Монастырь (Книга 1) - Баян Ширянов

Весь путь до библиотеки Исаков чуть ли не бежал. Книгохранилище находилось здании бывших палат матерей-настоятельниц, где, на втором этаже, располагался и кабинет Лакшина. Запыхавшись, Котел быстрым шагом прошел мимо распахнутой двери в нарядную и, завернув за угол, оказался перед входом в библиотеку. Дав себе три глубоких вдоха для восстановления дыхания, завхоз потянул ручку двери на себя.

Братеев, как обычно сидел за стойкой и над ней виднелся лишь его бритый затылок.

- Эй, Владимир Олегович. - Позвал Котел.

- Слушаю вас. - Библиотекарь поднял голову и на Игоря уставились два неестественно огромных из-за толстенных стекол в очках писателя глаза. - А, опять восьмой отряд пожаловал. - Братеев остановил свой взгляд на бирке вошедшего. - Что-то зачастили вы к нам... Итак, чем могу быть полезен?

Слегка ошалевший от непривычного обращения, Исаков, наконец, сформулировал фразу, на его взгляд, достойную произнесения:

- Владимир Олегович, будь любезен, чего у тебя брал Сапрунов?

- Вот, извольте.

Библиотекарь тут же достал из-под стойки какой-то толстый том, обернутый желто-зеленой муаровой бумагой. Из-под обложки виднелся выступающий коричневый прямоугольник.

- Это Борис Можаев "Мужики и Бабы". Настоятельно рекомендую почитать. Не пожалеете.

- Да мне не читать... - Котел вдруг остро почувствовал, что в чем-то виноват и потупился - Это та самая книга, которую Сапрунов брал?

- Та самая. - Заверил Братеев, - Это в лагере единственный экземпляр.

Исаков взял толстую книгу, бегло пролистал. Нет, между страницами ничего не было. Лишь выпал на пол читательский формуляр Сапрунова. Подняв его, завхоз раскрыл коричневую книжицу. Внутри была всего одна запись, датированная вчерашним днем.

- А скажи, Владимир Олегович, - с каждым проведенным в библиотеке мгновением Игорь чувствовал себя тут все неуютнее, - Сапрунов ничего тут не оставлял?

- Нет, - покачал головой писатель, - Совершенно ничего. Правда... Понимаете, он высказал одну странную просьбу... Не давать никому книгу, которую он читал. Но, поскольку он уже умер, я, думаю, совесть моя чиста.

- Я посижу пока? - просительная интонация давалась Котлу не очень хорошо и эта фраза вышла скорее констатацией намерения, чем просьба об одолжении.

- Вам записать эту книгу?

- Нет, не надо. - Котел окончательно смутился. Он сел за ближайший стол и начал медленно просматривать каждую страницу книги, пытаясь найти на полях или в тексте рукописные замечания. Таких оказалось немало, большинство с матерком, но все они относились, как понял завхоз, к сюжету романа. Ничего, что могло бы оказаться записями Сопатого, завхоз не обнаружил.

Удрученный, он вернул книгу Братееву и без единой мысли в голове поплелся обратно в отряд. А там его уже ждал сюрприз.

Едва Котел отворил дверь в каптерку, как его встретил раскат хохота. Этот смех невозможно было спутать ни с каким другим. Такие звуки из своей глотки мог извлекать лишь один человек на зоне - блатной шестого отряда по кличке Колесо.

- ...а она: "Ты ж у меня первый!" Хренососка фигова! - давясь собственным гоготаньем рассказывал блатной. Ему, вольготно расположившись на стульях, внимал Пепел. Шмасти видно не было.

- А, вот и Котел пожаловал! - весело гаркнул Колесо. - Ну, заходи, чего на пороге застыл?

- А ты сам чего приперся? - неприветливо буркнул Исаков. - Или в шестом места не стало?

- Места полно! - не идя на конфликт, заверил блатной. - А тебе, вот, пахан зоны привет передает.

От былого веселья не осталось и следа, и Исаков понял, что Колесо забрел к нему в каптерку неспроста.

- И ему от нас тоже. - Кивнул завхоз.

Пепел, поняв, что он тут уже лишний, тихо скрылся за дверью. Игорь занял теплый, от задницы шныря, стул.

- Крапчатый спрашивает, нашел ли ты дневник? - блатарь сразу перешел к делу.

- Нет. - Без обиняков ответил Котел.

- Крапчатый будет недоволен. - Сообщил прогнозируемый результат посланец вора в законе.

- А я что, должен жопу себе рвать? - возмутился завхоз. - И так сегодня весь отряд на уши поставил!..

- Мы знаем. - Важно кивнул Колесо. - А если Крапчатый скажет - то и жопу себе порвешь, и очко подставишь.

Поспорить с этим было трудно, но Игорь нашел в себе наглость возмутиться:

- Будет за что, тогда и будем об этом базарить.

- Тоже верно. - Согласился визитер. - Токмо тогда базар короткий будет. Раз - и на каракалыгу!.. А пока, приколи-ка за свои дела.

- А фиг ли прикалывать? Покалякал с мужиками. Те мозги напрягли, вспомнили с кем эти двое кентовались. А толку? Что я пойду по отрядам с этими гутарить? В списке мужиков сорок.

- Ну, на этот счет не гоняй. Кому погутарить найдется. Было бы с кем... А где списочек-то?

Котел понял, что загнал сам себя в тупик. Заявив, что не будет разговаривать с людьми из списка он, тем самым признал, что список ему не нужен. Но, Исаков в этом был уверен, эта бумажка наверняка пригодилась бы куму.

- У меня. - Чуть холоднее, чем следовало бы, ответил завхоз. - А Крапчатому передай, что как только его Пепел перепишет, пришлю с кем-нибудь.

- А чего не сейчас? - с показной наивностью поинтересовался блатной.

- Почерк у меня плохой. Не разберешь. А Пепел вон, стенгазеты рисует.

- Ну, тогда, бывай! - Колесо встал. - И не кашляй, пока можешь!..

Дверь за блатарем захлопнулась, а Исаков все пытался понять, сможет он выбраться из этой трясины, или нет.

6.

Кулин и дачница.

Время до обеда пролетело быстро. Николай сделал несколько рейсов, колеся в окрестностях села, но мимо зоны сегодня его маршруты не пролегали. Лишь встретился в самом начале серый автозак, тот самый, или точно такой же, на котором Кулина доставили в монастырь.

- Эх, этапнички... - вздохнул Куль, провожая взглядом удаляющийся фургон в зеркальце заднего вида.

Эта встреча и определила ход мыслей бесконвойника на все время работы. Загружая свой ЗИЛок, ведя его по асфальтовым, бетонным и щебеночным дорогам, сваливая щебень, песок и картошку, Николай вспоминал свои первые дни в зоне. Все это настолько прочно врезалось в память, что Куль мог в любой момент как бы заново пережить все эти сцены и, одновременно, с высоты приобретенных уже знаний, смотреть на себя и свои действия со стороны.

Вот фургон остановился перед воротами зоны. Сквозь окошко Николаю тогда была видна лишь выщербленная кирпичная стена около которой хмуро прогуливались мужики в телогрейках. Кулину тогда и в голову не могла прийти, что это такие же зеки, как и то, что через каких-то три четверти года он и сам станет одним из бесконвойников.

- Давай! - раздался властный окрик. Водитель автозака снял машину с тормоза и та медленно покатила в сторону ворот. Те уже отворились по всю свою ширину и как Николай не выгибал шею, пытаясь разглядеть что ждет впереди, ему это не удавалось.

Мимо окошка проплыла створка ворот, за ней стена, такая же старая и кирпичная и как только в поле зрения показалась крашеная зеленым металлическая дверь, автозак дернулся и опять встал. Все вокруг было погружено в полумрак. Лишь слабенькая лампочка на потолке фургона, забранная металлической решеткой и заключенная в толстенное стекло плафона бросала на зеков тусклые отсветы, от которых лица этапников больше походили на устрашающие маски для омерзительного шабаша.

Солдат охранник практически никак не отреагировал на прибытие, разве что быстро забычковал очередную зековскую сигарету.

Хлопнула дверца кабины и Николай проследил глазами как лейтенант, выскочивший оттуда, зажав под мышкой стопу папок с личными делами этапников, быстро подошел к двери, постучал и скрылся за ней.

- Эй, служба! - крикнул кто-то из глубины автозака, - Чего стоим?

- Приехали. - протянул солдат.

- А фигли не выпускают? На зону хочу, на зону!

Охранник промолчал, но нетерпеливые зеки и не думали отставать. Услышав, что автозак уже прибыл, этапники подняли невообразимый гвалт:

- Отворяй калитку!

- Что ты там, говна объелся? Не слышишь?

- Кончай в уши долбиться! Почему не выпускают?

- Я тут париться не намерен!

А когда охранник индифферентно отнесся ко всем пожеланиям, один из зеков, как теперь понимал Николай, имевший за плечами больше одной ходки, крикнул:

- Мужики! Качай колымагу!

И Кулин увидел как это делается. Увидел, и сам принял участие, понимая, что от коллектива откалываться нельзя. Пусть даже за это последует наказание.

Все зеки, несмотря на тесноту вскочили и стали синхронно раскачиваться. Те, что стояли у стенок, разом наваливались на них всем своим весом.

- И раз! И раз! - задавал ритм шебутной зек.

Автозак ощутимо стал качаться.

- Эй! - солдат вскочил и направил на этапников дуло автомата. - Прекратить немедленно!

Но зеки не подчинились. Фургон уже слышно хлопал колесами по плитам арки и солдата мотало из стороны в сторону. Кешеры перекатывались, задевая ноги, кто-то, не удержавшись, свалился и теперь верещал как резаный, и на это все накладывалось размеренное: