Верховья - Валентин Арсеньевич Николаев

— Чуть-чуть, — соврал Мишка, думая, что это связано с политикой, с лекциями о международном положении. Ему было уже тепло, и он глядел на Пеледова с любопытством и недоверием одновременно.

— Ну вот, теперь вставай на мои рукавицы и суши прежде всего портянки. Сапоги я сейчас на палки повешу, все три... У меня тоже одна нога мокрая — зачерпнул. Эх! Спирту бы сейчас, — повторил он еще раз, и у Мишки мелькнуло подозрение: «Наверное, алкоголик. Ученый-алкоголик...»

В пяти шагах от костра зализывало луговину напористое течение. Бревна разворачивались в изгибе реки сами, и оба наблюдали от костра, как вода работала без их помощи. Шилекша, не сжатая здесь стволами сосен, вольно лилась по лугу, и бревнам хватало места. Костер вошел в силу, обжигал голые колени и руки, и Мишка, отодвигаясь, постепенно одевался: уже высохло нижнее белье, подсыхали штаны, портянки. Надевать на себя все горячее на знобком ветру было приятно, и Мишка даже радовался, что искупался. Он и не думал о простуде, болезни... Пеледов, высушив сапог, обулся и принес две охапки елового лапника. Мишка сидел на этом лапнике, как на троне, блаженно жмурясь от тепла и дыма.

— Эх, чайку бы еще! — сказал Пеледов, тоже растягиваясь на лапнике. — Вот работа у нас сегодня, а?.. Курорт. Лес ото всех болезней лечит. Человек делается крепким душой и телом. Ты правильно поступил, что пошел весновать. Жизнь надо изучать. Знать ее. А потом уж учиться. Я любил в молодости учиться, диссертацию даже защитил. Но... гад Гитлер, — тут он посуровел лицом и замолчал.

Мишка осторожно посмотрел на него, не зная, что ответить.

— Провал памяти временами у меня. Понимаешь?.. Забываю то, что даже обезьяны помнят. Какая уж тут наука... Один лес вот и остался — вся радость теперь тут. Спета, видно, моя песня... А тебе учиться, конечно, надо. Успеешь еще, не расстраивайся, жизнь долга... Все еще будет. Мать-то есть?

— Дома осталась. А отца убило, зимой.

— Знаю, слышал, — перебил его Пеледов. — Наши шофера его отвозили. Я на соседней делянке работал. Мастера сняли. А что толку: никто не виноват. Теория вероятности. Лесорубы от инфарктов и авиационных катастроф не умирают. Ревматизм, радикулит, воспаление легких — вот наши болезни. А чаще всего бревном или деревом зашибет — куда от этого денешься. Вы с Княжевым из одной деревни?

— Из Веселого оба.

— Держись его, основательный мужик. Я ведь тоже из ваших мест. Крутово, слыхал?

— Конечно.

— Вот оттуда, теперь уж вымерли все или разъехались. Вот и хожу в вашу бригаду, будто на родину. Хоть послушаю, как мужики говорят, — и то радость. Ты не расстраивайся. Счастливых людей нет. Или почти нет. Живи проще, расслабься здесь, пока в лесу, дай отдых душе. А потом наверстаешь, догонишь еще своих одногодков. Окрепнуть тебе надо, закалиться физически и душевно. Потом уж никто с толку не собьет. Попрешь как трактор, — он подмигнул Мишке и стал прикуривать, выдернув из костра хвостик перегоревшего прутика.

Было слегка ветрено и повсюду солнечно. Высокие вершины сосен слабо покачивались, но внизу, у костра, ветер налетал лишь изредка, слабыми порывами. Он только пугал, но не в силе был смять двойное тепло: от костра и от солнца. Мишка сушил уже фуфайку, устал ее держать на руках, от фуфайки шел густой пар, и все-таки в одном месте он ее прожег.

— Ну вот, теперь ты настоящий сплавщик, моченый и жженый! — смеялся Пеледов. — Мать и не узнает: загорел, обветрел — как разбойник явишься... Иди вон оттолкни елку, в берег упирается. Ишь какая толстая — резонанс, самое звонкое дерево.

Мишка оттолкнул и, бросив на луговину багор, спросил Пеледова :

— Неужели нельзя ничего придумать? Каждое бревно толкай!.. Допотопным способом.

Пеледов прищурился, но ответил весело:

— А куда тогда нам с тобой деваться? — И посерьезнел. — Все придумают... Только лесу тогда уже не будет. Вырубят вчистую. Потом начнут сажать. Рано или поздно, а Земля снова будет в лесах. Но в новых — будут сажать «культурно», как дома строят теперь, по породам: вот тебе строительный лес, вот березовый, вот декоративный, вот фруктовый... Красиво, конечно, но бестолково. Мы ведь природу все хотим поучить красоте, уму-разуму... А то она, глупая, «отстает» от нашего развития... — говорил он не без ехидства. — Так что любуйся пока, радуйся, что работаешь здесь... Может, скоро ничего этого не будет... Я думаю, одно поколение людей обязательно будет жить без лесов. Только после этого, может, что-то поймем и начнем обстоятельно изучать весь комплекс дикой природы — в заповедниках, заказниках... И поразимся уму этой «отсталой, некультурной» природы. Тогда и начнем «культурные» леса переделывать опять в дикие — с болотами, комарами, муравьями... Зверей начнем разводить, от которых ни шерсти, ни молока, букашек разных... Если, конечно, к тому времени все это будет еще живо. Но не скоро добьемся основательного равновесия в природе. Люди будут лечить земной шар сами наполовину больные. Вот тогда и поймем, что здоровье земли восстановить в единый миг никакой наукой нельзя. Разрушить можно, даже то, что создавалось на протяжении миллионов лет. А восстановить — немыслимо!

— Что же делать? — спросил испуганно Мишка.

— Ничего, — спокойно ответил Пеледов. — Жизнью на Земле управляет экономика. Я экономист, знаю... Как показывает опыт истории, человечество часто начинало постигать ценности с разрушения их... Вот сегодня в зоопарках редких зверей, птиц держат... Придет время — будут деревья, кустарники, травы выращивать. Однажды заявишься ты с внуком и скажешь ему: «Смотри, сынок, это елка. Помнишь, в музее старое пианино видели? Из нее сделано. Книги, тетради, карандаши, гитары — все делали из дерева». И он будет глядеть на тебя во все глаза. А если ты ему скажешь, что когда-то на весновке многие сотни, а может, и тысячи таких елок сам скатал, он подумает, что ты жил в незапамятные времена, — Пеледов окинул взглядом Мишку, тощего, растерянного, в прожженной фуфайке, и рассмеялся. Мишка согнал. с лица удивление и засмеялся тоже.

Подошли к воде и для порядка потолкали от берега бревна, хотя они и сами плыли неплохо. Постояли, глядя вверх по реке, и снова вернулись к костру.

— Учись, — как