Совершенно секретно - Ральф Ингерсолл

В то время Брэдли был ниже по положению, чем Паттон[13]{13}, Кларк, Деверс и десяток других кандидатов на высшую должность в командовании американской действующей армии. Но он так хорошо справился со своей задачей и сделал это так спокойно и ненавязчиво, что, когда началось вторжение в Сицилию, Маршалл и Эйзенхауэр опять поручили ему командование. И опять он выиграл игру. Теперь уже никто не оспаривал его права быть допущенным к предстоящему розыгрышу главного приза, и командование одной из армий во Франции было ему обеспечено еще до назначений, решенных в Тегеране!

Победы Брэдли на Средиземноморском фронте интересны тем, что по ним уже можно было предугадать, какой из него выйдет командующий армией во Франции. В Африке он своим первым успехом был обязан тому, что сумел поднять дух самых ненадежных американских частей; для этого он нарочно посылал их в мелкие бои местного значения, где им была обеспечена легкая победа. Добившись такой тактикой улучшения морального состояния войск, он отдал своей пехоте приказ выступать и занял знаменитую высоту 609 и другие возвышенности, названиями которых пестрели заголовки газет, а все остальное предоставил танкам Хармона. Хармон так стремительно ворвался в немецкий мешок, что даже не остановился, чтобы подобрать германский штаб, попавшийся ему по дороге. Когда нацистские генералы, наконец, догнали его, чтобы сдаться, Хармон произнес классическую фразу: "Черт побери! Безоговорочная капитуляция — это больно дешево!"

Весь план и руководство в этой операции принадлежали Брэдли, но она закончилась так быстро, а Александер и Эйзенхауэр приписали Монтгомери и его Восьмой армии такую львиную долю заслуги, что она прошла почти незамеченной. Из всех действующих армий мир знал только одну прославленную английскую Восьмую армию, которая изменила ход войны под Эль-Аламейном и гнала Роммеля от самого Египта. Ничуть не умаляя боевых заслуг Восьмой армии, я хочу напомнить о том, что американская пехота прорвалась через горы, а танковые части Брэдли вошли в прорыв и разгромили противника.

В Сицилии Брэдли в основном выполнял английские планы. Это была комбинированная операция под «комбинированным» командованием, которой на пару руководили Александер и Монтгомери. Брэдли высадился на левом, Монтгомери — на правом фланге. Монтгомери предстояло выйти коротким путем прямо к Мессинскому проливу. Брэдли должен был широким обходным движением охватить весь центр острова. Войска Брэдли так блестяще выполнили порученную ему часть плана, что никто уже не мог сомневаться в боевых качествах самого Брэдли и его войск, хотя формально Брэдли все еще был всего-навсего корпусным командиром у Паттона.

Брэдли встретился с Монтгомери в Тунисе, но там они сражались на противоположных концах германского мешка. В Сицилии их отделяла друг от друга только так называемая разграничительная линия на стыке флангов обеих армий. Их первые встречи в общем деле нельзя назвать счастливыми. Фланг Монтгомери задержался, а американцы продвигались, и одна из колонн Брэдли чуть было не заняла важную узловую станцию в центральной части острова, но, по приказу Александера, удовлетворившего просьбу Монтгомери, была остановлена, — ибо данный город предназначался для Монти.

Командир американской колонны два дня дожидался на окраине, после чего Брэдли все же разрешил ему войти в город. Так как английские генералы весьма ревниво относятся к праву собственности на военные объекты, то произошел неприятный разговор. Но вскоре полный захват Сицилии закончился: американские танки, проделав длинный обходный путь, достигли Мессинского пролива почти одновременно с Восьмой армией, продвигавшейся кратчайшим путем вдоль берега. Уже имея на руках приказ — готовиться к принятию командования во Франции, Брэдли тотчас же уехал, и его место в итальянском походе занял Марк Кларк.

На левом фланге у Брэдли действовал Паттон, он командовал танковыми войсками, которые пересекали Сицилию, чтобы захватить Палермо. После однодневного упорного продвижения вдоль берега они прибавили газу и прорезали девяносто миль вражеской территории. Немецкие и итальянские гарнизоны были застигнуты врасплох, бросок Паттона и посейчас считается одной из самых успешных частных операций этой войны. В результате Сицилийской кампании место Паттона на европейском театре тоже было обеспечено, если только вторжению через Ла-Манш когда-нибудь суждено было осуществиться.

Перемены и перемещения в американской армии, действовавшей в Африке, характерны не только для первой стадии войны.

Такой же тактики военное министерство США придерживалось в продолжение всего европейского похода. От боевого командира требовалось, чтобы он показал товар лицом или — до свиданья! Всю войну — вплоть до таких блестящих побед, как Ремагенский мост, и после нее — батальонных, полковых, дивизионных и корпусных командиров снимали в срочном порядке не только за поражение в бою, но нередко даже за недостаточно быстро или недостаточно полно выигранный бой. Зга тактика была негласной, ибо в американской армии предпочитают не выносить сор из избы.

Сугубая взыскательность по отношению к боевым командирам, по-видимому, испаряется, дойдя до командира корпуса. С командующими армией и выше военное министерство обращается несравненно мягче, — вероятно, исходя из принципа, что если человеку поручают командование армией, то он этого заслуживает, и учитывая, между прочим, нежелательное действие на мораль подчиненных (или на репутацию хозяина), которое оказало бы признание, что назначение на такой высокий пост было ошибкой.

Думаю, что я лично знаю с десяток дивизионных и корпусных командиров, которые показали себя достойными руководить армиями. Может показаться несправедливым, что так мало командиров действующей армии имеют шансы выдвинуться. Но у нас в Европе не так уж много было вакантных мест на должность командующего армией; меня лично поражает быстрота и решительность, с которой военное министерство среди неразберихи, отличавшей начало африканской кампании, сумело выбрать людей, одержавших победы в Тунисе и Сицилии.

До Тегеранской конференции американцы наметили двух кандидатов на высшие фронтовые командные должности в Европе. А после Тегеранской конференции, под нажимом русских, требовавших окончательного ответа, Черчилль и Рузвельт условились о том, что Эйзенхауэр займет пост Союзного верховного главнокомандующего, и назначили трех английских главнокомандующих — сухопутных, морских и воздушных сил. Таким образом, командование аккуратно скользнуло в желобок, выдолбленный с этой целью в «Оверлорде», плавно прокатилось по всем официальным каналам и попало прямо в руки генералу (а вскоре и сэру) Бернарду Монтгомери, главному маршалу авиации сэру Траффорду Лей-Мэллори и адмиралу военно-морского флота сэру Бертрану Рэмсей. Вторжение, на севере Европы, опять, теоретически, было на мази, и осуществиться ему предстояло, согласно задуманному плану, под всеанглийским руководством.