Ночь длинных ножей - Илья Рясной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алейников хмыкнул. Его забавляли эти постоянные пикировки двух друзей.
«Уазик» ухнул в яму так, что зубы лязгнули.
— Осторожнее! — воскликнул Алейников.
— Тут не дорога, а черт знает что, — поморщился шофер.
Сначала хотели ехать в объезд. Но уже смеркалось, а крюк был не маленький, поэтому двинули по прямой…
Дорога делала поворот, и «уазик» притормозил…
Что толкнуло его — Алейников и сам не понимал. Никто другой не обратил бы внимания на этот резкий толчок беспокойства. Но бывший заместитель командира СОБРа привык сначала действовать, как подсказывает интуиция, и только после разбираться в своих чувствах.
— Стой! — крикнул он.
Испуганный водитель вдавил тормоз так, что едва не впечатался в лобовое стекло…
Бах — взрыв был оглушительный.
По лобовому стеклу рубанула щебенка, и оно поползло трещинами.
— Вперед! — крикнул Алейников, передергивая затвор и посылая длинную очередь. Собровцы из машины сопровождения тоже открыли огонь. Пули срубали ветки и шлепались о стволы. Но никакого движения в зеленке не было.
— Суки рваные! — воскликнул водитель, выжимая газ. «Уазик» рванул вперед, как пришпоренный мустанг…
— Третий, второй. В порядке? — в рацию крикнул Алейников.
— Живые.
Алейников по рации сообщил о подрыве дежурному по райотделу.
— Помощь нужна? — спросил дежурный.
— Пока нет.
— Навстречу выдвигаю БТР…
— Хорошо. — Алейников отложил рацию и, подпрыгнув на сиденье, когда машина наскочила на колдобину, кинул водителю. — Что, на «Формулу-1» собрался?
— Уф, — водитель перевел дух и убрал ногу с педали газа, которую продолжал вжимать. Машина сбросила скорость.
— Ха, — нервно хмыкнул Гризли. — Нас таким дешевым трюком не возьмешь.
— Да. На тебя фугас побольше нужен, — буркнул Мелкий брат.
— Ха-ха, — засмеялся Гризли. Водитель тоже рассмеялся. Всем было смешно. Смех становился все громче. Это была истеричная реакция на стресс.
Гризли высунулся из окна и на ходу заорал во всю глотку:
— Ваххабиты — педерасты!!!
И удовлетворенно упал на сиденье.
— Ну не дурной, а? — кивнул Мелкий брат. — Диплодок натуральный — сто тонн мяса и пять грамм мозга!
— Я так не могу, — возмутился Гризли, — он меня опять тиранит.
— А чего орешь, как резаный? — буркнул Мелкий брат. — Сейчас рубанут из кустов очередью…
— М-да, — Гризли почесал затылок. — А ведь ты прав… Если подумать.
— Он опять высунулся из окна и заорал еще громче — так, что листья, казалось, затрепетали. — Извиняюсь! Ваххабиты вовсе и не такие педерасты!
— Ну придурок! — покачал головой Мелкий брат.
— Отставить балаган! — прикрикнул Алейников. — Разошлись, как дети малые…
— Это он ребенок, — ткнул Гризли в Мелкого брата. — У меня брат пятилетний похожий. Вредный такой. Надоедливый.
— А ну-ка помолчите, — кинул Алейников резко.
В салоне воцарилось молчание.
Алейников расслабился, только когда лес оборвался, будто обрезанный, пошли степи, а впереди замаячил блокпост…
— Вон наши, — сказал Мелкий брат.
Навстречу им двигался БТР с ближайшего блокпоста.
— Притормози, — велел Алейников. «Уазик» остановился рядом с затормозившим БТРом. С брони спрыгнул капитан-вэвэшник.
— Что у вас там? — спросил он, подходя к машине. — Фугас?
— Вряд ли. Скорее всего, самодельное взрывное устройство, — оценил Алейников. — Граммов двести тротила.
— Никого не задело?
— Порядок, мужики. Вмятина в асфальте… Какая-то сволочь пряталась в кустах. Один, без огневой поддержки. Заложил, рванул — и в лес, — сообщил Алейников. — И ищи чечена в зеленке…
В расположение вернулись, когда ужин давно закончился и в столовой наводили порядок два солдатика с гауптвахты. Повар и повариха-чеченка уже собирались уходить.
— Опоздали, — сказал повар, увидев голодных оперов.
— Что поделаешь, — серьезно произнес Гризли, кладя на скамью автомат с подствольником. — С задания. Убили восемнадцать боевиков…
Повариха выпучила глаза, и рука, которая накладывала в тарелку пшенку, замерла.
Гризли взял у нее тарелку и деловито осведомился:
— А за сбитый чеченский самолет нам сто грамм положено?
— Да ну вас, — махнула рукой повариха.
Кормили в столовке не слишком изысканно. Обычно меню состояло из пшенки или макарон и кильки в томате, которую здесь прозвали «красной рыбой», а также выпечки, масла и сгущенки.
Алейников без особого аппетита проглотил свою порцию, запил ее сладким чаем, кивнул бойцам:
— Спокойной ночи.
И отправился к себе.
Начштаба с замом по кадрам предавались своему обычному занятию — долавливали двухлитровую пластмассовую бутылку неизменного очаковского пива, зажевывая воблой.
— Садись, — кивнул начштаба. — Пей.
— Спасибо, — Алейников присел, отхлебнул из протянутой ему кружки.
— Правда, вас в Шервудском лесу едва не… — повел рукой начштаба.
— Точно, — кивнул Алейников.
— Там какая-то группа шалит… Пацаны из Левобережной… Им Синякин, ваххабит клятый, за это бабки отстегивает. — Начштаба побил воблой о стол. — Надо эту Левобережную зачистить по всем правилам.
— Конкретной информации нет. А шмонать триста домов — без толку, — возразил Алейников.
— Информация, — скривился начштаба. — Всех мужиков вывести, и через одного — к стенке. Тогда точно взрывать ничего не будут.
— Не безумствуй, — отмахнулся Алейников.
— А чего, я не прав? Митрофаныч, скажи, — обратился начштаба к нагрузившемуся заместителю по кадрам.
— А я откуда знаю, — пожал тот плечами, сонно клюнув носом.
Алейников встал, подошел к окну, наполовину заложенному мешками. В окно светила бледная, болезненная луна. Настроение было какое-то тревожное…
Ночью его растолкал дежурный по расположению.
— Что случилось?
— Джамбулатов бежал.
— Та-ак, — протянул с угрозой Алейников.
Глава 17
ОХОТА
Все оказалось куда легче, чем мыслилось… Джамбулатов выбрался из станицы, сжимая автомат, который забрал у милиционера. Была ночь. Станица гудела. Комендатуру и временный отдел подняли по тревоге. Но им его не поймать. Он на своей земле. Он знает, куда идти.
Впереди еще большая часть ночи. А ночь — это его время. Он всегда любил ночь, потому что куда лучше других людей мог видеть в темноте.
Дыхание сбивается. Сердце барабанит. Ничего удивительного. Камера-одиночка — это не санаторий.
Трава под ногами была влажная, ботинки и брюки вскоре промокли, набухли, отяжелели. Он не заметил ямы и, подвернув ногу, растянулся на земле, уткнувшись в нее лицом. Над ухом встревоженно жужжали какие-то насекомые, которым не спалось в эту ночь.
Вперед! Под ногами захлюпала вода. Он прошел несколько сот метров по ручью, на всякий случай, чтобы запутать следовых собак. Дыхание сбивалось, автомат тянул и тер жестким ремнем плечо, но с оружием он расстанется в последнюю очередь.
Ночью сильно похолодало. Днем была жара, земля прогрелась и теперь отдавала тепло, которое смешивалось с подувшим с гор холодным воздухом.
Он мог идти по этим местам с закрытыми глазами и все равно не заблудиться. Он шел в нужном направлении, оставив далеко позади тревожный рев моторов и лай собак. Ему необходимо было успеть до рассвета отойти на безопасное расстояние, затеряться в степи, куда преследователи не сунутся…
К утру он набрел на кошару, где жили пастухи, пасшие овец. Они без звука приютили беглеца.
— От русских бежал, — сообщил Джамбулатов. — Из тюрьмы.
— Ну да, — недоверчиво произнес кряжистый, с обветренным красным лицом хозяин кошары.
— Да.
— А с кем воевал? — спросил хозяин, приглашая гостя в дом.
— По-разному, — махнул рукой Джамбулатов, снимая перед порогом обувь.
— Мой брат воевал. Я тоже хотел воевать.
— Поздно, — Джамбулатов уселся на лавку перед столом. — Отвоевались.
— Думаешь?
— Думаю…
— Теперь за тобой охотятся, — сказал хозяин. — Что делать станешь?
— К людям пойду. Люди помогут.
— Хочешь к брату моему? В горы. Работать будешь… Он тебя кормить будет. Он без рабочих рук остался.
— Что так?
— Двое русских работали. Потом бежали. Еще до того, как военные пришли.
— Что, вместо раба у него буду?
— Зачем раба? — обиделся хозяин кошары. — Как брат будешь. Он воевал. Ты воевал. Есть о чем вспомнить.
— Обойдусь.
— Ну как хочешь… Автомат продай. Хорошо заплачу.
— Самому нужен.
— Как скажешь…
Бессловесная женщина накрыла стол. Джамбулатов без особого аппетита позавтракал и завалился спать. Сон был чуткий и тревожный. Но Руслан заставил себя усилием воли заснуть. Ему нужен был отдых. И он не знал, удастся ли отдохнуть в ближайшее время. Жизнь научила его использовать каждый удобный случай для расслабления, чтобы потом быть готовым к новым испытаниям.