер свидетельницы.

Итак, проснувшись в половине десятого, она решила наскоро принять душ. Не помня, куда сунула шапочку для волос, женщина стала носиться по номеру, выдвигать ящики и открывать дверцы. В очередной раз распахнув тумбочку у кровати Жози, Столбова чуть не всунула в нее целиком голову – а вдруг за пузырьками и мазями, которые таскала за собой Непопова, обнаружится пластиковый лоскут в зеленый горошек?

– Удивительно, как в этих поездках вещи часто оказываются в самых неподходящих местах. Как есть! – трещала Нина, выпучив глаза.

– А там, там… смотрю, а там у стенки что-то с длинной ручкой. Какой, думаю, прибор, что ли, притащила Жозька? С нее станется, рекламы насмотрится, как есть, а потом скупает на последние гроши всякий хлам! Будто здоровье ей мошенники поправят как надо. И БАДы, и массажеры, и магнитные пояса, и что ни попадя.

– И вы вытащили этот молоток? Так, что дальше? – замахал руками на Столбову следователь.

– Ох, вытащила и отошла с ЭТИМ, соображая, что дальше делать. А потом-то бросила, как будто обожглась, как есть, ну вот как есть обожглась!!

– Да уж, и закричали. И закричали, – задумался Рожкин.

– А вчера, раскладывая вещи, ни вы, ни ваша подруга не видели этот предмет? – встряла Люша.

– Ни-ии! Я к этой тумбочке не подходила, Жозечка не любит, когда я трогаю ее вещи, хотя она такая тетёха, что иногда и надо бы помочь порядок навести. А то она пока повернется, пока подумает.

– Как подругу-то вашу зовут? – спросил нетерпеливо Геннадий Борисович.

– Жозефина Семеновна Непопова.

Рожкин, подняв брови и переглянувшись с Пашей, закашлялся, отвернувшись от свидетельницы. Утерев глаза, он попросил оперативника привести Непопову.

Жозефина, белее снега, прямая, будто проглотившая шест, села перед следователем на стул, отводя глаза от страшного молотка, лежащего на столе.

– Что вы можете сказать об этом инструменте? – начал допрос Рожкин.

Непопова замотала головой, не в силах вымолвить ни слова.

– Вчера вы клали вещи в тумбочку и не видели молотка?

Жози снова решительно замотала головой.

– Не видели. В таком случае, когда и на сколько вы покидали с подругой номер?

– Мы не покидали! Как вечером завалились, так и не выходили. Утром Жозенька встала рано, а уж я позволила себе выспаться, как есть, – пояснила Нина за онемевшую приятельницу.

– Отлично! – всплеснул руками следователь.

– А вы тумбочку тщательно осматривали, прежде чем вещи-то класть? – спросил вдруг Паша, который не выпускал из рук фотографию в рамке, взятую со стола.

– Да! Может, протирали тумбочку внутри и уверены, что там ничего не было? – подхватила Люша.

Непопова нахмурилась.

– Нет, – глухо сказала она, – я не протирала и глубоко ничего в нижний ящик не клала, чтобы лекарства были под рукой – удобно доставать с кровати.

– То есть молоток вы могли и не заметить вчера?

– Да конечно она его не заметила! Пхнула банки-склянки, как есть, и на боковую, – резюмировала Нина.

– Горничную давай, – кивнул Рожкин оперу.

Ида, ни в какую не захотевшая садиться, перетаптывалась и, потупясь, бубнила:

– Убиралась наспех – гости вон как снег на голову! Но там ничего не было и быть не могло!

– Но вы протирали тумбочку внутри? – спросила Люша.

Щипкова странно посмотрела на Шатову, то ли зло, то ли недоуменно, и опустила глаза.

– Что же вы молчите, Ида Ивановна? Протирали? – крутанул головой Рожкин.

– Я не помню. Да, вроде, – едва слышно сказала она.

Сыщица была уверена, что Щипкова тумбочку не открывала, но не хотела показаться нерадивой уборщицей.

Когда Ида вышла, Люша что-то шепнула следователю. Рожкин понимающе кивнул и, прищурившись, уставился на подруг.

– А теперь рассказывайте, зачем вы сюда приехали? Правду, говорите правду! Иначе уж…

– О-ой, так я и знала! Я предвидела весь этот кошмар! О-ой! – заблажила Непопова, качаясь на стуле.

– Ну завела, коровушка! – фыркнула Столбова и, закинув с вызовом ногу на ногу, пояснила: – Мы приехали вызнать всю правду о смерти нашего друга, кумира и вообще человека великого дарования – Глеба Архиповича Федотова. Как есть! Как надо!

В этот момент Паша поставил перед следователем «образ» актера, который он долгое время держал в руках, как козырную карту.

– Прелестно! – оживился Рожкин, взглянув на фото. – Вы хорошо знали Федотова?