Поцелуй Фемиды - Александр Белов

Саша аккуратно сложил доску и за неимением другого подходящего для нее места положил на пол. После этого начал невозмутимо стелить принесенное с собою белье.

— Положь на место! — соизволил наконец начать разговор худощавый сосед.

Сверху, как по команде, свесились две любопытные башки. Лица были молодыми, то есть совсем молодыми: одно — широкая и мясистая рожа здоровяка, другое, наоборот, цветом напоминало серое тюремное одеяло. Да и худощавый блондин, судя по всему, был немногим старше двадцати. А старше он казался, как чуть позже понял Белов, по причине отсутствия нескольких зубов.

«Бот спасибо тебе, дорогой капитан Балко. Отселил в маневровый фонд к малолеткам!» Малолетки, разумеется, были вполне совершеннолетними, в противном случае их вовсе не было бы Вороньем гнезде». Однако же так именовали в тюрьме свежую поросль, имеющую за плечами сроки отсидки в колониях для малолетних преступников. Саша знал, что коренное население тюрьмы не любит молодняк за безбашенность, за позорную склонность сотрудничать с тюремной администрацией, за несоблюдение необходимых ритуалов и вообще полное пренебрежение к неписаным тюремным законам.

Саша демонстративно пинком ноги загнал коробку с нардами глубже под кровать и с улыбкой посмотрел на негостеприимного соседа:

— Неправильно начинаешь, парень.

— Здесь я решаю, что правильно, а что неправильно, — худощавый явно продолжал взятый курс на конфликт. — Во-первых, ты, дядя, поднимешь нарды. Спать стели себе на полу. А потом поговорим, что нужно подогнать с воли.

Александр, стараясь боковым зрением отслеживать каждый жест говоруна — а он, безусловно, был лидер — спокойно надел наволочку и застелил постель.

— Ты, дядя, на воле делиться не хотел, оттого и переехал к нам сюда. А здесь делиться придется…

То ли худощавый сделал-таки незамеченный Беловым жест, то ли просто прозвучало какое- то ключевое слово, но с верхней шконки, как по сигналу зеленой ракеты, раздался оглушительный визг с потоками мата.

— Сука! Богатый, тварь… — надрывался тот, которого Белов мысленно окрестил «землистым». — У меня мать всю жизнь за три копейки пашет. Отец на химии загнулся. Тварь! Я сам первый срок по малолетке мотал, что ларек грабанул — жрать хотел! Ненавижу! Все из-за таких, как ты! Порву гада…

Орущий дал себе передышку в долю секунды, рванул на груди фальшивый «Адидас» и начал по второму кругу. Белов внимательно наблюдал за ним. С одной стороны, парень явно нездоров. С другой стороны, истерика столь же явно не была натуральной, она была частью представления, задуманного специально в честь вновь прибывшего.

— Что это с ним? — с равнодушным видом спросил Белов, когда «классовый» монолог с незначительными вариациями был прокручен четырежды, и орущий, устав, замолчал. — Ты, случайно, не знаешь? — он обращался к худощавому, который получал от спектакля очевидное удовольствие.

— А хрен его знает, — лениво процедил блондин. — Наверно, ты ему не понравился. Ты нам всем не понравился.

— С чего бы это? — Белов напрягся и внутренне подобрался: чутье подсказывало ему, что на очереди «вторая часть мерлезонского балета».

Так оно и случилось.

— А вот с чего!

Третий парень — круглолицый здоровяк, который до сих пор не принимал участия в «процедуре знакомства» — свесился с верхней шконки, не торопясь прицелился и смачно, со знанием дела, плюнул на беловскую подушку. Обитатели камеры единодушно заржали.

— Придется тебе снять это и застирать, — сказал Белов, обращаясь к автору плевка.

— Сверху слезать влом, — ответ сопровождался красноречивым жестом.

— Ну, что ж… — медленно проговорил Саша, уже обдумавший для себя план дальнейших действий. — Тогда товарищ тебе поможет!

С этими словами он, мгновенно выбросив руку вперед, схватил совершенно не готового к такому повороту событий блондина за неровно отросшие на затылке патлы, мощным рывком сдернул его со шконки и, опрокинув в проходе на колени, плотно прижал носом к плевку. Белов подержал главаря в таком положении несколько секунд и отпустил хватку. Потом брезгливо сбросил с ладони прилипшие грязные волоски и быстро отошел, встав спиною к двери так, чтобы держать в поле зрения всю мизансцену.

Ожидаемый эффект был достигнут. Хотя в ту минуту даже Белов еще не мог знать всю глубину нанесенной главарю обиды. Сухощавый гаденыш с побелевшими от бешенства глазами, едва поднявшись с колен, ринулся на Белова. А уверенность в себе ему обеспечивала сверкнувшая в руке заточка. Одновременно изготовились спрыгнуть сверху и обе шестерки.

Предельная теснота камеры сыграла Белову на руку. Напасть на него разом всем троим не было никакой возможности. Поэтому операция была поэтапной. Сначала он перехватил и вывернул руку с заточкой, почти одновременно нанося нападающему простенький «расслабляющий» удар по голени. Острие заточки по касательной чирикнуло о сварное основание шконки, зато вывернутое ребро ладони, зажимающей оружие, с размаху рубануло по металлическому краю тюремной кровати. Парень завыл от острой боли в ноге и в кисти и выпустил заточку.

Поднимая с полу трофей, Белов за долю секунды успел подумать, что, оказывается, не утратил в новой жизни старых полезных навыков. Тело двигалось на полном автомате и прекрасно помнило все необходимое. Это, как езда на велосипеде — если умеешь ездить, то уже никогда не разучишься.

Мощное тело следующего бойца, спрыгивающего сверху, еще не достигло пола, когда Белов, технично зависнув между шконками, нанес нападающему короткий удар обеими ногами в грудь. Луноликий тяжело опрокинулся навзничь. Во время падения он своей тяжестью увлек на пол и третьего пацана — с опозданием слезающего с верхнего яруса тщедушного истерика. Впрочем, тому не много было и надо.

Сухощавый лидер, вместе с утратой холодного оружия заметно поутратил и бойцовский дух. И Саша отчетливо увидел мучительную борьбу на его лице: что делать дальше — непонятно…

В наступившей тишине продолжал петь магнитофон: «…А я дарил цветы. А я с ума сходил от этой красоты!» Получалось, что вся процедура знакомства, включая активную фазу, заняла не больше трех-четырех минут, пока звучал дурацкий шлягер. Или шлягер попался такой длинней?

В этот момент отворилось смотровое окошко, и надтреснутый старческий голос прошамкал:

— Что у вас происходит?

Саша мгновенно и «чисто по-дружески» ухватил сухощавого за руку (чуть выше локтя) и слегка надавил на нужную точку, отчего у парня враз подогнулись колени.

— Сейчас ты подойдешь и скажешь дедушке, что все в порядке, — тихо, но настойчиво посоветовал он сокамернику. — Скажи, мол, мы с ребятами отрабатываем… прыжки в ширину. Для открытого чемпионата по СИЗО.

И повел деморализованного противника к двери, сам при этом стараясь оставаться вне поля обзора.

— Все в порядке, дядя Костя. Виталя со шконки свалился… — только и мог пролепетать «заложник».

Но этого оказалось достаточно: «кормушка» немедленно снова захлопнулась. Подтвердив тем самым, что «глухой» контролер-пенсионер дядя

Костя, если надо, все прекрасно слышит. Впрочем, всем и так было ясно, что человек с подобного рода физическим недостатком не смог бы работать в такой должности.

Белов оценил обстановку. «Король истерики», до которого так и не дошла очередь во всеобщей битве, скорчившись, сидел между шконками. Злобного лидера Саша на всякий случай продолжал заботливо придерживать в районе болевой точки над локтем. Оставался луноликий мастер плеваться по чужим подушкам, который, хотя и не выказывал в настоящий момент признаков агрессии, тем не менее, был значительно выше и фактурнее самого Белова и теоретически представлял собой угрозу рецидива. Саша, из чистой перестраховки защемил его нос между согнутыми пальцами левой руки, слегка, для контроля, повернул против часовой стрелки и сказал:

— А теперь, парни, небольшой инструктаж.

Здоровяк задергался и замычал, мешая началу инструктажа.

— Не брыкайся, красавчик. Девушки не любят которые с кривым носом.

В ответ на эту невинную, казалось бы, реплику, худощавый фыркнул:

— А ему девки не нужны!

Смысл этой фразы дошел до Белова далеко не сразу, но, по крайней мере, стало ясно: общение приняло устойчивый мирный характер, и необходимость в силовых решениях отпала.

— Итак, эпизод знакомства. Дубль два, — Белов разом отпустил оба захвата, и его собеседники блаженно размякли. — Первый дубль был неудачный. Но я вам прощаю ошибку на первый раз. В силу вашей молодости и свойственного этому нежному возрасту невежества. Если кто интересуется, пусть наведет обо мне справки: рекомендации должны быть хорошими. А для вас я буду просто Александр Николаевич.

Амбал, спрятавшийся, насколько это было возможно, за поджарого товарища, сзади тоненько пискнул: