Кузница №1 - Василий Казин

Впереди и вокруг было море. Оно колыхалось и могуче раскачивалось, как бы готовясь сбросить легионы белых волн, бегущих по его спине, и сотни военных судов, с орудиями смерти; оно напряглось, чтобы оборвать тысячи цепей, которыми люди приковали его к гранитным набережным.

Тут и там отсвечивали хребты валов, ныряющих в глубину с глухим фырканьем.

Марсель и Мартэн сели в шлюпку и скользнули в рычащую пасть моря и ночи.

Руки весел всплескивали, то уверенно и равномерно, то беспомощно, как утопающие. Шлюпка билась и трепыхалась, словно маленькое испуганное сердце в гигантских лапах косматых волн, а Марсель под брызгами зябко вздрагивала в ладони шлюпки.

Силуэты броненосцев чернели на фоне моря и ночи стальными глыбами скал, они вросли в море, и бури не качали их. Прожектор на сторожевом судне низвергал в пучины целые колонны ослепительного света, или тонкой огненной рукой шарил, ощупывая седые волосы гребней.

Стальной колос надвигался черной и мрачной массой, как осколок какой-то иной ночи, более черной и мрачной, чем эта, где еще дрожали тут и там над городом и водой неугаснувшие огни, и звезды покачивались в южном небе на золотых нитях лучей своих.

Дредноут приближался, закрывая небо и испуганные глаза вздрагивающих светил.

Он притянул к себе шлюпку, как магнит пылинку металла.

Они поднялись по трапу. Ее каблуки выбивали дробь по стальной палубе. Они спустились в люк. За ними захлопнулась железная дверь, люк проглотил их…

— Товарищи, наступает час великих дерзаний для всемирного труда! — с под'емом начала Марсель.

— Солнце — красное знамя угнетенных и эксплуатируемых всходит теперь из Московского Кремля, где Совнарком, это — железное сердце Рабочей Диктатуры, где радио от него и от III-го боевого Интернационала, звенящими, молниевидными птицами восстаний, летят и летят над миром, реют с призывным клекотом над каждой страною, над каждым измученным сердцем…

— Ни блокада всех темных сил, ни голод, грызущий селения и города, ни полярный холод не могут убить творчески-солнечную душу Республики Советов…

— На снежных полях России, тут и там прорываются красные знамена, как фонтаны пламени из-под пепла снегов.

— Россия, Россия!..

Так возбужденно говорила Марсель, хрупкая девушка, незаметная ткачиха, одна из миллионов работниц. Ее золотые волосы растрепались, они, как пряди огня, выбивались из-под ея убогой, исколотой шляпки, горели глаза, горело сердце под кофточкой с потертыми швами.

Она, как чудесный, невиданный цветок проросла и расцвела в одной из железных клеток военного корабля, где плотная стена матросов обступила ее, обдавая возбужденным дыханием от ее смелых, зажигающих речей, полных дерзаний и борьбы.

Она все говорила и говорила. Качался солнечный цветок, излучая свет, тепло и творческие порывы в каждую душу.

Мартэн стоял в кольце других матросов, напряженно согнувшись, как лук в момент спуска стрелы. Он готов был лететь сквозь стены стальной клетки судна, мчаться по вспаханному полю моря, вместе с бурей и молниями туда, где на снежных полях Республики Советов идет упорная, героическая битва за счастье всего человечества.

Рыжий Жак, с лицом заржавленным, как ком железной руды, сжал огромные кулаки, похожие на узлы якорных цепей. Он готов был все рвать и крушить, этот забитый денщик, у него и сейчас еще горела кровь на рыжей щеке, от удара своего господина мичмана, который сейчас там в офицерской кают-кампании, залитой ярким светом, где волновалась нежная музыка, где диковинные цветы мешают свое благоухание с тонким ароматом гаванских сигар, где хлопают пробки от шампанского и золотые искры танцуют по бокалам.

У кочегара Бертрана горели красные глаза, как куски раскаленного металла на пепельном лице, которое было сморщено и выпито невыносимым пламенем топок, его синяя блуза-матроска, прожженная во многих местах, заметно подымалась и опускалась на груди, он волновался не спуская взоров со светлых капелек пота, проступивших на лбу Марсели.

И много других черных угольщиков и светлокудрых матросов стояло в цепи и дальше вокруг, в каждом из этих сильных и крепких людей, погребенных в стальных трюмах военного чудовища, клокотал целый вулкан мыслей и чувств. Они жадно глотали слова, впивались в светлую девушку глазами, изъеденными жаром печей и соленых океанских ветров. Они видели, как белки ея глаз мечут искры и им становилась близкой и понятной та далекая страна Россия, где на снежных полях прорастают и прорываются иные искры — красные искры знамен.

Ее слова были сильны и убедительны как любовь.

Мартэн провожал Марсель.

Они прошли под гигантским орудием, которое как чудовищный стальной удав вытянулось, вознося свою пасть к звездному небу. Они миновали часового, он обернулся к ним спиною как бы не замечая их. Они стали спускаться к шлюпке.

Торжественно гудели струны радио на верху, в вечном неумолкающем разговоре с иными, таинственными мирами, через неимоверные пространства голубых небес.

Казалось, струны пели теперь иную песню, красную песню Труда, иная дрожь пробегала по их медным нервам, невидимыми волнами своих пульсаций соединяясь с сердцами миллионов рабочих всех стран.

Шлюпка игриво скользила по ночным волнам, она окрыленно неслась к приветным огням побережий и два окрыленных сердца летели в ней.

Буи тут и там весело отфыркивались от валов, заливающих их, встряхивая золотыми кудрями фонарей своих.

Море цвело. Весла становились серебряными, взрывая фосфорически-светящиеся струи. Капли брызг голубыми искрами горели на их одежде и лицах.

— Марсель, какое счастье нырять по волнам!

— Да, мой милый, товарищ!

Октябрьский ветер обдавал весенним ароматом Прованских взгорий. Он не сердился больше, это был южный, журчащий мистраль. И звезды в нем приветно покачивались на золотых нитях лучей, море и ночь ласково колыхались, они медленно раскачивались убаюкивая корабли и стебли вздрагивающих маяков.

Они пошли по извилистой уличке в кафе Безумных матросов, на улице Королевского Льва. Налетающий ветер больше не разлучал их.

Ее глаза — две большие капли морской воды, дрожали рябью улыбки и счастья.

Революция, обнявшая мир огненными крыльями восстаний, рождающая новую жизнь в тяжелых страданиях и муках, кладет на алтарь лучших детей Пролетариата.

Сколько их уже погибло на баррикадах, на красных фронтах, от эпидемий, недоедания…

За короткое время из наших немногочисленных рядов пролетарских писателей вырваны свежие творческие силы молодой пролетарской литературы.

Умер тов. Ф. И. Калинин, идеолог и практик пролетарской культуры…

Умер пролетарский беллетрист П. Бессалько…

Умерли пролетарские поэты С. Владимирова, Р. Глушицкий, А. Гуцевич, С. Заревой и А. Зарницын.

Все — талантливые и сильные духом товарищи…

Вечная память вам, сгоревшим в ярком пламени Революции…

Пролетариат, помня вас, пришлет в наши ряды новые кадры творцов грядущего Пролетарского Искусства…

Секция Пролетарских Писателей при Лито Наркомпроса.

I-Й ВСЕРОССИЙСКИЙ С'ЕЗД ПРОЛЕТАРСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ

На 10 мая в Москве созывается Первый Всероссийский С'езд пролетарских писателей.

Разбросанные по городам и глухим углам Советской Республики, отдающие свои силы, помимо литературы, — культурно-просветительным и политическим работам страны, рассеивая словом художника тысячелетнюю тьму народную, зажигая огни нового пролетарского творчества и винтовкой красноармейца в то же время отражая нападения белогвардейцев, пролетарские писатели не имели времени, места и сил подумать о своей неорганизованности, об улучшении своего жизненного положения, о выявлении своего взгляда на искусство прошлого и настоящего.

С переходом страны на мирное строительство, — Первый Всероссийский С'езд пролетарских писателей будет первым организационным начинанием писателей-рабочих.

Работающее в настоящее время организационное бюро по созыву съезда в составе: председателя бюро, тов. В. Кириллова, секретаря С. Обрадовича и членов тт. Самобытника, Герасимова, Сивачева, Волкова, Санникова, Казина и Александровского к предстоящему С'езду наметило следующие вопросы, разрешение которых имеет первостепенное значение:

1. Текущий момент и задачи пролетарской литературы.

2. Пролетарская литература и ее отношение к прошлым и современным течениям в искусстве.

3. Пути пролетарской литературы.

4. Отношение к Пролеткультам.

5. Издательское дело, и

6. Образование Союза пролетарских писателей.

Много и других организационных вопросов, давно назревших на местах, встанут остро на съезде и потребуют по укладу современной революционной жизни немедленного разрешения.