Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова

Сирин-сирена. Физиолог Дамаскина Студита, XVIII в.

Получается, что в древности коварные речные существа со сладкими голосами и птичьими признаками переводятся скорее сиринами, а затем в XVII–XVIII вв. их название колеблется между сирином и сиреной. В одной из рукописей в качестве иллюстрации к этому рассказу перерисован типичный сирин-птица, с крыльями и короной, как на народных картинках. Правда, в руке он держит что-то вроде пера или пальмового листа, а не букет цветов. Составителя сборника не смущает, что такое существо должно было выйти из реки: картинка в рукописи не всегда прямо соотносится с текстом, чаще она абстрактна, но важно, что образы пересекаются. И действительно, райский сирин, уже перебравшийся к этому времени из назидательных рассказов в лубок, тоже зачаровывает голосом, а от этого вполне можно погибнуть или смертельно затосковать. Поэтому, кроме эдемских деревьев (многие сирины-птицы, безусловно, очень положительны), вокруг сирина на лубочных картинках обычно есть пушка, потерявший сознание или погибший человек и даже панорама военных действий против незваного гостя из рая.

Скромный платочек Улисса

С точки зрения древнерусской культуры Ахиллес и Гектор, Одиссей и Ясон, Персей и Эгей — не герои мифов, а исторические персонажи далекого прошлого. Поэтому сначала рассказы об их злоключениях, которые мы сегодня читаем как художественную литературу, приходили на Русь в составе переводных исторических сочинений, хроник. Конечно, эти изложения не были подробными, а чудеса в них часто затушевывались или толковались рационалистически, как, собственно, и в переводимых источниках. Но с течением времени интерес к необычному усиливался, и чудесные существа выходили за пределы исторических текстов.

Первые сирены оказались на Руси благодаря Одиссею (он же Улисс, Улисан, Урекшиш и др.) и его участию в Троянской войне. Тексты о взятии Трои (ее история была известна не столько из поэм Гомера, сколько в поздних эллинистических, а затем и средневековых изложениях) содержали и повествование о битвах, и краткий рассказ о странствиях Одиссея. В Хронике Иоанна Малалы (X в.), не особенно популярной, но все-таки переведенной на Руси, есть очень робкая попытка похищения сирен. Правда, они поглотили Сциллу (а Харибда, как и положено, поглотила корабли Одиссея), но все же не реализовались в качестве чудовищ. И сирены, и харибда здесь — просто слота, то есть непогода, а скалы (стены) сирен, оказывается, называются сладкоголосыми из-за шума волн.

…и отшедше оттуду, слоте мнози бывши по морю, привержен бысть к нарицаемым Сирньскым стенам, от сбивания многаго волн глашаху сладце. Оттуду же угонзнув, прииде к нарицаемей Харувдина, места свирепа и дивия…

В XV–XVII вв. «Троянская история», включавшая рассказ об Одиссее, становится популярной в рукописях, а в XVIII в. ее текст снова перерабатывается и неоднократно издается в виде книги «История о разорении Трои, столичного града Фригийскаго царства, из разных древних писателей собранная». Считалось, что в основе этого переводного романа лежат свидетельства реальных участников и очевидцев Троянской войны (что, конечно, вызывает сомнения). Во вступлении читателя уверяют в достоверности описанных событий, а Овидий, Гомер и Вергилий обвиняются в искажении истории, введении каких-то смехотворных богов. Вопреки всем этим заявлениям в «Истории о разорении Трои» очень много увлекательного и чудесного. Необыкновенные явления описываются достаточно развернуто, взять хотя бы кентавра Дама.

Сирены топят корабли Одиссея. Лицевой летописный свод, XVI в.

По мере возрастания интереса к троянским событиям появлялись и иллюстрации. Ранние русские изображения сирен очень целомудренны. Пользуясь тем, что эти гибридные существа обитают где-то в море, художники просто скрывали все «лишние» части водой (возможно, так выражалась еще и идея обмана, сокрытия монструозных частей). На иллюстрациях к истории Одиссея из «Лицевого летописного свода» (XVI в.) эти кудрявые белотелые купальщицы сначала скромно толпятся где-то с краю картинки, а затем бодро переворачивают корабли вверх дном. Вообще иллюстрации к этому произведению довольно сдержанны в изображении чудесного или даже просто экзотического (как, впрочем, и сам текст). Например, вместо греческих богов там действуют пророки или волхвы. Греческие цари, иногда даже герои-воины, одеты в платно, которое носили правители Руси. Легендарный суд Париса происходит в присутствии трех пожилых пророчиц в платках: они нарисованы единообразно и отличаются лишь цветом одежды, а лестригоны с циклопами в этой трактовке — просто враждебные цари и царевичи. В конце концов, «Лицевой летописный свод» все еще мыслился как историческое сочинение, но это не помешало рассказать в нем о кознях сирен.

Сиринес описаны как великое морское диво, полудевы-полурыбы, «в пучине гуляющие» и сладко поющие для мореплавателей. Их «чудны гласы чудным шумом» настолько хороши, что едва ли не лучше ангельского пения. Заслушавшись, люди забывают обо всем, засыпают, после чего сирены, поднатужившись, топят их вместе с кораблями. Но хитроумный Одиссей ничуть не поддается искушению: он затыкает уши и себе, и спутникам, чтобы им не быть овеянными «подобным сна заблуждением». Более того, моряки убивают «боле тысящи» зловредных сирен просто благодаря тому, что оказались неподвластны их чарам (это соответствует некоторым античным версиям). Одиссей в ранних русских изложениях этой легенды вовсе не любопытствует послушать сирен и не выдумывает никаких привязываний к мачте.

Похожим образом сирены будут изображаться в XVIII в. уже в качестве назидательной эмблемы в печатной книге «Ифика иерополитика» и ее рукописном варианте (то есть кому-то так понравилась книжка, что ее переписали от руки и перерисовали картинки).

Здесь сирены — не только коварные губительницы, оставляющие за собой горы трупов, но и искушения мира в широком смысле. Автор говорит не столько о чудесном пении, сколько о содержании «песен», которым пленяются «сердца неутвержденных». «Бегай погибелнаго гласа сирен века сего» — поучает автор наивную молодежь. Правда, гофрированный