Ангелы не курят. Откровения начинающего грешника - Евгений Рычков

– Не нервируй животину перед забоем, – наставлял он. – Спокойно и крепко берешь птицу под левую руку. Наклоняешь ее боком, она сама голову на плаху положит, а правой рукой бей. Затем подвешивай, чтобы стекла кровь, и сразу в кипяток на несколько минут. Перо и пух легко теребить будет.

Легко теребить – это легко сказать. Руки у меня ходили ходуном. Мы пошли в хлев. Гуси радостно выбежали нам навстречу, правда, нет-нет да шипели для острастки. Первого Петрович решил забить сам в качестве примера, схватив за шею того, который расхаживал вчера вечером с хозяйским видом. Он умело управился с птицей. Гусь, и правда, даже не пикнул, не кричал и не бился в предсмертных судорогах. Второго предстояло бить мне. Я мысленно прочитал «Отче наш» и сделал все, как наставлял Петрович. Хладнокровно прижал птицу к подмышке, наклонил. В последний момент гусь, в самом деле, наклонил голову на бок, удобно для меня вытянув шею. Удар топором, и дело сделано. «Такая их судьба, – утешал и оправдывал я себя. – На то она и домашняя птица». Хорошо еще, что Казанцев не подарил нам живого поросенка или корову.

Мы ощипали гусей и опалили тушки. Затем последовал еще один теоретический курс по разделке. Все-таки крестьяне – люди умные и от природы сноровистые. Не будь рядом Петровича, я разухабил бы обоих топором на равные куски. Ан нет, оказалось, сначала ювелирно достаем потроха, затем обрезаем крылья, потом отделяем бедра. Оставшуюся тушку уже не ножом, а топором разрубаем вдоль хребта на две половины, а иначе кости не дадут.

В итоге у меня получилось шесть пакетов. В одном потроха на суп, в другом шеи и крылья. Тут ножки и еще четыре полутушки. Половину увезу Поверину, пусть своего гуся получает и готовит. Невелика, нужно признать, кучка мяса получилась – всего шесть пакетов, разложенных на столе. В этом суповом наборе чего-то явно недоставало. Пропала какая-то очень важная часть этих двух гусей, которые еще несколько часов назад ходили по хлеву, гагакали и шипели. Может быть, перья и пух? Нет.

Чисто математически, если произвести взвешивание, не считая перьев, конечно, оба гуся в разобранном, правда, состоянии никуда не делись и лежали на столе. Но уже не было их голосов, таких разных характеров. Каждый из них, наверное, был целый мир. Маленький, гусиный, но индивидуальный и неповторимо свой. Может быть, у домашней птицы и нет никакой души. Не знаю. Но у человека она, точно, есть.

Есть у каждого из нас свой характер, своя судьба. А конец у всех один.

Чисто математически, если произвести взвешивание, после смерти человек ведь тоже никуда не девается. Только пребывает себе в полном покое. Но, как и у этих гусей, исчезает что-то очень важное. То, что отличает нас друг от друга и позволяет быть человеком. Это наша душа и дух, огромный мир, Вселенная. Не может она бесследно исчезнуть. Во всяком случае, я не хочу в это верить.

В углу стоял фанерный ящик, в котором наши гуси приехали из села Казанское. Все, что осталось от их жизни. Кому он теперь нужен? Глядя на него, я вспомнил одну из поговорок моего друга Михаила Казанцева, которую он нет-нет да и скажет порой: «В гробу карманов нет».