Прошлое — чужая земля - Джанрико Карофильо

— И что?

— А то, что нет ничего дурного в том, чтобы продать ему килограмм кокаина. И заработать на этом несколько десятков миллионов. Никому не причиняя зла. Мы же не собираемся толкать героин какому-нибудь конченому наркоману, который прячется по грязным углам и режет сумки, чтобы наскрести на дозу.

— Объясни мне одну вещь. Ты рассуждаешь просто из любви к искусству? Или ты не только организовал эту поездку за наркотой — при моем полном неведении — ты еще и покупателя нашел? Будь добр, проясни ситуацию.

— Я же сказал тебе, что сожалею. Я поступил неправильно. Ты мой друг, и я хотел взять тебя в поездку не только из-за наркотиков. Да, я действительно обманул тебя, я понимаю. Если ты больше не доверяешь мне, я тоже пойму. Я бы на твоем месте тоже, наверное, не доверял. Если это так, скажи мне, и закроем тему.

Мы оба молчали. Он был прав. Я злился, потому что он выставил меня дураком. Нет, я злился потому, что он ни секунды не сомневался: в нужный момент он меня уговорит. Но открытость, с какой он все это признавал, меня обезоруживала. Никто не спешил нарушить молчание, и мои мысли потекли по другому руслу. Я подумал, что хочу выпить кофе, что перед отъездом нужно проверить уровень масла и давление в шинах.

Курить тоже хотелось, и я зажег сигарету. Франческо взял мою пачку и тоже закурил.

— В этом нет ничего плохого. И никакого риска. Дело верное.

— Вот это супер: никакого риска. Мы всего лишь должны проехать Испанию, Францию и всю Италию с килограммом чистого кокаина в машине. Мы всего лишь должны пересечь две границы с таможенниками, карабинерами и бог его знает с кем еще. Никакого риска.

Я думал, что говорю издевательским тоном. На самом деле, я уже клюнул.

— Это просто. Мы пойдем, то есть я пойду — этот козел строит из себя крутого — и заберу товар. Мы упакуем его в прочную коробку, запечатаем и отправим в Бари. Вернувшись, передадим кому следует и разделим деньги.

— Зачем ты станешь со мной делиться, если вкладываешь только свои?

— Мы делим риск. Если случится что-нибудь непредвиденное, если — чистая гипотеза — нам придется отказаться от сделки, в общем, при любой неожиданности мы партнеры. Если мы теряем товар, ты отдаешь мне свою долю — двадцать лимонов. Если все пройдет гладко — в чем я практически уверен — из того, что нам отвалит покупатель, мы вычтем сорок лимонов, а остальное поделим пополам. Как всегда.

— А если нас схватят на почте?

— А если нам на голову свалится кирпич, когда мы будем прогуливаться по улице Спарано тихим весенним вечером? Да брось, почему нас должны схватить?

И правда, почему нас должны поймать? Разве мы причиняли кому-нибудь вред, если все и правда обстоит так, как он говорит? Один богатый покупатель, стремящийся пополнить свои запасы кокаина. По большому счету, это его личное дело. Я прикурил новую сигарету от окурка предыдущей. Франческо стиснул мне плечо и потряс его в знак одобрения.

С того момента мы начали обсуждать детали. Кокаин привезли из Венесуэлы. Он лучше колумбийского, сказал Франческо. Мы положим его в коробку из-под обуви и засыплем молотым кофе — это собьет собак, just in case.[12] Завернем коробку в несколько слоев оберточной бумаги, заклеим скотчем и отправим. Просто, безобидно, чисто.

В тот момент я заподозрил, что Франческо делает это не в первый раз.

Глава 27

Мы вышли на закате. Стало чуть-чуть прохладнее. Франческо шел со своим рюкзачком в стиле милитари, набитым банкнотами по сто и пятьдесят лир. Сорок миллионов. Часть пути мы прошли вместе, затем разделились. Он сказал, что мы увидимся в гостинице следующей ночью или утром.

Я смотрел ему вслед, пока он совсем не исчез между домами в быстро сгущающейся темноте, и думал: конечно, утром.

Я пошел в парк Рио Турия. Мне нравилось гулять между деревьями и кустами — где раньше, бог весть когда, текла река и плавали корабли. Другой мир.

Много лет спустя я испытал похожее, но еще более сильное ощущение на острове Мон-Сен-Мишель, бродя по влажному песку обнажившегося во время отлива дна мелкого залива. Я всматривался вдаль, пытаясь увидеть море. Представлял себе, как оно неожиданно приближается. Как на горизонте вырастает гигантская волна. Огромная шапка пены сливается с такими же безмерными облаками и небом. Все разбегаются, а я так и остаюсь стоять между небом и песком, слева от горы-крепости.

И смотрю на приближающуюся волну.

Я прогулял в парке несколько часов. Смотрел на людей — парни и девушки, семьи с детьми наслаждались вечерней прохладой. У меня появилось странное ощущение детства, сладкой печали и безделья. Я забыл о Франческо, о кокаине, обо всем, что случилось в последние несколько дней и месяцев. Все это стало таким далеким… Я снова почувствовал себя школьником, только что отпущенным на каникулы. Когда мир превращался в солнечный волшебный сад, полный тенистых, уютных уголков и таинственных закоулков, которые мне предстояло открыть.

Почему в ту ночь в незнакомом уголке Испании ко мне с такой силой вернулись отроческие переживания? Словно из океана последних событий я выбрался на некий остров.

Я что-то съел, выпил пива, покурил и растянулся на лужайке, положив руки за голову. Смотрел в небо и пытался угадать созвездия. Как всегда, узнал только Большую Медведицу.

И незаметно для себя заснул.

Глава 28

На следующее утро мы собрали вещи, расплатились за номер и забрали машину из гаража. На заднем сиденье валялся рюкзак Франческо, накануне набитый деньгами. Теперь в нем лежали наркотики.

Я вел машину, следуя указаниям Франческо. Мы ехали на центральный почтамт. Там мы собирались отправить посылку и спокойно вернуться домой.

Просто и чисто. Но я умирал от страха.

Я вел машину, но глаза мои словно переместились на затылок. Я не мог ни на секунду отвлечься от рюкзака, в котором лежали десять лет тюремного заключения, — если в этом чистом и простом деле что-нибудь пойдет не так. Я умирал от страха, зато Франческо пребывал в прекрасном настроении. Он шутил, говорил, что за эти четыре дня — неужели мы пробыли здесь всего четыре дня? — Валенсия ему осточертела. В следующий раз устроим себе настоящие каникулы. И так далее.

Я умирал от страха.

Мы подъехали к большому зданию, которое и оказалось почтамтом. Высокое и уродливое, больше ничего о нем не помню. Мы медленно проехали мимо главного входа, затем, следуя указаниям Франческо, я свернул в переулок и остановился с задней стороны дома.

Он достал сверток, завернутый в коричневую оберточную бумагу и заклеенный светло-коричневым скотчем, по форме напоминающий коробку из-под обуви. Черным фломастером написал адрес почтового отделения в Бари.

И протянул пакет мне.

— Ну ладно, иди займи очередь и отправь товар. Само собой, в графе «Отправитель» напиши выдуманное имя. Я буду ждать в машине. Как только вернешься, мы рванем отсюда: пошел он к черту, этот дурацкий город с его жарой.

Иди.

Он сказал: иди. Он подождет меня в машине.

А если меня сцапают? Если наткнусь на полицейских, вызову у них подозрение, они попросят меня открыть пакет, и так далее и тому подобное? Что он станет делать? А что стал бы делать я?

Меня охватил панический ужас. Мне было года три или четыре, и мать повела меня на прогулку в парк. И там я потерялся. Я ничего не помню из событий того весеннего вечера, только панический ужас и полную потерю контроля над собой. Я еще долго всхлипывал в тот день, даже после того, как мать меня нашла.

Не знаю, сколько времени я просидел с этим пакетом на коленях. Я был уверен: Франческо понимает, что со мной творится. Хотя он молчал.

Я хотел спросить его, почему бы нам не пойти вдвоем. Хотел сказать, что я передумал и больше не хочу участвовать в этом деле. Пусть сам все отправляет и забирает себе все деньги.

Но я не мог раскрыть рта. Не мог вымолвить ни слова. В итоге тишину, нарушаемую жужжанием кондиционера, прервал он.

— Давай шевелись. Тогда большую часть пути проедем при дневном свете.

Он нисколько не нервничал. Пора уезжать, так зачем зря терять время? От меня всего-то и требуется, что побыстрее выполнить свое несложное поручение.

Открывая дверцу, я машинально вытащил ключи из замка зажигания.

— А ключи зачем берешь? А если полиция приедет? — Франческо говорил спокойным, без какого-либо напряжения голосом, даже весело. А у меня леденела в жилах кровь. Он имел в виду: если приедет полиция, ему нужно будет смываться.

— Если придется машину переставить? Мы же во втором ряду стоим. Давай уже быстрей — надоело.

Я отдал ему ключи и вышел из машины в пекло. Одуревший от чувства беспомощности и ужаса, масштабы которого я только что осознал.

Кондиционер на почте не работал. С той стороны стойки кряхтел старый вентилятор, призванный облегчить жизнь двум замученным работникам. У окошка, где принимали посылки, стояла небольшая очередь. Пахло влажностью, пылью и еще чем-то непонятным. Передо мной стояла высокая крупная женщина в ярком платье без рукавов, у нее из-под мышек торчали длинные черные волосы.