Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

У меня нет косметики, мне всегда не нравилось ощущение от нее на лице, поэтому я сгребаю мелочь, завалившуюся под сиденья в машине, и покупаю маленькую баночку тонального крема в аптеке. Я наношу немного крема на темную кожу под глазами и снова смотрю в зеркало. Мало что изменилось, но хоть что-то.

«Ты — красивая, умная молодая женщина», — сказал Стэнли прошлой ночью. Глупо, но я не хочу дать ему повод перестать так думать.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

— Элви? — Я разглядывала, как образуется пенка в моем кофе. Теперь я отрываю от нее взгляд:

— Чего?

— Я спросил, о чем ты задумалась, — говорит Стэнли.

Мы сидим в «Бастерз» за угловым столиком, Стэнли уже ждал меня, когда я пришла.

Я провожу пальцем по краешку кружки и отвечаю:

— Я думала о кроликах. О том, как много логики в их поведении.

— Логики?

— Если самка беременна, но не готова рожать — потому что она в стрессе, или недостаточно еды, или что-то не так с эмбрионом, — она просто поглощает детеныша своим телом.

Он хмурится — беспокойно или просто озадаченно.

Перед глазами возникает картинка: тихая синева озера, мама сидит на пледе рядом со мной, ее обнаженные, немного веснушчатые руки обхватили колени, волосы, такого же рыжего цвета, как у меня, обрамляют лицо, светло-серые глаза смотрят в одну точку где-то вдали. Мама однажды сказала мне, что в детстве была очень на меня похожа. Очень тихая, очень застенчивая. Может, не до такой степени, но она никогда не была окружена друзьями. Подозреваю, что мой отец был ее единственным мужчиной, да и он не задержался.

Ей было девятнадцать, когда она меня родила. Всего на два года старше, чем я сейчас.

— У кроликов, — продолжаю я, — детеныши никогда не рождаются раньше подходящего времени. — Мой взгляд переносится на окно. Снаружи грохочет грузовик, посыпая улицы солью. — Логично, правда?

— Ну наверное, — он закусывает нижнюю губу, втягивая ее. Он всегда кажется младше, когда так делает. — В смысле, конечно, лучше, когда это спланированно. Но многие дети рождаются незапланированно, и все равно родители их любят.

Любят.

Дрожь пробегает по моему телу, и что-то внутри сильно сжимается.

— Любовь не справится с тяжелой ситуацией, точно по волшебству. Она не оплачивает счета и не приносит продукты.

— Нет, полагаю, что нет, — его голос кажется тихим и далеким.

Не стоило мне открывать рот, я вижу, что он смутился, но я устала слушать, как люди говорят о любви, словно это какая-то панацея. Любовь может сделать людей иррациональными, заставить вести себя глупо и опрометчиво. Или того хуже. Для меня любовь не связана с безопасностью или теплом, она ассоциируется со страхом и потерей контроля. С тем, что можно утонуть.

Я допиваю кофе, даже не заметив. Я ничего не заказала из еды, аппетит сдулся.

— Ты уверена, что все в порядке?

Мои плечи напрягаются.

— Да, я в порядке.

Он смотрит в сторону, губы сжаты в бледную линию. За окном дождь превратился в мокрый грязный снег, он падает жирными кляксами и прилипает к стеклу.

Стэнли глубоко вздыхает.

— Элви, я…

Дверь распахивается. Шумно входят трое мальчиков-подростков, одетых в пальто и вязаные шапки с помпонами, и усаживаются за столик на другом конце зала. Они громко болтают, голоса перебивают друг друга и наслаиваются. Один из них, блондин с кучей разнообразного пирсинга, стягивает шапку и кладет ноги на стол. Хохот заполняет кафе.

Стэнли бросает на них взгляд, затем поворачивается ко мне:

— Послушай… я не дурак, я вижу, что что-то не так. Я не стану настаивать, если ты не хочешь об этом говорить. Но если я сказал или сделал что-то, что тебя огорчило, я хочу знать. Ты…

Новый взрыв хохота раздается от того столика. Один парень держит круглые вязаные шапки на груди, изображая женскую грудь, а другой делает вид, что ласкает ее. Стэнли сжимает зубы.

— Ооо, малыш, — пищит один из них пронзительным фальцетом. В это время блондин сосет помпон на шапке, как сосок.

— Соси сисю, мистер, — говорит другой, подделывая акцент. — Хорошенько соси.

Раскаты смеха.

— Эй, — говорит блондин, — слышали анекдот? Разговаривают хот-дог и член. И хот-дог говорит…

— Простите, — обращается к ним Стэнли, повышая голос и оборачиваясь, — вы могли бы вести себя потише? Вы все же в кафе.

Парни замолкают и принимаются нас разглядывать. Блондин щурит глаза. Он похож на Драко Малфоя из фильмов про Гарри Поттера, но в ушах и носу у него серебряные шипы.

— Повтори-ка еще раз, — говорит Драко, — а то я, кажется, плохо расслышал.

— Я сказал…

Я хватаю Стэнли за руку:

— Давай просто уйдем.

Меньше всего я сейчас хочу разбираться с шакалами-недоростками, желающими доказать свое превосходство.

Стэнли напрягается и открывает рот, чтобы возразить. Но затем опускает глаза, бросает деньги на стол и встает, забирая свою трость. Он ковыляет к двери, а я иду следом, заслоняя его от подростков.

— Правильное решение! — кричит Драко. Я не обращаю на него внимания.

Снаружи на парковке Стэнли спотыкается. Я подхватываю его под руку, удерживая.

Он освобождает руку, отводя взгляд.

— Где твоя машина?

— Я пришла пешком. А твоя?

— Парковка была занята, — он указывает рукой на ряды машин. — Мне пришлось парковаться на улице, в квартале отсюда или вроде того.

Я замечаю пустое место неподалеку.

— Эти места для инвалидов, — говорит он.

— Но разве ты не… — я запинаюсь и закрываю рот.

— Другим людям они нужны больше.

Я смотрю на него краем глаза, пока мы идем. Его машина стоит в конце улицы под одиноким уличным фонарем. Кажется, что это очень далеко.

Он хромает сильнее, чем обычно, пока наши ноги месят толстый грязный слой снега. На пустой улице повисла плотная тишина. Даже собственное сердцебиение кажется мне странно приглушенным.

Он снова спотыкается. Я беру его под руку:

— Держись за меня.

Он отстраняется:

— Я в порядке.

— Держись за меня, а то упадешь.

Он поскальзывается, валится на фонарный столб и хватается за него, чтобы не упасть.

— Все в порядке!

Я смотрю на него.

Он сползает по фонарю на тротуар. Его трость падает рядом. Его дыхание сбивается.

— Черт побери! — шепчет он хрипло и крепко закрывает глаза. Он тяжело дышит, все еще держась за фонарный столб.

Я нерешительно приближаюсь. Он не открывает глаз. Вдруг в тишине раздаются уверенные звуки — тук-тук. Шаги. Позади нас.

Электрический разряд пробегает по моей нервной системе, тело и разум приходят в состояние повышенной готовности. Оборачиваясь, я вижу три силуэта, идущих по улице в нашем направлении, лиц не видно в тени.